— Ты получил ее, Боггли. Молодец, парень. Молодец!
Но я лишь улыбнулся Бигги:
— Это она получила меня, Меррилл.
— Мои поздравления вам обоим, — сказал он, что заставило Бигги улыбнуться. Он выглядел таким замерзшим и несчастным, что мы засунули его под одеяло к себе, согревая уютным теплом постели и прижимаясь к нему с обеих сторон, когда его начала бить безудержная дрожь. Так мы обнимали его, пока он не начал потеть и пытаться делать какие-то телодвижения, утверждая, что ему будет куда комфортнее, если он повернется лицом к Бигги, а не ко мне.
— Я в этом не сомневаюсь, Меррилл, — сказал я. — Но поверь мне, что тебе лучше лежать так, как сейчас.
— Его руки уже совсем отогрелись, — подала голос Бигги. — Я это отлично чувствую.
Позже его руки были заняты баранкой. Пока Бигги и я кормили его апельсинами с заднего сиденья, Овертарф гнал свой «Зорн-Витвер-54» по хрустящей снегом главной улице Капруна. На ней больше никого не было, кроме спешившегося — чтобы согреться — почтальона, который шагал рядом с почтовыми санями и уговаривал лохматую лошадку, чье теплое дыхание вырывалось наружу, словно выхлопные пары дизеля. Высоко вверху солнце нагрело корку ледника, но деревушки в долине оставались замерзшими до позднего утра, слой серебряной пыли лежал на всем. А воздух казался таким холодным, что дышать можно было лишь с большой осторожностью, маленькими глотками. Капрун сковал такой лютый холод, что, если бы мы дунули в рожок, дома дали бы трещины.
У гостиницы для лыжников мы с Мерриллом дожидались, пока Бигги закончит свои дела, наблюдая за растущим на крыльце числом лыжников мужского пола, которые поглядывали на нас сверху вниз. Который из них Билл? Они все выглядели одинаковыми.
— Ты бы лучше впустил немного воздуха, — поморщил нос Меррилл.
— Зачем?
— Затем, что ты воняешь, — фыркнул Меррилл. Да! На мне остался густой медовый запах Бигги! — И в машине тоже воняет, — пожаловался Меррилл. — Черт возьми, все вещи пахнут так, как если бы они только что трахнулись.
Лыжники с крыльца внимательно осматривали Меррилла, полагая, что он и есть главный виновник.
— Если они на нас нападут, — предупредил меня Меррилл, — не думай, что я собираюсь отвечать за то, чего не делал. — Но они только взирали на нас с высоты; несколько женщин-спортсменок вышли на крыльцо, и теперь они тоже толклись на нем.
Затем появился гладкий, аккуратный мужчина, постарше остальных, который уставился на «Зорн-Витвер-54», словно это был пустой танк.
— Это тренер, — сказал я, когда он спустился с крыльца и приблизился к окошку машины Меррилла — пластиковым шторкам, застегивающимся на манер детских непромокаемых штанишек. Меррилл расстегнул их, и тренер просунул внутрь свою голову.
В очередной раз полагая, что никто, кроме него, не говорит по-немецки, Меррилл произнес:
— Добро пожаловать в вагину, — но тренер, кажется, не расслышал.
— Что это за машина? — спросил он. Его лицо напоминало лица футболистов на старых обертках для жевательной резинки. Все они были в шлемах, поэтому их головы казались одинаковыми, а может, эти шлемы были у них вместо голов.
— «Зорн-Витвер-54», — ответил Меррилл. Тренеру это ни о чем не говорило.
— Такую теперь не часто увидишь, — сказал он.
— И в пятьдесят четвертом такую можно было увидеть не чаще, — заметил Меррилл.
Бигги спускалась с крыльца с голубой фирменной сумкой авиакомпании, сумкой с эмблемой лыжной команды США и огромным пальто из бобрика. Один из членов команды нес ее лыжи. Я вылез наружу, чтобы открыть для нее дверцу машины. Интересно, этот с лыжами и есть Билл?
— Это Роберт, — представила его Бигги.
— Привет, Роберт.
— Что это за машина? — спросил Роберт. Тренер подошел к багажнику.
— Какой большой багажник, — удивился он. — В наше время таких уже не делают.
— Нет.
Роберт пытался решить, каким образом ему пристроить лыжи Бигги на багажнике машины.
— Я никогда не видел такую большую подставку для лыж, — сказал Роберт.
— Это не подставка для лыж, идиот! — неожиданно громко одернул его тренер.
Роберт выглядел обиженным, а Бигги подошла к тренеру.
— Пожалуйста, не беспокойся, Билл, — сказала она.
Так это тренер был Биллом!
— Я вовсе не волнуюсь, — возразил он и направился обратно к гостинице. — У тебя есть «Руководство для летних упражнений»? — спросил он.
— Ну конечно.
— Я должен написать твоим родителям, — сказал он.
— Я и сама могу это сделать, — возразила Бигги.
Билл остановился и повернулся к нам.
— Я не знал, что их двое, — сказал он. — Который из них?
Бигги показала на меня.
— Здравствуйте, — поздоровался я.
— До свидания, — ответил мне тренер по имени Билл.
Я и Бигги сели в машину.
— Мне нужно остановиться у гостиницы «Фореллен», — сказала она, — где живет французская команда.
— Au revoir? — спросил Меррилл.
— Во французской команде есть девушка, у которой я собиралась остановиться, — пояснила она. — Во Франции она должна была взять меня к себе домой.
— Какой восхитительный шанс выучить язык, — проворчал Меррилл. — Культурный шок, так сказать…
— Заткнись, Меррилл, — попросил я его. Бигги выглядела грустной.
— Ничего страшного, — сказала она. — Все равно эта девушка никогда особенно мне не нравилась. Я думаю, это было бы ужасно.
Так что нам пришлось подождать Бигги у «Фореллен» и быть подвергнутыми такому же пристальному вниманию со стороны мужской части французской команды. Они все перецеловали Бигги, когда она вошла в гостиницу, и теперь пристально разглядывали «Зорн-Витвер-54».
— Как сказать по-французски «Что это за машина?»? — спросил у меня Меррилл, но ни один из лыжников не приблизился к нам, а когда Бигги вышла на крыльцо, они все перецеловали ее снова.
Когда мы уже тронулись, Меррилл поинтересовался у Бигги:
— А как насчет итальянской команды? Поедем попрощаемся и с ними. Мне всегда нравились итальянцы, — но Бигги выглядела расстроенной, и я пихнул Меррилла в спинку сиденья.
Пока мы ехали через Зальцбург, он все время молчал; на автобане до Вены старенький «Зорн-Витвер-54» скользил легко, словно паук по стеклу. Бигги позволила мне взять себя за руку, при этом прошептала:
— Ты пахнешь странно.
— Это тобой, — прошептал я в ответ.
— Я знаю. — Но, видно, мы шептались недостаточно тихо.
— По-моему, это отвратительно, — заявил Меррилл. — Чтобы в такой старинной машине так воняло! — Поскольку мы не ответили на его реплику, он не открывал рта до самого Амстеттена. — Ну что ж, — произнес он, — надеюсь встретить вас в Вене. Может, мы даже сходим вечером в оперу, если у вас найдется время…
Я поймал выражение его лица в зеркальце обозрения, хватило быстрого взгляда, чтобы убедиться, что он говорил серьезно.
— Не болтай ерунды, Меррилл, — возразил я. — Конечно же ты будешь видеться с нами. Каждый день. — Но он молчал и, кажется, не поверил мне.
Бигги не могла спокойно видеть, как он впал в свойственное ему уныние. Она всегда отличалась отзывчивостью.
— Если ты снова намочишь свою постель, Мер-лл — сказала она, — ты всегда можешь прийти и погреться с нами.
— Да, кстати, насчет запаха, — сказал я.
— Да? — подхватил Меррилл.
— Когда ты примерзнешь к собственной моче, то мы отогреем тебя, Меррилл, — сказал я.
Я видел, как он встретился взглядом с Бигги в зеркальце.
— Если бы я об этом думал, то мочился бы каждую ночь, — буркнул он.
— Вы живете вдвоем? — спросила нас Бигги.
— Жили когда-то, — ответил Меррилл. — Но там слишком тесно, поэтому я буду уходить каждый вечер, чтобы оставлять вас вдвоем.
— Нам не надо быть вдвоем так часто, — сказала Бигги, наклоняясь вперед и дотрагиваясь до его плеча. Она обернулась ко мне немного напуганная, как если бы и вправду имела это в виду. Мы должны гулять толпой, быть вдвоем — слишком серьезно.
— С тобой не так уж и весело, — сказал мне Меррилл. — Ты ведь влюблен, — добавил он. — А это совсем не весело…
— Нет, он совсем не влюблен, — возразила Бигги. — Мы совсем не влюблены. — И она посмотрела на меня, словно искала одобрения, как бы спрашивая: «Ведь правда нет, да?»
— Конечно же нет, — сказал я, но я нервничал.
— Конечно же да, — проворчал Меррилл. — Ты несчастный недоумок… — Бигги посмотрела на него, пораженная. — Господи, и ты тоже, — сказал он ей. — Вы оба влюблены по уши. И я не хочу иметь с вами дело.
Слава богу, он сделал нам это маленькое одолжение — мы почти не видели его в Вене. Его шутки задели нас за живое: он дал нам понять, насколько фальшива наша игра в несерьезность. Потом он двинул в Италию на своем «витвере», чтобы встретить там раннюю весну; он прислал нам по почтовой открытке каждому. «Заведите интрижку, — гласили они. — Оба. С кем-нибудь еще». Но Бигги была уже беременной.
— Я думал, у тебя есть эта проклятая штучка, — сказал я ей. — IUD[21]?
— IUD? — повторила она. — IBM, NBC, CBS… [22]
— NCAA[23], — добавил я.
— USA, — отозвалась она. — Ну да. У меня она была, черт бы ее побрал. Но это была всего лишь штучка, не более того…
— Она что, выпала? — спросил я. — Они же не могут ломаться, верно?
— Я даже не знаю, как эта штуковина действовала.
— Она явно никак не действовала.
— Но ведь она там была.
— Может, она провалилась куда-то внутрь? — спросил я.
— Господи…
— Возможно, ребенок держит ее в зубах?
— Или она застряла у меня в легких. — Но позже она встревожилась: — Ведь она не должна повредить ребенку, правда?
— Я не знаю.
— Может, она застряла у него внутри, — сказала она. И мы попытались представить себе это: пластмассовая недействующая спиралька рядом с крошечным сердцем. Бигги начала плакать.