Застывшие в ступоре кумовья открыли рты, а когда лежавший на дороге зашевелился, шаря рукой за поясом, Передрей схватил валявшийся рядом карабин за ствол и, просеменив к бандиту, широко размахнувшись, опустил ему приклад на голову. Та хрустнула, заливаясь кровью.
Между тем в глубине леса один за одним хлестнули еще два выстрела, а спустя минут пять, тяжело загребая ногами, на обочину выбрел Дим с «вальтером» в руке и прислонился к телеге.
– Нэ спиймав? – бросились к нему старики.
– Нет, – качнул головой Дим, он застрелил третьего у болота.
– А утой, шо с финкой в горли, бывший староста з Синельниково, – ткнул корявым пальцем Илько в сторону трупов.
– Вишав людэй и палыв сэла, – добавил Передрей. – Казалы шо втик з нимцями. А вин ость тут, стэрво поганэ. Шо будэмо з нымы робыть, Жора?
– Я думаю, оттащить в лес и не болтать, – сунул пистолет в карман Дим. – А то понаедет НКВД, что да как? Оно вам надо?
– Ни, – переглянулись деды. – Цього нам нэ трэба.
– Ну, вот и мне тоже. – Пошли, уберем эту падаль.
После того, как оттащив бандитов в чащу все трое вернулись назад, Дим срубил топором разлапистую ветку ели и, действуя той как метлой, уничтожил на песке все следы крови.
Когда же пройдя чуть вперед, швырнул ее в сторону, обратил внимание на едва заметный след рубчатых шин, ведущий с обочины к расцвеченным красными ягодами зарослям гледа. Там на небольшой полянке стоял хорошо знакомый ему немецкий «Цундап» с закрытой кожаным фартуком люлькой.
– Вот это находка! – удивленно протянул Дим, а затем пощупал мотор. Тот был чуть теплый. При более детальном осмотре в багажнике и патронных коробках обнаружились пять пар хромовых ботинок, два рулона мануфактуры и картонная упаковка одеколона.
«Не иначе где-то подломили магазин», – мелькнуло в голове Дима.
Потом, заведя мотоцикл и послушав как тот работает, он удовлетворенно хмыкнул, сел в пружинное седло и задом выехал на дорогу.
– Нашел их транспорт, – подрулил к говорившим о чем-то кумовьям. Те с интересом воззрились на машину.
– Ото ж воны гады издылы по дорогам и грабувалы, – нахмурился Передрей.
– Точно, – кивнул Илько капелюхом.
Спустя час, загнав телегу и «Цундап» во двор, они выгрузили бревна и сделали вторую ходку для Илька. Она прошла без приключений
– Ну вот, – сказал Дим, когда вечером все трое, пропустив по чарке самогона, подкреплялись кулешом и яичницей, приготовленными бабой Ганной. – Теперь можете ездить в лес за дровами без опаски.
– Щирой ты души чоловик, Жора, – прочувствованно взглянули на Дима старики, после чего Илько набулькал из четверти еще по чарке.
Когда ужин закончился, и кумовья задымили цигарками, Дим вышел во двор и вскоре вернулся с двумя парами обуви и рулоном подмышкой.
– Это вам от меня, – вручил старикам ботинки, а бабке ситец.
– Те, переглянувшись, крякнули и довольно засопели носами, а Ганна погладила ткань похожей на куриную лапку рукой и прослезилась.
…Утром, едва засерел рассвет, Дим завел мотоцикл, прогрел мотор и распрощался с радушными хозяевами.
– Так кажэшь служыв при штабе? – хитро прищурился Передрей напоследок.
– Ну да, отец, – чуть улыбнулся старшина. – В хозроте.
Потом он уселся на мотоцикл, врубил скорость, и «Цундап», порыкивая мотором, выехал на улицу.
– Хай тоби щастыть,сынку, – мелко перекрестила Ганна исчезающую в легкой дымке темную фигуру.
Глава 5. На берегах Славутича
«Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет, ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по зеленому миру…»
(Из «Вечеров на хуторе близ Диканьки)
Вырулив за околицей на грунтовку, Дим минут десять петлял по ней, а потом свернул на старый шлях, ведущий в сторону Днепропетровска. О нем ему рассказали кумовья, а еще старшина выяснил, как найти Синельниково. Про райцентр он спросил «между прочим», мол, если приятеля не окажется в областном городе, наведаюсь туда, к его сельским родственникам.
Ровно гудел мощный мотор, отсчитывая километры, в лицо упруго бил ветер. Когда вдали замаячили окраины райцентра, что Дим определил интуитивно, он обогнал молодую дивчину на телеге, подвернул к обочине, слез с седла и, не глуша двигателя, стал копаться в мотоцикле.
– Добрый день, красавица! – обратился к ней, когда телега подъехала ближе.
– И тебе не хворать, – последовал задорный ответ. – Чего надо?
– Подскажи, как проехать в Михайловку? Я, кажется, заблудился.
– Еще километр и налево, – оглянулась назад девушка. – Но, Майка!
Подождав, когда двигатель охладится, Дим снова взгромоздился на «Цундап», проехал немного вперед и увидел нужную дорогу. Она уходила в пустые с дальними курганами поля, над которыми в блеклом небе кружил коршун.
Село открылось с пригорка. Было оно обширным, в несколько десятков хат, с покосившей церковью и пересекалось нешироким ручьем с мостками. Слева у кромки неба виднелась взблескивающая на солнце лента Днепра, окаймленная чернеющими лесами. На выгоне, перед селом, где паслись несколько тощих коров, а стайка пацанов гоняла тряпичный мяч, Дим притормозил и махнул рукою. К нему тут же подбежали двое.
– Ребята, – где живут Морозовы? – поинтересовался старшина, чувствуя непривычный холодок в сердце.
– Морозовы? – переглянулись пацаны. – Ось там, – махнул рукой в конец села старший.
На душе у Дима потеплело. Не зря ехал.
– Тикы дядька Пэтра вдома нэма, – блестя глазами на мотоцикл, продолжил пацан. – Вин пашэ у поли.
– А где это? – спросил Дим. – Как туда добраться?
– Та дуже просто. Звидсыля он до той посадки, – снова махнул рукой паренек, – а там сами побачэтэ.
– Держи, – извлек из кармана кусок сахара Дим, после чего выжал сцепление.
Когда позади исчез выгон, а затем посадка, старшина вырулил к окаймленному оврагом, вспаханному полю. По жирным пластам чернозема важно расхаживали грачи, а в его дальнем конце попыхивая синими выхлопами из трубы, полз «сталинец».
Переваливаясь на рытвинах, мотоцикл покатил вдоль кромки оврага, потом сделал поворот навстречу и стал. Дим сошел на землю.
Трактор сбавил ход, потом дернулся и заглох, а из кабины, с криком «Димыч!» выпрыгнул Петька Морозов. Еще через минуту друзья тискали друг друга в объятьях, дав волю рвавшимся наружу чувствам. Чуть позже, несколько успокоившись, они сидели на поваленной березе, и Дим, опуская подробности, рассказывал Петру свою «одиссею».
– Да, лихо ты сбежал, – прикурив очередную папиросу, сузил глаза тот. – И правильно сделал, что приехал. Я перед тобой за ту историю в долгу неоплатном.
– Ладно, проехали, – нахмурился Дим. – Кто старое помянет, тому глаз вон.
– А кто забудет, тому два, – добавил Петька, после чего оба рассмеялись.
– Кстати, как твой туберкулез? – оглядел старшина друга. – Ты вроде похудел и черный как цыган.
– Трактористов в колхозе не хватает, и грязный как черт, – блеснул зубами Петро. – А с легкими все в порядке. В госпитале подлечили, а потом врач из области посоветовал есть сурчиное сало. Топлю и ем. Чувствую себя прекрасно. А «Цундап» у тебя откуда? – заплевав окурок, кивнул Петька на мотоцикл. – Роскошная машина.
– Приобрел по случаю на днях, – подмигнул ему Дим. – Для удобства передвижения.
– Ну, тогда будем двигаться ко мне, отметим встречу.
– А трактор?
– Он у меня ночует здесь в целях экономии горючего.
После этого друзья встали, Петька сбегал за ватником в кабину, и вскоре мотоцикл затарахтел обратно, оставляя за собой едва заметный след и запах бензина.
Хата Петра в отличие от передреевской была побольше и крыта гонтом, с новым дощатым забором и воротами.
– Поставил, как выписался из госпиталя, – распахнул одну створку Петро. – Давай, заезжай братишка. Будь как дома.
«Цундап» вкатился на просторное подворье, ограниченное сбоку летней кухней, а в конце хлевом, после чего Дим заглушил двигатель. На шум мотора в хате открылась дверь, и на каменную приступку шагнула пожилая женщина.
– Знакомьтесь, мама, мой фронтовой друг, – подошел к ней от ворот Петька.
– Дмитрий, – представился старшина.
– Надежда Марковна, – чуть улыбнулась та. – Мне Петя о вас рассказывал. Проходите пожалуйста в дом. Сейчас будем ужинать.
Вынув из люльки мешок, Дим ступил через порог, вслед за ним Петька.
Миновав небольшие сенцы, они вошли внутрь, где было чисто и уютно. От недавно протопленной печи шло тепло, на ней сидел полосатый кот и тер мордочку лапой.
– Во! Гостей намывает, – рассмеялся Петро. – Давай сюда шапку и бушлат, щас будем умываться.
Когда Дим утирал лицо домотканым полотенцем, в дом вошла Надежда Марковна с лукошком яиц и крынкой в руках, а Петька, облачившись в чистое, пригласил друга в горницу. Она была светлая в три окна, дубовыми лавками вдоль стен, таким же перед ними столом и пышной с горкой подушек кроватью.
В «красном углу» висела икона с лампадкой, окаймленная украинскими рушниками, а над кроватью несколько фотографий в рамках.
– Это отец, – перехватив взгляд Дима на ту, что в центре, сказал Петро. – Погиб в сорок втором в партизанском отряде. А рядом с ним дед, – ткнул пальцем в бравого унтера с медалью. – Живет в соседнем районе, на хуторе. Ну ладно, ты чуток посиди, а я помогу матери.
Вскоре на застеленном льняной скатертью столе поочередно появились блюдо соленых огурцов с помидорами и нарезанная крупными ломтями «паляныця», домашний творог со сметаной, четверть самогона и бутылка наливки, а к ним шкворчащая сковорода с глазуньей, поджаренной на сале.
К этому старшина хотел добавить продуктов из мешка, но Морозовы категорически запротестовали.