этическим комитетом. При этом основное внимание уделяется тому, насколько велик будет риск для испытуемого от участия в исследовании, оправдан ли этот риск важностью знаний, которые предполагается получить в результате исследования, каким образом будет проинформирован каждый потенциальный испытуемый о сути исследования и о риске, которому он будет подвергаться, и является ли добровольным и осознанным его согласие на участие в исследовании. Разумеется, в состав этического комитета должны входить профессиональные медики, которые понимают, в чем научная суть планируемого исследования. Но наряду с этим обязательным является и участие тех, кто не разбирается в медицине, они могут не разбираться в научной стороне исследования, их роль состоит в том, что они могут увидеть, что значит участие в данном исследовании с точки зрения рядового обывателя. Скажем, я, хотя никоим образом не претендую на то, чтобы считаться специалистом в медицине, тем не менее заседаю в таком комитете, и мое мнение вполне равнозначно мнению специалиста – допустим, если исследование касается сердечно-сосудистых заболеваний, то специалиста-кардиолога. Моя задача состоит в том, чтобы попытаться встать на позицию того пациента, который будет испытуемым в исследовании, и обратить внимание на то, что значимо именно для него.
Этой проблематикой мы начинали заниматься в Институте человека и пришли к выводу, что сферу применения такой этико-гуманитарной оценки имеет смысл расширить и говорить не только о сфере биомедицинских исследований, но о любой новой технологии, особенно человеко-ориентированной, когда она еще только разрабатывается и при этом есть необходимость выявить и оценить возможные риски от ее разработки и применения. Такую процедуру оценивания мы назвали гуманитарной экспертизой. Сейчас, в связи с развитием эмерджентных технологий, возникает, как я уже говорил, необходимость их более широкого и многопланового рассмотрения, то есть именно того, что можно называть философской экспертизой.
Я могу заметить, что лет 20 назад у нас в стране совершенно не было какого-либо понятия об экспертизе, которая проводится этическим комитетом, сейчас же такая экспертиза стала обыденной рутиной. Далеко не все происходит так быстро, как хотелось бы и как бы было надо, тем не менее, как говорится, жизнь заставляет.
Если вернуться к Страсбургской конференции о новейших технологиях и правах человека, там было предложено достаточно много сценариев, которые связаны с тем или иным риском, может, очень серьезным для человека. Сейчас идет обсуждение этих сценариев. В этом случае никак нельзя говорить о запаздывании философии. Как выясняется, человечество бывает способно учиться. Ведь лет 70 назад, когда почти все верили в безграничный прогресс науки, не возникало опасений по поводу того, что какие-либо новые научно-технические достижения бывают чреваты не только благодатными плодами, но и серьезными рисками. Все это происходило на моей памяти: в журнале «Вопросы философии» мы только начинали ставить эти проблемы. Нас тогда обвиняли в том, что мы, такие обскуранты, хотим затормозить прогресс науки. Мы же говорили о том, что далеко не всегда научно-технические достижения несут в себе только положительное начало. Сейчас это стало общераспространенной точкой зрения, так что мало кто оспаривает существование таких проблем.
Насколько философы могут участвовать в создании ценностей? В принципе, они могут это делать точно так же, как и все другие люди. Предполагается, однако, что философ может еще и рефлектировать по поводу ценностей. На мой взгляд, более существенно не создание ценностей, а их артикуляция. Философы обращаются к тем проблемам, о которых я говорил, вовсе не потому, что им больше некуда деться. Философия занимается выявлением и анализом предельных проблем, предельных оснований человеческого бытия. Мне представляется, что сегодняшнее и завтрашнее человеческое бытие будет определяться тем, какие технологии создаются и используются людьми. С моей точки зрения, это не есть какая-то отдельная отрасль философии. Я видел бы суть философского подхода к современной жизни человека и общества именно в том, что некоторые технологические достижения, технологические возможности позволяют и даже заставляют совершенно по-новому смотреть на человека, на его будущее.
Если рассматривать в целом мироздание и космос, то человек может восприниматься как песчинка. Но я хотел бы видеть мироздание несколько иначе, видеть именно в этой песчинке в космосе основное и основополагающее. Судьба человека, его страдания, его искания – мне представляется, что мир строится как раз вокруг этого.