Жизнь Яра не была отмечена особенно яркими событиями. Как пишут в послесловии к сборнику его статей по этике И. Миллер и Х.-М. Сасс[207], он не получил ни профессионального, ни публичного признания в сменявшие друг друга бурные годы как Веймарской республики, так и нацистского режима, и сталинизма. Пауль Фриц Макс Яр родился в семье страхового агента 18 января 1985 г. С 1913 г. и до конца жизни он жил в одной и той же квартире в Галле. В 1914–1921 гг. Яр изучал в университете Галле экономику, музыку, историю и протестантскую теологию. В 1921 г. был рукоположен протестантским пастором и в последующие годы преподавал в разных школах в Галле, служил викарием и помощником пастора, а с 1932 г. стал пастором в одной из церквей близ Галле. В том же году Яр женился на Берте Элизе Нейхольц, которая скончалась в 1947 г., а до этого долгие годы была привязана к инвалидной коляске.
Сам Ф. Яр тоже не отличался крепким здоровьем. Во время Первой мировой войны он, проучившись всего один семестр в Галльском университете, в мае 1915 г. добровольно пошел на воинскую службу, однако уже в августе того же года был уволен по болезни. Пробыв пастором совсем недолго, уже в начале 1933 г., вскоре после прихода к власти Гитлера, он оставил этот пост. Последние годы Яр жил в крайней нищете. Ради приработка к скудной пенсии ему приходилось давать уроки игры на виолончели. Вот красноречивый отрывок из его письма от 23 февраля 1946 г., адресованного ректору Галльского университета профессору Д. Эйссфельдту:
«Мне 51 год. Моя пенсия теперь составляет 84 марки. На эти деньги я живу вместе со своей больной женой, у которой с 7 лет парализованы обе ноги. Понятно, что наша жизнь протекает в совершенной нищете, в скудных и жалких условиях. Если вскорости я не получу помощи, то мы вместе с женой будем обречены на гибель. Этой помощью была бы подходящая дополнительная работа для меня, которая вместе с моей пенсией позволила бы нам с женой вести вполне приемлемую жизнь. Не могли ли бы Вы помочь мне найти такую работу? Умоляю Вас от всего сердца!..
Также сообщаю Вам, что я не вступал в НСДАП[208] и что мое здоровье, без всяких сомнений, позволяет мне работать. Еще раз умоляю Вас от всего сердца и со всей настоятельностью: пожалуйста, помогите мне, ведь хотя я и несчастен, но отнюдь не недостоин или неумел»[209].
Неизвестно, было ли это письмо отправлено адресату, но, во всяком случае, до конца своих дней Яр жил в нищете и вынужден был подрабатывать уроками музыки. Он умер 1 октября 1953 г.
Весьма интересна история переоткрытия биоэтической концепции Ф. Яра. Вот как об этом рассказывают уже упоминавшиеся хорватские авторы[210]. В 1997 г. на конференции, проходившей в университете немецкого города Тюбингена, выступал с докладом профессор Рольф Лётер, философ из Берлинского университета им. Гумбольдта. В своем докладе он в первый раз упомянул имя Фрица Яра как создателя слова «био-этика» в 1927 г. По словам Лётера, когда он впервые услышал это слово где-то в 90-е годы, оно показалось ему знакомым. Поэтому он начал рыться в оставшихся ему от деда и лежавших на чердаке пачках журнала «Космос». Именно там он и нашел номер этого журнала со статьей Яра, которая называлась «Био-Этика»[211].
Конференция в Тюбингене была организована Евой-Марией Энгельс, философом из Германии. Именно она способствовала распространению информации об открытии Лётера. В 1999 г. в статье «Биоэтика», опубликованной в теологическом лексиконе Метцлера, она отметила значимость идей Яра для различных разделов биоэтики.
После того как творческое наследие Ф. Яра стало объектом повышенного интереса, была обнаружена и его более ранняя публикация, в которой он использовал термин «биоэтика» (у самого Яра было другое написание этого термина, через дефис – «био-этика»), – это статья «Науки о жизни и преподавание этики» (декабрь 1926 г.). Она имела характерный подзаголовок: «Старое знание в новых одеждах»[212] и была опубликована в журнале «Средняя школа».
Биоэтические идеи Ф. Яра развивались под сильным влиянием происходившего в тот период бурного прогресса науки, особенно биологических дисциплин, таких, как физиология, а также экспериментальной психологии. Е.-М. Энгельс особо отмечает влияние на Яра идей Ч. Дарвина[213], прежде всего – идеи о том, что человек по своему положению в мире ближе к животным, чем к богам. А вот что писал в этой связи сам Яр:
«Философия, которая прежде выдвигала перед естествознанием руководящие идеи, теперь сама вынуждена выстраивать свои системы, опираясь на те или иные результаты естественных наук, и когда Ницше рассматривал человека как очень несовершенную переходную стадию в процессе развития, как “канат, протянутый между животным и сверхчеловеком”, то это было лишь поэтически-философским выражением озарений Дарвина»[214].
Контекст наук о жизни Яр выстраивает и в статье из журнала «Средняя школа», которую он начинает с рассуждения о том, что современная биология не ограничивается ботаникой и зоологией, но связана также и с антропологией. В качестве одного из примеров практической значимости этой связи для медицины он упоминает эксперименты австрийского физиолога Э. Штейнаха по трансплантации человеку половых желез приматов[215].
Яр апеллирует к развитию современной ему науки, не проявляя при этом какого-либо трепета по отношению к границам между отдельными дисциплинами. В этот период особенно бурно развивались биологические науки, а также психология. Современная психология, продолжает он, больше не имеет дело только с человеком. Так, сравнительные анатомические исследования приводят к поучительным сопоставлениям души человека и животного. Более того, закладываются даже начала психологии растений. В этой связи Яр отмечает работы немецкого философа и психолога Густава Фехнера[216], австро-венгерского ботаника, микробиолога и философа Рауля Генриха Франсе[217] и автора работы о разуме растений Ад. Вагнера[218]. Благодаря им, продолжает Яр, современная психология стала исследовать все живые существа, так что Р. Эйслер[219] начал говорить о био-психологии, стремясь исследовать «психические факты как биологические факторы»[220]. Как мы видим, речь при этом шла не просто о взаимодействии психического и биологического, но и о том, что роль психического первична, биологическое же выступает лишь в качестве факторов, находящихся под влиянием психического.
Эйслер, в частности, писал:
«Если мы хотим утверждать единство естественной причинности также и в области органической материи, мы должны добавить к биофизике и биохимии (но не вместо них) также и биопсихологию и признать, что психические движения более низкой или более высокой формы, простые или усложненные волевые акты, тенденции к защите органического единства и побуждения и стремления… являются средствами для достижения наивысшей цели – направления или видоизменения, прямого либо косвенного, действий жизни… Вместо того, чтобы представлять волю как продукт механических рефлексов, лучше понимать рефлексы как остаточные явления, порождаемые волевыми процессами»[221].
Мысль об отсутствии жесткой грани между животным и человеком Яр проводит и в начале статьи «Био-этика»: «Сегодня уже невозможно поддерживать то резкое разделение между животным и человеком, которое господствовало со времен начала нашей европейской культуры до конца XVIII века. Вплоть до Французской революции европейцы всей душой стремились к объединению религиозного, философского и научного познания мира, но теперь под давлением полученного знания нам приходится отказываться от такого объединения»[222].
Следующим шагом после биопсихологии, согласно Яру, должна стать био-этика, которую он понимает как «принятие этической ответственности по отношению не только к людям, но и ко всем живым существам»[223]. Один из истоков таким образом истолкованной био-этики он усматривает в работах Ф. Шлейермахера, который считал неэтичным разрушение жизни и всего того, что имеет структуру, без разумной цели. А еще раньше него И.Г. Гердер настаивал на том, что люди должны пытаться поставить себя на место других творений: это позволит им проникнуться глубоким сочувствием к каждому из таких творений. Яр ссылается и на философа К.Кр. Ф. Краузе (1781–1832), требовавшего уважать каждое живое существо как таковое и не разрушать его без цели. Согласно Краузе[224], растения и животные, как и люди, наделены равными, но не идентичными правами, которые необходимы каждому для того, чтобы выполнить свое предназначение.
Яр полагает, что по отношению к животным такое этическое обязательство уже стало самоочевидным, по крайней мере в том смысле, что их не следует подвергать напрасным мучениям. В этом отношении особенно показательным он считает пример Франциска Ассизского, который стал образцом любовного отношения к животным. Что касается растений, то для многих людей было бы трудно говорить об этических обязательствах по отношению к ним. Впрочем, Яр находит поддержку у апостола Павла: «…Тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне»