enhancement, а если перевести на русский язык – для улучшения человека. При этом имеется в виду не устранение у него каких-либо дефектов, не их профилактика, а то, чтобы сделать его в каких-то параметрах лучше. Это может быть, скажем, более высокий рост, или более высокий коэффициент интеллекта, или развитые музыкальные способности и т. п. Таким образом, наряду с терапией и профилактикой начинают задумываться о возможностях улучшения.
Следующий шаг в этом направлении ведет нас к тому, что можно называть радикальной модификацией человека. Такая модификация – это уже не просто «улучшение» человека, а создание человека с заранее заданными свойствами. При этом один человек становится не только в биологическом, но и в некотором всеобъемлющем смысле слова творцом другого человека. Сначала человек А составляет для себя план творения, согласно которому будущий человек Б должен обладать таким-то и такими-то свойствами. Одно из расхожих выражений, используемых в этой связи в английском, – designer baby, то, что можно перевести на русский как «дитя проекта». То есть прежде всего разрабатываются как бы чертежи или даже «техническое задание»: будущие творцы-родители обсуждают со специалистами-генетиками то, какими чертами и свойствами должен обладать будущий ребенок. И уже после того, как техзадание согласовано, специалисты-генетики составляют планы, чертежи, в соответствии с которыми будет проектироваться ребенок.
Предполагается, таким образом, что генетики сначала определят «гены, ответственные за» такие свойства, как интеллект, рост, цвет волос, агрессивность или самооценка, а затем на основании этих знаний создадут «наилучшую» версию ребенка. При этом не обязательно даже, чтобы тот или иной потребный ген был человеческим.
Конечно, такой путь чреват многими опасностями, часть из которых сегодня обсуждается в дискуссиях по поводу клонирования человека. Действительно, модификация существующих или введение новых генов может привести ко множеству самых разнообразных и неожиданных последствий. Важно поэтому, чтобы практическое применение любой формы генетической инженерии, которая может привести к значительным эффектам на индивидуальном и популяционном уровнях, предварялось убедительной демонстрацией ее желательности, безопасности и относительной дешевизны. Однако такой рациональный ход событий вовсе не является предзаданным.
Уже есть прецеденты того, что новые медицинские технологии порождают популяционно значимые эффекты в результате миллионов решений, которые люди принимают на индивидуальном уровне. «Достаточно, – пишет Фукуяма, – всего лишь взглянуть на современую Азию, где сочетание дешевых радиограмм и легкодоступного аборта привело к резкому изменению в соотношении полов. В Корее, например, в начале 1990-х годов рождалось 122 мальчика на 100 девочек при нормальном соотношении 105 к 100. Соотношение в КНР лишь немногим меньше, 117 мальчиков на каждые 100 девочек, а в северной Индии существуют места, где это соотношение еще более смещено[496]. Это привело к дефициту девочек в Азии, который экономист Амартья Сен оценил в 100 млн. Во всех этих обществах аборт в целях выбора пола незаконен; но, несмотря на давление правительств, желание отдельных родителей иметь наследником мальчика порождает сильно деформированное соотношение полов» (р. 80–81).
По словам Г. Стока, «в большинстве стран мира закон запрещает использовать тесты на определение пола ребенка для целей выбора пола, но такая практика является общепринятой. Исследование, проведенное в Бомбее, дало удивительный результат: из 8000 абортированных зародышей 7997 были женского пола. А в Южной Корее подобные аборты получили такое распространение, что около 65 % детей, рождающихся третьими в семье, – мальчики, видимо, из-за того, что супруги не хотят появления еще одной девочки»[497].
Этот перекос в соотношении полов может привести к серьезным социальным последствиям. Так, уже во втором десятилетии нашего века Китай столкнется с ситуацией, когда пятая часть мужского населения, находящегося в брачном возрасте, не сможет найти невест. Ясно, что такой переизбыток неприкаянных молодых людей породит немало проблем.
Неизвестно, станет ли когда-либо генетическая инженерия столь же дешевой и доступной, как радиограммы и аборты. Но если, к примеру, ее методы позволят производить детей с более высоким уровнем интеллекта, то это, скорее всего, породит новую евгеническую волну. Речь пойдет не о том, чтобы предотвратить появление детей у людей с низким коэффициентом интеллекта (задача негативной евгеники), а о том, чтобы помочь таким людям повысить этот коэффициент (задача позитивной евгеники) как у себя, так и у своих детей. И именно государству придется обеспечивать доступность этой технологии, что и приведет к значимым последствиям на популяционном уровне. Пока что такого рода сюжеты относятся к области фантастики, тем не менее сегодня они уже широко обсуждаются не только в научно-фантастической литературе, но и в серьезных философских, да и не только философских, исследованиях.
Следующий вопрос – это вопрос о том, какие именно технологии могут быть применены для улучшения и для модификации человека. Разумеется, прежде всего это те технологии, которые разрабатываются в генетике, на уровне манипуляций с отдельными генами или с геномом в целом. Второй тип технологий базируется на достижениях и перспективах того, что сегодня получило название neuroscience – нейронаука, нейрофизиология, манипуляции, осуществляемые на уровне нейронов. Эта область привлекает все более пристальное внимание; объектом острых дискуссий становятся и возникающие здесь этические проблемы – некоторые авторы выделяют их в отдельную сферу, получившую название нейроэтики.
В последнее время в качестве весьма перспективного направления модификации человека начинают рассматриваться нанотехнологии[498]. Здесь речь идет о манипуляциях, осуществляемых в масштабах нанометров, то есть отдельных молекул. Представляется, что можно говорить и еще об одной сфере, где разрабатываются такие технологии, – это сфера психологических, психотерапевтических, психиатрических и т. п. воздействий на человека.
Конечно, человек начал воздействовать на самого себя отнюдь не сегодня. Сколько он существует на Земле, столько он воздействует и на окружающий мир, и на самого себя. В общем и целом, воздействуя на окружающий мир, он тем самым воздействует, хотя и опосредованно, и на самого себя, модифицирует не только окружающую, но и свою собственную природу. Но в нашем случае речь идет не о воздействии на окружающую природу, а о непосредственном воздействии на человека.
Хотелось бы обратить внимание на такое обстоятельство. Когда человек изменяет окружающую природу, то изменение его собственной природы выступает как нечто вторичное и, вообще говоря, непреднамеренное. А те воздействия, которые интересуют нас здесь, – это воздействия преднамеренные. Так вот, есть одна весьма существенная разница между тем, как мы воздействуем на окружающую природу и как воздействуем на свою собственную природу.
В первом случае, при наших воздействиях на окружающую природу, у нас есть нечто вроде масштаба, точки отсчета, если угодно. Потому что мы изменяем ее, исходя из своих желаний, нужд, потребностей и интересов. Конечно, у разных людей эти желания, нужды, потребности, интересы могут быть совершенно разными, но тем не менее есть какие-то общие рамки, позволяющие их так или иначе соотносить, соизмерять.
Во втором же случае, когда мы воздействуем на человека, то есть на самих себя, мы лишены такой мерки. В самом деле, сначала мы хотим как-то изменить существующее состояние, поскольку обнаруживаем какие-то отклонения от нормы, которые хотели бы ликвидировать или по крайней мере минимизировать, то есть имеем в виду терапию. Далее возникает вопрос об улучшении каких-то существующих свойств. Но затем, когда речь заходит о радикальной модификации человека, то оказывается, что здесь никакого общепринятого масштаба нет, что каждый сам по себе задает для себя этот масштаб, а потому единственным, что может определять эти планы и проекты, является, наверное, человеческая фантазия.
В ситуации такой неопределенности особую значимость приобретает вопрос о ценностных, моральных аспектах того выбора, перед которым сегодня оказываются люди. Не случайно вокруг проблем модификации человека разгораются острые идейные споры. По-видимому, на сегодня преобладающей является позиция осторожного отношения к различным технологиям модификации человека. Тем не менее все большую силу набирает довольно-таки радикальное международное и междисциплинарное движение, которое называет себя трансгуманизмом. Приведем несколько положений из его декларации:
«– В будущем технологии радикально изменят человечество. Мы предвидим возможность переконструирования человеческого существа, включая такие параметры, как неизбежность старения, ограниченность человеческого и искусственного интеллекта, невозможность выбора собственной психологии, страдание и нашу ограниченность планетой Земля.
– Для понимания этих грядущих перемен и их долгосрочных последствий необходимы систематические исследования.
– Трансгуманисты считают, что, будучи широко открытыми по отношению к новым технологиям и приемля их, мы имеем больше шансов обратить их себе на пользу, чем если мы будем пытаться запрещать их или им препятствовать.
– Трансгуманисты отстаивают право тех, кто того желает, использовать технологии для расширения своих умственных и физических (включая репродуктивные) способностей и усиления контроля над собственной жизнью. Мы стремимся к личностному росту за гранью наших нынешних биологических пределов.
– При планировании будущего необходимо учитывать перспективы поразительного прогресса технологических возможностей. Будет трагедией, если технофобия и излишние запреты не позволят обрести потенциальные блага. Вместе с тем трагедией окажется и уничтожение разумной жизни вследствие катастрофы или войны, вызванной применен