Можно констатировать, что, несмотря на достаточно интенсивные поиски, пока не удается выстроить надежных институциональных механизмов для нейтрализации такого влияния спонсора на исследователя. Впрочем, нельзя сказать, что такие поиски совсем уж безуспешны. Так, одна из проблем состоит в том, что зачастую по условиям контракта со спонсором исследователь не может самостоятельно решать вопрос о том, где и когда он вправе публиковать результаты своего исследования. Исследователь заинтересован в том, чтобы публикация вышла в свет как можно быстрее, однако спонсору это не всегда бывает выгодно. Его позиция может быть обусловлена либо соображениями сохранения коммерческой тайны, либо нежеланием делать публичными результаты клинического испытания, которое не подтвердило эффективности проверяемого лекарственного препарата или даже выявило какие-либо негативные последствия от его применения. Во втором случае решение отказаться от публикации может нанести урон интересам не только исследователей, но и участников исследования, и всех потенциальных потребителей испытываемого препарата. Более того, при этом в определенной мере нарушаются интересы и других исследователей, и других фармацевтических компаний, поскольку они будут понапрасну тратить свои ресурсы на поиск в заведомо бесперспективном направлении.
В рамках традиционного этоса науки исследователь сам решает вопрос о том, публиковать или не публиковать полученные им результаты – при этом считается, что отказ от публикации наносит ущерб только (или прежде всего) ему самому. Но сегодня, как мы видим, ситуация намного усложняется, публикация исследовательских результатов (а следовательно, и само проведение исследований!) затрагивает интересы самых разных сторон.
Решением, по крайней мере частичным, этих проблем является получающая в последние годы все более широкое распространение практика регистрации всех подаваемых заявок на проведение биомедицинских исследований в электронных базах данных. По мере того как эта практика приобретает обязательный характер, мы получаем институциональное решение одной из весьма остро стоящих проблем организации, проведения и использования результатов биомедицинских исследований.
Так выглядит краткая экспозиция тех явлений и игроков, которые взаимодействуют в рамках единого поля, на котором осуществляются процессы производства и использования научного знания, сопровождаемые, увы, всякого рода нарушениями. Все это позволяет утверждать, что мы имеем дело с некоторыми системными изменениями в социально-экономическом развитии и прежде всего, в характеристиках научно-технологического прогресса как его основы.
Устранение частных отклонений в поведении элементов системы, то есть действия в режиме обратной связи, имплицитно предполагают возврат системы в уже утраченное ею состояние. Такие действия, естественно, оказываются малоэффективными.
Более обещающим выглядят углубленный анализ характера и масштаба произошедших изменений и коррекция поведения в результате мониторинга системы в целом.
Массивные исследования изменений в научно-технологическом комплексе развернулись в 90-х годах в связи с попытками наполнить содержанием представления об «экономике знаний», «обществе знаний» и т. п., интуитивная ясность которых опиралась на мощную идеологию и вроде бы подтверждалась многочисленными иллюстрациями и примерами.
Среди этих направлений, на наш взгляд, наиболее последовательно продвигались исследователи группы М. Гиббонса и Х. Новотны, работавшие над концепцией новой формы производства знаний (так называемый «режим-2»). Новое производство знаний носит подчеркнуто междисциплинарный, нередко даже транс-дисциплинарный (то есть вообще выходит за рамки научных дисциплин) характер и ориентировано на крупные научные и/или прикладные проблемы в реальном мире. Она идеологически и структурно противостоит «режиму-1», для которого характерна монодисциплинарность исследований, инициатива отдельного ученого в выборе проблемы, и ее развитие, по крайней мере на первых порах, неформальными группами, так называемыми «невидимыми колледжами»[72].
Книга Гиббонса и коллег, содержащая множество ярких примеров и достаточно представительную феноменологию, вызвала широкое обсуждение, в котором, однако, постепенно стали преобладать критические нотки.
Главная претензия касалась неправомерного ограничения объекта исследований – практически единственной сферой производства знания в книге оказывалась наука и метаморфозы, произошедшие с ней в последние годы. Между тем, как отмечали критики, современное производство знаний происходит при взаимодействии трех социальных институтов: академической науки – бизнеса – правительства[73]. Для обозначения структуры этого взаимодействия был выбран броский термин «Тройная спираль», вызывающий аллюзии со знаменитой книгой Д. Уотсона.
Это взаимодействие, где каждая из трех составляющих функционирует и развивается под влиянием интересом двух других и определяет стратегию и отдельные крупные сдвиги внутри сферы непосредственной работы над знанием, которая сегодня далеко выходит за рамки чистой науки и с 60-х годов обозначается термином «исследования и разработки» (R&D).
Концепция «Тройной спирали» учитывает целый ряд параметров, характеризующих современные изменения в системе научно-технологического развития: неравномерную скорость прогресса в отдельных областях науки и технологий, появление инновационного развития как существенной черты новой экономики, основанной на знании, и ряд других не менее важных моментов[74].
Основная цель концепции может быть определена как выработка динамичной и рациональной научно-технологической политики, учитывающей интересы всех трех спиралей.
В нашу задачу не входит подробный анализ концепции «Тройной спирали», так как она концентрируется исключительно на взаимодействиях институционального уровня и практически не уделяет внимания центральной для нас проблеме – поведению индивидуальных участников, работающих в лабораториях, институтах и т. д. Подобные претензии в адрес «Тройной спирали» высказывают многие социологи.
Действительно, при всем разнообразии отличий современного этапа научно-технологического прогресса все без исключения отмечают возросшую роль человеческого фактора. Логичной поэтому будет попытка проследить, как фундаментальные подвижки на макроуровне отражаются в конечном итоге на поведении всех тех, кто обитает на микроуровне – ученых, инженеров, студентов, бизнесменов, официальных лиц и т. п.
Почему совокупность писаных и неписаных норм и схем, успешно регулировавшая это поведение на протяжении четырех-пяти десятилетий, стала малоэффективной и, по-видимому, требует серьезной коррекции?
Чтобы разобраться в этом, вспомним, что само представление о нормальном ходе научно-технического прогресса сложилось у специалистов, а затем и перешло в общественное сознание относительно недавно. Понятие научно-технического комплекса как носителя прогресса сформировалось в послевоенные годы, в ходе большой работы по «демобилизации» науки. Сформировалось не без трудностей и ожесточенных дискуссий о том, что на смену «малой» (университетской) науке теперь повсеместно приходит «большая» наука, построенная по производственным принципам: жесткое разделение труда, вертикально интегрированное управление и коммуникации, закрытость относительно конкурентов и т. п.
Последовательность переходов между научной идеей и экономикой (волна обновления) была выстроена в виде цепочки: фундаментальные исследования – прикладные исследования – научно-конструкторские разработки – внедрение – производство – рынок. Официальный статус этой схеме был придан в документах ООН и ЮНЕСКО (Fraskati Manual).
На магистральных направлениях научно-технического прогресса величина этого промежутка колебалась вокруг 15 лет, то есть фактически волна обновления технологий совпадала по продолжительности с серьезными сдвигами в экономике. При ближайшем рассмотрении можно обнаружить совпадение этого интервала с динамикой основных социально-экономических процессов, таких, как максимальная продуктивность «поколения» работников в основных сферах деятельности; мода на новую волну рыночных продуктов; идеологическое осмысление новой ситуации; подготовка нового поколения в науке (от ученика до учителя); карьерное продвижение в управленческих структурах; серьезные сдвиги в характере потребления и т. п. Для формирования научно-технологической политики и стратегии управления НТП особое значение имело и то, что на интервал 15–20 лет можно было строить достаточно надежные прогнозы (научно-технологическое прогнозирование становится одной из самых почтенных сфер экспертной деятельности во всем мире). В традиционном НТП само технологическое развитие, то есть реализация прогнозов, в значительной мере рассматривалось как реализация военных, экономических или социальных задач, стоявших перед той или иной страной, как выполнение определенного социального заказа.
Ограниченность и недостатки этого представления о динамике и структуре НТП выявились по мере развития ряда отраслей высоких технологий и инновационной экономики[75]. Новая «волна обновления», характерная для высокотехнологичных отраслей экономики, а также, что, пожалуй, еще более важно, для системы высшего профессионального образования, теперь составляет всего 2–4 года.
Хочется отметить, что речь идет отнюдь не о метафоре: у каждой из указанных возрастных групп полностью присутствуют все основные социальные характеристики, традиционно отличающие данное поколение от предыдущих и последующих. Основными характеристиками такого рода являются: повышение уровня доступа к информации для каждого нового поколения; стремление в пределах данного интервала (2–4 года) определить свою нишу и статус в социальной сфере и на рынке труда; мотивированность на участие в рисковых инновационных проектах; активное участие в сетях коммуникации своего поколения (следует отметить, что речь не идет о пресловутой проблеме «отцов и детей»: отношение к другим поколениям в целом вполне лояльное, но коммуникация с ними резко ослаблена) и готовность к формированию подобных сетей по широкому набору тем и функций; постоянное стремление к смене партнеров и расширению коммуникаций внутри сети; отсутствие постоянного управляющего центра при широком обращении к сетевым информационным ресурсам; осознанная необходимость в постоянной образовательной подпитке.