— А без судьи и присяжных она еще недостаточно доказана? — Осмотрительность решительно покинула Эндрю после первого обжигающего глотка из третьего стакана. — Их поймали на месте преступления, и от трупа никуда не деться.
Незнакомец осторожно поставил стакан с шерри на край стола и посмотрел на Эндрю с еще большим любопытством.
— Вы имеете в виду контрабандистов и вменяемое им в вину убийство? — спросил он.
Эндрю засмеялся.
— Вменяемое в вину? — закричал он. — Да оно явное!
— Человек невиновен, пока его вина не доказана, — пояснил маленький человек, как будто повторяя хорошо затверженный урок.
— Тогда надо ждать до второго пришествия, — пробормотал Эндрю, неожиданно с горечью ощутив божескую несправедливость. Он — невиновный — страдал от преследований, а они… — Вам не найти в Льюисе присяжных, которые бы признали их виновными. — Он обвел рукой гостиную. — Они все замешаны, — сказал он, — из страха или ради денег. Если бы вы обыскали склеп церкви Саутховер, то и там нашли бы бочки, а священник закрывал бы на это глаза. Думаете, ему хочется потерять весь свой приход, а может, и отведать кнута у одной из своих колонн? Если хотите покончить с контрабандой, надо забыть о правосудии… Еще стаканчик?
— Если позволите, я немного подожду. — Незнакомец подвинулся так, чтобы весь свет от масляной лампы падал на лицо его собеседника.
Надо быть поосторожней, подумал Эндрю, не стоит больше пить. Однако он определенно не был пьян. Он видел все окружающее совершенно отчетливо, а его мысли были ярче обыкновенного. Он жаждал человеческого общения и получил его, он с трудом справился с желанием обнять за плечи маленького человека, сидящего напротив. Он так мечтал поговорить с кем-нибудь, кто бы ничего не знал о его прошлом и не стал бы обращаться с ним ни любезно, ни презрительно, а слушал бы его так же уважительно, как и любого другого человека.
— Хотите еще стаканчик? — спросил незнакомец натянуто и робко, как будто не привык угощать.
— Как вас зовут? — быстро спросил Эндрю, гордый своей хитростью.
— Мистер Фарн, — не без колебаний ответил тот.
— Фарн, — медленно проговорил Эндрю, размышляя над именем. Оно, без сомнения, было подлинным. — Спасибо, — сказал он. — Выпью.
Когда он выпил, мир показался ему гораздо лучше, чем он долгое время о нем думал. В нем была дружба и Фарн, который без насмешки слушал его и ни разу не напомнил об отце.
— Вы, наверное, не знали моего отца? — с надеждой спросил он.
— Не имел удовольствия, — ответил мистер Фарн.
Эндрю засмеялся. Мистер Фарн был идеальным товарищем, у него было чувство юмора.
— Удовольствия! — Он скорчил рожу. — Вы не могли его знать.
— Как его звали? — спросил мистер Фарн.
— Так же, как меня, — со смехом парировал Эндрю. Ему показалось, что объединенные в предложение четыре слова — квинтэссенция остроумия и осторожности, ведь ясно, что он не должен раскрывать своего имени мистеру Фарну.
— А как? — спросил мистер Фарн.
— Авессалом, — пошутил Эндрю.
— Простите, я слегка туговат на ухо.
— Авессалом, — повторил Эндрю. Мистер Фарн, святая простота, все принимал всерьез. Горя желанием развить такую превосходную шутку, Эндрю порылся в карманах в поисках клочка бумаги и карандаша, но не нашел ни того, ни другого. У мистера Фарна, однако, они были. — Я напишу свое имя, — сказал Эндрю. Он написал: — Авессалом, сын царя Давида.
Мистер Фарн вдруг перестал смеяться. Он уставился на клочок бумаги перед собой.
— У вас весьма любопытные заглавные буквы, — сказал он.
— Длинные хвостики, — ответил Эндрю. — Я всегда любил женщин. — Он огляделся. — Неужели здесь нет ни одной женщины, на которую стоило бы посмотреть? — сердито выкрикнул он. — Здесь нет ни одной, мистер Фарн. Пойдемте в город.
— Женщины меня не привлекают, — холодно заметил мистер Фарн.
— Есть одна, которая бы привлекла. — Эндрю серьезно и грустно посмотрел на него. — Вы когда-нибудь видели святую в окружении белых птиц? И в то же время женщину, которая, понимаете, могла бы осчастливить мужчину. Но она слишком хороша для этого. Не смейтесь. Я не шучу. Я зову ее Гретель. Не думаю, что какой-либо мужчина когда-нибудь тронет ее.
— Вы очень странный молодой человек, — заметил мистер Фарн. Эндрю привлекал к себе внимание. На них смотрели. Несколько человек притиснулись поближе, какая-то толстуха начала пронзительно и непрерывно смеяться.
— Вы мне не верите, — сказал Эндрю. — Но вы бы поверили, если бы увидели ее. Хотя я покажу вам. Дайте мне карандаш и бумагу, я ее нарисую.
Высокий мужчина с разболтанными членами и жалкой бородкой начал расчищать место на столе.
— Смотрите, люди добрые, — сказал он. — Здесь художник, он собирается нарисовать нам женщину, конфетку, а не женщину.
— Где бумага и карандаш? — спросил Эндрю.
Мистер Фарн покачал головой.
— Вот карандаш, — сказал он. — Не могу найти бумагу. Она, должно быть, упала на пол.
— Не грусти, дорогуша, — подала голос толстуха. — Эй, Джордж, принеси немножко бумаги, — попросила она официанта умоляющим тоном.
— Любая бумага сойдет! — закричал Эндрю, ободренный вниманием к своей персоне. Ему нашли старый конверт и притиснулись ближе. Мистер Фарн, однако, стоял немного поодаль. Эндрю опустился на колени у стола и попытался унять дрожь в руке.
— Только, чтоб ничего неприличного! — сквозь смех выкрикнул официант.
— Эй, принеси мальчику виски за мой счет, — сказала толстуха. — Это тебе поможет, дорогуша. А теперь покажи нам свою маленькую подружку.
Эндрю осушил стакан и взялся за карандаш. Прямо перед собой он увидел лицо Элизабет, белое, неподвижное и гордое, каким он впервые увидел его, когда она направила ружье ему в грудь. Он знал, что они смеются над ним, но надо только показать им это лицо, и они замолчат и поймут. Он неловко держал карандаш в пальцах.
С чего начать? Он никогда в жизни не рисовал, но если он так ясно видел ее, это должно было быть несложно. Он решил сперва нарисовать свечи с их желтыми огоньками.
— Она слегка смахивает на палец, не так ли, дорогуша? — сказала толстуха. — Где у нее руки?
— У нее не только рук не хватает. — Разболтанный тип над головой Эндрю подмигивал, скалился и делал непристойные жесты пальцами. — Дайте ему еще выпить.
— Это не она, — сказал Эндрю. — Это свечи. А теперь я нарисую ее. — Он сделал несколько штрихов карандашом, а затем положил голову на руки и заплакал. — Не могу, — сказал он. — Она не выходит. — Ее лицо удалялось от него все дальше и дальше. Вскоре остались только огоньки свечей. — Не уходи, — вслух взмолился он.
Он слышал их смех вокруг себя, но не поднимал головы и не открывал глаз, пытаясь вернуть исчезающий образ. «Боже правый, — подумал он, — я не могу даже вспомнить, какие у нее локоны. Я, должно быть, пьян».
— Не унывай, дорогуша, я остаюсь, — сказала толстуха и, хихикая, склонилась над ним. От нее разило виски, и этот запах, как длинная пелена, заслонил от него то, что он искал.
Эндрю вскочил на ноги.
— Я не знаю, что со мной такое, — сказал он нетвердо. — Ничего сегодня не ел. — Он слегка покачивался. — Принесите мне сэндвичей. — Он поискал в карманах и ничего не нашел. Он потратил свой последний пенни. — Ничего не надо, — сказал он и двинулся к двери. Его охватило смутное чувство стыда. Он попытался привести Элизабет в эту компанию и получил по заслугам. Этот смех замарал саму мысль о ней. — Уймитесь вы, черт побери! — закричал он.
Холодный воздух улицы ударил ему в голову, как будто это был еще один стакан спиртного. Тротуар заходил у него под ногами, он прислонился к стене, чувствуя тошноту, усталость и стыд. Он закрыл глаза, чтобы не видеть качающейся улицы.
Спокойный, сдержанный голос мистера Фарна прозвучал из темноты.
— Очень глупо, молодой человек, — сказал он, — пить на пустой желудок.
— Отстаньте от меня. — Эндрю махнул рукой в направлении голоса.
— Вам бы надо пойти и немного поесть, — сказал мистер Фарн.
— Ладно, только отстаньте от меня.
— У вас есть деньги? — упорствовал мистер Фарн.
— Нет, черт побери. Не лезьте не в свое дело. — Эндрю открыл глаза и хмуро посмотрел на мистера Фарна, который стоял, глядя на него в замешательстве.
— Я не хотел вас обидеть, — сказал мистер Фарн. — Вы пообедаете со мной, мистер Авессалом?
Сам того не желая, Эндрю рассмеялся. «Этот легковерный дурак, — подумал он, — и вправду считает, что я Авессалом».
— Я готов, — сказал он, — если вы согласны поддерживать меня под руку, ноги ослабли. Все из-за голода. — Он понял, что идет по Хай-стрит, поддерживаемый твердой рукой. У паба трое копьеносцев с Боу-стрит в красных жилетах с высокомерным презрением проводили их взглядом. — В этом городе полно красногрудых малиновок, — скривившись, заметил он.
— Сессия, — сказал мистер Фарн. Они на минуту задержались перед прямоугольным зданием, над одним из окон которого богиня правосудия держала неизменные весы. — Вот здесь и будут судить ваших друзей-контрабандистов, — сказал мистер Фарн.
Эндрю стряхнул его руку и повернулся к нему.
— Каких, к черту, друзей? — возмутился он. — Они мне не друзья.
— Это только так, для красного словца, — возразил мистер Фарн.
— По мне, так можете их всех повесить! — воскликнул Эндрю, на минуту протрезвев от кольнувшего его подозрения.
— Надеемся на это, — мягко сказал мистер Фарн. Он обнял Эндрю за плечи. — Я квартирую как раз напротив, в «Белом олене», — сказал он. — Так вы со мной пообедаете?
Эндрю посмотрел на свою грязную одежду.
— Пьяный, грязный, — сказал он и добавил со смехом, стесняясь своего жалкого состояния, — и чертовски голодный.
— У меня отдельная комната, — подбодрил мистер Фарн и вкрадчиво добавил: — Там готовят хороший бифштекс.
— Ведите меня туда, — сказал Эндрю. Он обхватил голову руками. Ему внезапно очень захотелось, чтобы она прояснилась. Что он наделал, согласившись обедать с Мистером Фарном? Что он ему рассказал? «Надо быть поосторожнее», — подумал он, и при образе этого слова, которое, казалось, неделями преследовало его, ему снова отчаянно захотелось покоя, в котором не будет места осторожност