Старшина сидел на деревянном стуле, руки скручены назад, маскхалат разорван и в бурых пятнах.
– Бумаг при тебе никаких нет, – чуть наклонился офицер, – но судя по всему, ты диверсант. Звание, фамилия, номер части?
– Да пошел ты, – прохрипел Дим, вслед за чем загремел на пол вместе со стулом.
– Ферфлюхтен швайн! – вытер руку надушенным платком эсэсовец и кивнул солдату. Тот привел пленника в исходное положение.
– Повторяю вопрос, – сжал он тонкие губы.
В ответ Дим харкнул кровью на пол, за что получил второй удар в челюсть. Когда туман в голове рассеялся, он услышал разговор из которого понял, что оберст предлагает его немедленно расстрелять, а эсэсовец посадить под замок, чтобы утром допросить еще раз, а затем повесить. Мнение последнего оказалось решающим, был вызван конвой, и старшину вытащили на улицу. Там, подталкивая в спину, егеря (Дим определил это по кепи и нашивкам) повели его вдоль улицы, и по дороге пленник успел мельком оглядеть окрестности.
Место, где его допрашивали, было венгерским селением с костелом, внизу угадывался Балатон, а вверху чернела кромка леса.
Миновав небольшую, заставленную машинами площадь, егеря втолкнули Дима в стоящий на окраине сарай, за спиной хлопнула дверь, потом громыхнул засов.
Сделав несколько шагов вперед, моряк обессилено прижался к стене, прислушиваясь. За ней мерно прохаживался часовой, где-то далеко выла собака.
Несколько обвыкнув в темноте, Дим сполз на пол. В противоположном конце светлело забранное решеткой окно, сарай был срублен из бревен, пол бетонный. Но сдаваться он не хотел и попытался освободить связанные за спиной руки. Это не удалось, хотя под напряжением крепких мышц сыромятный ремень затрещал, и тогда старшина применил известный ему метод – обучили в парашютном батальоне.
Опершись спиной о стену, он приподнялся на полусогнутых ногах, пропустил кисти под узкий зад, и в следующее мгновение они оказались спереди.
– Что и следовало доказать, – прошептал Дим, растирая их и восстанавливая кровообращение.
Когда в кончиках пальцев закололо, он проверил их подвижность, вслед за чем скользнул к двери. В ней были щели. Прижавшись к одной лицом, разведчик затаил дыхание. Вскоре за ней возник часовой, щуплый и невысокого роста.
– Мозгляк, – промелькнула в голове, – задавлю сразу.
Но как его заставить войти внутрь? В этом была проблема. Спустя пару минут мозг выдал решение.
– Ты вонючая свинья! – четко сказал Дим в щель по-немецки, когда солдат появился снова.
– Вас – вас? – не понял тот и приблизился к двери.
– И Гитлер свинья! – еще громче выдал Дим, наблюдая за реакцией часового.
Она последовала незамедлительно. Грязно выругавшись, часовой сдернул с плеча карабин и загремел засовом, намереваясь измордовать пленного. А как только переступил порог, забился в стальной хватке облапившего его Дима. Через секунду шея егеря хрустнула (старшина тихо опустил обмякшее тело на пол), сдернул с него пояс со штыком и подсумками, а также поднял оброненный карабин.
– Порядок, – щелкнув затвором, проверил в нем наличие патронов, а потом прислушался. Вокруг было тихо.
Затем, приоткрыв скрипнувшую дверь, старшина выполз наружу, огляделся по сторонам, вскочил и бросился вверх по склону к лесу. У первых высоких сосен, заполошно дыша, он свалился на прошлогодний слой хвои, но, пересилив себя, встал и побежал дальше.
Спустя минут двадцать, когда Дим был в добром километре от селения, с его стороны в небо унеслись несколько ракет, а затем рыкнул пулемет, расчертив темноту трассерами.
– Очухались, – наклонившись, зачерпнул он ладонью стоячей воды из бочажины и плеснул в разгоряченное лицо. На нем сразу же заныли ссадины.
Когда забрезжило хмурое утро, старшина все еще шел на восток, туда, где едва слышно гудело.
На вторые сутки Дим набрел на двух фельджандармов, дежуривших на лесной дороге. Примкнув к карабину штык, он подполз к ним почти вплотную и влепил старшему с бляхой на груди пулю в лоб, а второго, выпрыгнув из кустов, пропорол штыком насквозь. Сдернув с фельдфебеля ранец и прихватив «шмайсер» с запасными магазинами, Дим замелькал меж деревьями и, отойдя подальше, исследовал содержимое ранца. Там были запасное белье, шерстяные носки и «ролленкорд», а еще сухой паек в фольге, чему моряк отдал должное.
Подкрепившись, он переобулся, натянув трофейные носки, сунул карабин с ранцем в расщелину, после чего с новыми силами двинулся в путь, чутко прислушиваясь к лесным звукам.
Спустя еще два дня, старшина вышел на передовой дозор наших войск, который доставил его в штаб полка к какому-то майору с шевроном НКВД на рукаве гимнастерки.
– Ты кто такой? – задал вопрос контрразведчик, а когда Дим рассказал, оглядел доставленного с сомнением.
– Не похож, у тебя все немецкое. Может, власовец?
– Какой власовец? – обиделся старшина. – Свяжитесь с командованием моей бригады и проверьте.
– Непременно, – ответил майор. – А пока я тебя задерживаю. – И вызвал двух мордоворотов с автоматами.
К вечеру все выяснилось, а утром Дим был в родной бригаде.
– Во! Явление Христа народу! – обрадовался начальник разведки. – А мы тут тебя уже отпели. В смысле помянули.
– А ребята вернулись?
– Да. И доставили «языка» точно к сроку.
Затем последовал вопрос, как старшина отбился от немцев. Вонлярский вкратце рассказал, опустив, что побывал в плену. Себе дороже. Так ангел спас Дима в третий раз. А может и не он. Кто знает?
Глава 10. Огонь, вода и…трубы канализации
«…2 февраля 1945 года возглавив операцию по захвату контрольного пленного на дамбе, товарищ Вонлярский, отличавшийся смелостью и мужеством, с возгласом «Вперед, черноморцы!» увлек бойцов вперед, забрасывая гранатами вражеские траншеи, и там со своей группой захватил «языка».
При последнем штурме Будапешта 11 февраля тов. Вонлярский подорвал два миномета противника с их расчетами и взял в плен 10 немецких и 80 мадьярских солдат.
Подписи: Командир взвода разведки лейтенант Абдуллаев, начальник штаба 305-го батальона морской пехоты капитан Дзень.
(Из боевой характеристики)
Последний декабрьский день уходящего 44-го Дим встретил на дамбе, идущей от Южного железнодорожного моста в Будапеште. Сложилось так, что 83-я бригада морской пехоты в сражение за столицу Венгрии вступала не единым соединением, а отдельными подразделениями. Ибо не только ее батальоны, но и артиллерийские дивизионы первое время действовали на различных участках фронта. И лишь к концу декабря командиру бригады удалось собрать большую часть своих сил в Будафоке.
Несколько батальонов сравнительно тихо на бронекатерах с острова Чепель переправились в Буду. Сюда же на рубеж южнее железнодорожной насыпи подошли бригадные роты разведки, автоматчиков и саперов, а вслед за ними подтянулся артдивизион 76-мм орудий вместе с минометчиками.
За несколько дней до этого, а именно 29 декабря, чтобы избежать ненужного кровопролития, советское командование предложило окруженному гарнизону вполне приемлемые условия капитуляции. Всем сдавшимся немцам были гарантированы безопасность, раненым – медицинская помощь, а венграм, кроме того – немедленный роспуск по домам. Целую ночь и утро установленные на переднем крае громкоговорители передавали на немецком и венгерском языках это предложение.
В установленный ультиматумом срок с нашей стороны прекратили огонь, и к немецким позициям направились советские парламентеры. Со стороны 2-го Украинского фронта ими выступали капитан Миклош Штейменц, младший лейтенант Кузнецов и сержант Филимоненко. Однако едва их автомобиль с белым флагом приблизился к немецким позициям в Пеште, оттуда загремели выстрелы. Капитан с сержантом были убиты, а младший лейтенант тяжело ранен.
Таким же образом гитлеровцы поступили и с парламентерами 3-его Украинского фронта в Буде капитаном Остапенко, старшим лейтенантом Орловым и старшиной Горбатюком. Доставив их в штаб, от капитуляции отказались, а когда парламентеры отправились назад, капитана расстреляли в спину. Орлов и Горбатюк чудом остались живы.
…В течение трехдневных почти непрерывных боев, соединению удалось занять Южные районы города – Будафок, Альбертфальва и Келенфельд, имея впереди насыпь, именуемую у моряков «дамбой», но на четвертые сутки боеприпасы истощились, немцы поднялись в контратаку, и бригада, смешавшись, отступила на исходные позиции. Такого в ней не случалось давно, на место примчался осатаневший комбриг и, лаясь по-черному, лично повел ее в новое наступление.
– Ур-ра!! – загремело в цепях атакующих, среди шквала огня, дыма и всплесков разрывов.
Дим, как обычно в таких случаях, орудовал «дегтяревым», ловя взглядом мелькающую впереди папаху и одухотворяясь, ребята тоже вняли ласковым командирским словам и обещаниям.
Несколько продвинувшись вперед, они захватили ранее оставленный плацдарм, но вражеский огонь усилился, и пришлось залечь в воронках среди развалин и за разбитой техникой перед проклятой дамбой. При этом Дима ранило третий раз, в ногу. Но выходить из боя он не стал, перевязав рану индивидуальным пакетом.
За дамбой, ощетинившейся противотанковыми ежами, колючей проволокой и огневыми точками, начинался склон господствующей над местностью горы Геллерт с минными полями и глубоко эшелонированной обороной. Взять такую крепость наскоком означало положить бригаду, к чему полковник отнесся с пониманием и срочно потребовал «языка» для получения сведений о системе укреплений.
Новый командир разведчиков Витя Калганов, обосновавшийся в подвале кондитерской фабрики, подумал и выдал нетрадиционное решение, чему предшествовало получение им от своих орлов схемы немецкой канализации. Те ее нашли в полуразрушенной насосной и тут же притащили старшему лейтенанту.
– Во, – исследовав документ, затянулся он цигаркой. – Пойдем за фрицем по трубам. Они ведут к горе и дальше в город.