«В современных демократических условиях наука, как и любой другой игрок на публичной арене, может игнорировать установки и ценности людей только во вред самой же себе. Наш призыв ко все более широкому и интегрированному диалогу с публикой направлен на то, чтобы сохранить за наукой лицензию на свою деятельность», – говорится в докладе[192].
В 2002 г. начинают говорить о кризисе самой методологии, на которой базируется концепция понимания науки обществом. На смену ей постепенно приходит другая концепция, название которой можно перевести как «включенность общества в науку и технологию»[193].
Английские ученые, настаивающие на такой смене акцентов, подчеркивают, что акроним PUS (Public understanding of science, рус. – понимание науки обществом) стал синонимом дистанции между учеными и публикой и что за ним кроется патерналистский подход. Это ведет к прогрессирующему отчуждению, недоверию или даже враждебности публики в отношении к науке, что и заставляет говорить о необходимости именно вовлечения (engagement) публики, общества в науку.
Как отмечают авторы одного из посвященных этой проблематике исследований, «учитывая то, какая важность придается привлечению внимания общественности к науке и выдвижению соответствующих инициатив, можно только удивляться тому, что до сих пор столь мало изученной остается проблема факторов, влияющих на решение ученого участвовать (или не участвовать) во взаимодействии с обществом»[194].
Ученые идут на контакты с общественностью по ряду причин. Первая и наиболее очевидная – это то, что наука сегодня ищет пути решения многих проблем, с которыми сталкивается глобальное общество, таких, как терроризм и насилие, устойчивое развитие и здоровье, а это накладывает на научное сообщество обязанность устанавливать разнообразные и более тесные связи со всем населением[195].
Во-вторых, возможны несоответствия между тем, как изображают науку СМИ, и действительными результатами науки. Например, согласно опросу, проведенному Бюро по науке и технике и фондом Wellcome Trust в 2000 г., 7 из 10 взрослых респондентов считают, что СМИ раздувают сенсации при обсуждении научных проблем.
В-третьих, деятельность по вовлечению общества важна в том смысле, что она может изменять восприятие ученых общественностью и способствовать большей поддержке ею научных исследований. Наконец, деятельность по вовлечению общества может приносить удовольствие тем, кто в нее вовлекается, и делать жизнь богаче.
Взаимодействие ученых с общественностью включает такие формы, как участие в дискуссионных форумах, в выставках, проводимых в торговых центрах, публикации в СМИ, проведение дней открытых дверей, визиты в школы для общения с учениками и т. п. Таким образом, ученые и инженеры сегодня имеют финансовые и иные возможности, а также и желание взаимодействовать с общественностью. Поэтому становится жизненно важным изучение того, как они осмысляют и обсуждают идеи «общественности» и публичной коммуникации. Более 20 лет назад Леви-Леблон утверждал, что «понимание учеными общественности» – столь же важная область изучения, как и «понимание обществом науки»[196].
Сложность коммуникации между наукой и обществом и ее зависимость от контекста означает, что она есть не просто просвещение и передача информации. Общественность в процессе коммуникации получает возможность понять, что исследователи занимаются чем-то действительно важным не только для себя, но и для общества. Люди тем самым становятся более подготовленными к активному и информированному участию в принятии решений, касающихся их самих.
В отдельных случаях коммуникация может принимать характер диалога, когда существенная информация исходит не только от ученых, но и от их аудитории. Такой тип диалога позволяет ученым понять, что беспокоит общественное мнение; вместе с тем участие в диалоге общественности будет оказывать определенное влияние и на позиции самих ученых.
Совещательная демократия закладывает основы для легитимного осуществления коллективной власти в контексте морального плюрализма. Ее главный теоретический элемент состоит в том, что всякий политический порядок легитимен только в том случае, если он может быть оправдан в ходе публичных консультаций со всеми теми, кого затрагивают его законы, институты и политические решения. С. Чемберс[197] подчеркивает, что в рамках совещательной демократии происходит сдвиг от голосования к публичной сфере и практикам подотчетности и обоснования. Социальная политика при этом обретает нормативный вес в той мере, в какой обеспечивается широкое общественное участие и взаимный обмен доводами между равными гражданами в контексте публичных консультаций, не допускающих принуждения. Существуют разные способы обеспечения совещательной демократии, например, гражданские жюри, совещательные форумы, совещательные опросы и т. д.
За последнее десятилетие некоторые из самых оживленных общественных дискуссий и политических акций в сфере отношений между наукой и обществом фокусировались на проблемах, связанных с питанием – сначала в связи с болезнью коровьего бешенства, затем – с генетически модифицированными организмами[198]. Однако редко внимание уделялось потреблению пищи как уникальной и значимой сфере встречи общества с наукой. Почему пища заслуживает особого внимания? В конце концов, публичные интересы сосредоточиваются вокруг целого спектра проблем, от энергии и окружающей среды до медицины и здоровья, репродукции и сексуальности. Но питание уникально: оно глубоко проникает в отношения, касающиеся многих сторон жизни, от нашего телесного благополучия до целостности экологических систем и более широких проблем, таких как доверие по отношению к тем, кто нами управляет. Вместе с тем питание часто уходит от внимания ученых в силу его приземленности и обыденности.
Оживление интереса к вовлеченности общества в науку совпало, особенно в Великобритании и континентальной Европе, с рядом событий, связанных с пищей и сельским хозяйством. Это – официальное заявление правительства Великобритании в середине 1990-х годов о связи между болезнью коровьего бешенства и поражающей человека болезнью Крейтцфельда – Якоба, прибытие в европейские порты выращенных в США генетически модифицированных зерновых и соевых бобов, рождение в Великобритании клонированной овцы Долли, направление в ВТО жалобы США и Канады на запрет в Европе говядины, выращенной с применением гормонов, и предпринятая фирмой Монсанто юридическая акция против Европейской комиссии, не одобрившей использование созданного фирмой генетически спроектированного гормона rBGH.
Особую роль сыграл кризис в Великобритании в связи с болезнью коровьего бешенства, который открыл регуляторный аппарат страны непривычно пристальному взору публики. В результате пришло осознание того, что политика правительства, особенно в вопросах, касающихся безопасности пищи и общественного здоровья, может стать чрезвычайно политизированной сферой вследствие пристального внимания и недоверия общества.
Центральное место, занимаемое пищей в этих формах участия общества, связано с более широкими контекстуальными сдвигами, которые были обусловлены недавней политизацией пищи. Хотя пища всегда была так или иначе вопросом политики, политика в области пищи за последние двадцать лет изменилась. Двадцать лет назад она концентрировалась вокруг проблем доступности пищи. В 1990-е годы произошел поворот – публичное внимание стало фокусироваться на вопросах риска, включая инфекционные микробы (сальмонелла, листерия, E. Coli), химические токсины (диоксины, антибиотики, гормоны, меламин), новые технологии (ГМО, клонированные животные) и вновь возникающие зоонозные болезни (коровье бешенство, птичий грипп). Потребление пищи – это область, в которой риск является объектом переговоров: во-первых, промышленность, правительственные органы и потребительские организации стремятся убедить потребителей в безопасности пищевых продуктов и методов их производства, во-вторых, потребители на индивидуальном уровне контролируют то, что они хотят допускать в свое тело.
В процессы политизации пищи все больше вовлекаются СМИ и Интернет, открывающие новые возможности для выдвижения и отстаивания различных позиций. Некоторые социальные движения, отчасти возникшие в 1960-е годы, тоже стали ставить вопросы пищи в центр своих интересов. Это относится к экологическим и феминистским движениям, а также к движению сторонников альтернативного питания.
Г. Блю ставит своей целью рассмотрение пересечений между вопросами питания, обществом и наукой. Потребление пищи – это «невидимая» форма участия общества, поскольку оно не подпадает под доминирующие определения участия в политике (голосование, лоббирование, протестная активность, участие в дебатах, консультирование), и потому часто выпадает из поля зрения. К примеру, в США потребители выражали свои опасения по поводу гормона rBGH не участием в традиционных формах политической вовлеченности, а тем, что они стали предпочитать органическое молоко. Иначе говоря, голос потребителей реализуется через то, что они покупают и что они едят.
Сегодня интересы граждан все чаще выражаются в таких формах, как потребительская активность и стиль жизни. Политические тенденции 1980–1990-х годов (так называемых «новых времен») благоприятствовали дерегулируемой политической среде, когда происходило уменьшение власти политических организаций, построенных по классовому принципу, таких, как профсоюзы. Теряют почву такие традиционные якоря идентичности и общности, как церковь, семья и т. п.