Стоит обратить внимание далее на то, что один и весьма существенный вопрос остается у Маркса открытым: коль скоро мы действуем, изменяя мир, будет ли истинное, подлинное объяснение следствием, пусть даже побочным, нашей деятельности по изменению мира, либо же сам поиск такого объяснения лишен смысла? Сам Маркс, скорее всего, склонялся к первому ответу, но, подчеркнем, в логике его рассуждений и второй ответ отнюдь не выглядит неприемлемым.
Теперь мы можем вернуться к противостоянию сторонников трансгуманизма и их оппонентов, вооруженные различением ценности изменения и ценности сохранения. В качестве объекта изменения либо сохранения при этом выступает человек, каким мы его знаем из нашего не столько даже научного, сколько повседневного опыта. И, соответственно, интересовать нас будет уже не окружающая природа, а природа человека и ее изменение/сохранение.
Очевидно, для трансгуманистов природа человека – это прежде всего объект преобразования, вплоть до самого радикального. С точки зрения их оппонентов, напротив, природа человека обладает самоценностью и заслуживает бережного отношения.
Одним из наиболее последовательных выразителей этой позиции является уже упоминавшийся Ф.Фукуяма. Когда в 2004 г. журнал «Foreign policy» обратился к восьми авторитетным мыслителям с предложением назвать идею, которая более всего угрожает благополучию человечества, Фукуяма остановил свой выбор именно на трансгуманизме, охарактеризовав его так:
«В последние десятилетия в развитых странах возникло странное освободительное движение. Цель у его крестоносцев намного превосходит цели борцов за гражданские права, феминисток или защитников прав геев. Они хотят не более и не менее чем освободить род человеческий от присущих ему биологических ограничений. Согласно “трансгуманистам”, люди должны вырвать свою биологическую судьбу из рук слепого эволюционного процесса, основанного на случайных вариациях и адаптации, и перейти на следующую стадию развития вида»[430].
Стоит подчеркнуть, что Фукуяма при этом предостерегает от широко распространенного насмешливо-пренебрежительного отношения к трансгуманизму, считая необходимым относиться к нему с полной серьезностью. Нередко, отметил он, от трансгуманистов отмахиваются как от приверженцев какого-то странного культа, какой-то чересчур серьезно воспринимаемой научной фантастики. На первый взгляд кажется, что планы некоторых транс-гуманистов подвергнуться криогенетической заморозке в надежде ожить в будущем только подтверждают место этого движения на интеллектуальной обочине.
«Но действительно ли, – продолжает он, – фундаментальный принцип трансгуманизма, согласно которому мы некогда применим биотехнологии, чтобы сделать себя сильнее, умнее, менее склонными к насилию и более долго живущими, так уж нелеп? Какие-то формы трансгуманизма неявно присутствуют в тематике исследований, проводимых в современной биомедицине. Новые процедуры и технологии, идущие из исследовательских лабораторий и больниц, такие, как таблетки, изменяющие настроение, препараты для накачивания мышц или селективной очистки памяти, пренатальный генетический скрининг или генная терапия, легко могут быть использованы не только для облегчения или излечения болезни, но и для “улучшения” человеческого вида»[431].
Конечно, пишет далее Ф. Фукуяма, род человеческий довольно жалок, с нашими тяжелыми болезнями, физическими ограничениями, краткостью жизни. А если добавить еще столь свойственные людям зависть, страсть к насилию, постоянную озабоченность, то трансгуманистический проект начнет выглядеть вполне разумным. Будь это технологически возможным, почему бы не выйти за наши нынешние видовые пределы? «Эта кажущаяся разумность проекта, особенно когда мы воспринимаем только малые приращения, сама является опасной. Едва ли общество внезапно попадет под чары трансгуманистического мировоззрения. Вполне возможно, однако, что мы будем понемногу отщипывать искусительные дары биотехнологий, не осознавая, что за них придется платить ужасную моральную цену»[432].
Даже учитывая все многочисленные несовершенства рода человеческого, мы тем не менее должны с чрезвычайной осторожностью относиться к проектам его биотехнологической (как, впрочем, и всякой иной) переделки. Представляется, что в той мере, в какой мы считаем, что природа человека есть ценность, что она требует защиты, мы остаемся на позициях гуманизма. Если же мы считаем, что высшей ценностью являются сами по себе долголетие, либо здоровье, либо физические, психические или интеллектуальные свойства, во имя которых можно переделывать человека, создавая постчеловека, то мы оказываемся ближе не к сверхгуманизму, а к антигуманизму.
23. Человек как объект технологических воздействий[433]
Предметом обсуждения в статье станет фундаментальный, без всякого сомнения, вопрос: что есть человек? Конечно, я отнюдь не собираюсь претендовать на то, чтобы дать какое-то новое определение человека, – было бы верхом самонадеянности покушаться на это. Моя задача намного скромнее – просто зафиксировать тот факт, что развитие биомедицинских технологий делает этот извечный философский (нередко считают, абстрактно отвлеченный) вопрос вполне прагматическим вопросом нашей повседневной жизни. С ним приходится сталкиваться не только исследователям, занимающимся разработкой новых биотехнологий, но и рядовым гражданам, которые с этими технологиями соприкасаются.
Мой подход будет основываться на понятии предельной, или пограничной, ситуации. Это понятие носит междисциплинарный характер, широко используется как в естественных, так и в гуманитарных науках. Существуют такие предельные ситуации, когда мы оказываемся на границе между двумя средами. Очевиднейший пример – переход воды из одного агрегатного состояния в другое, скажем, из твердого в жидкое (таяние льда). В термодинамике подобного рода превращения называют фазовыми переходами.
Если рассматривать подобный переход без излишней детализации, с высоты птичьего полета, то мы различим лишь некоторый скачок – то, что было куском льда, через некоторое время превратится в определенный объем жидкости. Но более пристальный взгляд позволит увидеть немало интересного, того, что с величайшим вниманием и тщательностью изучается во многих областях естествознания (коль скоро речь идет о природных явлениях). Фазовый переход – обычно процесс быстротечный, характеризующийся нестабильным состоянием системы. Важное следствие такой нестабильности заключается в том, что зависимость между интенсивностью входных воздействий на систему и ее реакциями на эти воздействия бывает нелинейной, так что относительно слабые воздействия могут вызывать весьма серьезные последствия, вести к кардинальным изменениям состояния системы.
С аналогичными явлениями приходится иметь дело и в науках, изучающих человеческое общество и его историю. И здесь мы фиксируем такого рода «фазовые переходы», когда относительно стабильное существование социального организма сменяется периодом быстрых и резких, революционных изменений. В условиях нестабильности вполне возможно, что какие-то процессы, протекающие на микроуровне, повлекут глубокие последствия, которые проявятся в весьма заметных, вплоть до глобального, масштабах.
Необходимо специально подчеркнуть это обстоятельство: и в естественных, и в социальных системах слабые возмущения, происходящие на стадии фазового перехода, способны вызывать значительные изменения. Принимать во внимание специфику переходных процессов важно не только при изучении таких систем, но и при поиске эффективных технологий воздействия на них. Именно в этом во многом и заключены основания быстро растущего в современной науке внимания к состояниям и ситуациям такого рода. В свою очередь, повышенным интересом к открывающимся здесь технологическим возможностям определяются приоритетные направления научного познания и самих таких систем и состояний.
Возвращаясь к вопросу, поставленному в начале статьи, необходимо отметить, что сказанное о переходных ситуациях применимо и к человеку. Сегодня он все чаще оказывается объектом самых разных воздействий, осуществляемых с помощью соответствующих технологий[434]. Есть основания утверждать, что создание новых, более эффективных технологий воздействия на человека стало в наши дни одной из наиболее значимых тенденций научно-технического прогресса. А это значит, что особое внимание привлекают пограничные зоны, в пределах которых технологические вмешательства могут быть особенно результативными.
Применительно к познанию человека такие пограничные зоны значимы еще и потому, что обращение к ним позволяет нам лучше понять, что есть человек. Ведь именно в предельных ситуациях зачастую наиболее отчетливо проявляются какие-то определяющие черты интересующего нас объекта. В данном же случае нас будут интересовать предельные ситуации, которые представляют собой грань между собственно человеческим существом и тем, что таковым не является. Сделав такие предельные ситуации своего рода точками отсчета, мы можем попытаться увидеть, что такое человек, с одной стороны, как бы находясь внутри этого человеческого, а с другой – глядя на него извне.
Постоянным поставщиком подобных предельных ситуаций применительно к человеку оказываются сегодня биомедицинские технологии. Они особенно активно развиваются и используются для осуществления манипуляций в пограничных зонах, которые чреваты самыми разными возможностями. Думается, именно то, что биомедицинские технологии внедряются в такие зоны, во многом и делает сегодня чрезвычайно актуальным вопрос о том, что такое человек, определяет, если угодно, специфические формы постановки и осмысления этого вопроса.