— Поезжай на выставку, Иван, ты грамотный. Что увидишь, потом расскажешь. Может, Ленина встретишь. Тогда пожелай ему доброго здоровья, расскажи, как мы живем…
Комитет бедноты утвердил кандидатуру Николайчука, выдал ему тридцать рублей на дорогу.
— Захвати для Ильича банку меда, — наказали комитетчики, — уральский мед от всех болезней лечит.
Завернул Иван банку меда в чистое полотенце и пуще глаза берег всю дорогу. В Москве побывал на выставке, разузнал, что мед Ильичу можно передать через Городской комитет партии, пошел туда. Там приняли гостинец, поблагодарили, заверили, что мед непременно будет доставлен Ленину. И тут осенила Ивана мысль — написать привет Ильичу, рассказать о жизни, как наказывали земляки. Попросил листок бумаги и, волнуясь, чуть сбивчиво, но просто вывел:
«Ну, дорогой Владимир Ильич, скорей выздоравливайте. Ваша жизнь нужна для всего пролетариата России и всего мира. Граждане Травниковского поселка ждут Вашего выздоровления…»
Задумался, о чем же дальше рассказать Ильичу, как поведать о жизни односельчан, о Травниках и, была не была, изложил все по порядку о деревенской бедности, подрыве хозяйства дутовскими и колчаковскими бандами, разоре, какой нанесла Травникам гражданская война. О нужде крестьянской рассказал и опять запнулся. А что надо земледельцу, в чем нуждается уральская деревня, — не сказал, а умолчать нельзя. И дописал:
«…Если рабочий будет все время идти тесно с крестьянином, просвещать его, посылать сельскохозяйственную литературу и газеты, хотя и старые, если рабочий удешевит каждый выпущенный аршин мануфактуры и каждый гвоздь, если поможет рабочий крестьянину, то это будет залог победы…»
В конце приписал, что агрономического образования он не имеет, но очень интересуется агрономией, для чего читает газету «Беднота». Подписался, и еще не утерпел, черкнул: «Если можно, то напишите».
Не написал Ленин, не поблагодарил лично Николайчука за банку меда, не встал вождь больше на ноги. Но ответ на свое письмо Иван Иванович получил. Получили его травниковские крестьяне и все хлеборобы России. Он пришел на село вместе с новой жизнью, с теми заветами, которые Ильич оставил коммунистической партии.
Иван Иванович писал Ленину о гвоздях, мечтал о машинах и агрономическом образовании. Все это сбылось. К машинам на полях и на фермах люди теперь привыкли, словно испокон веков владеют ими. Сам Иван Иванович — первым в Травниках получил высшее образование — окончил в Москве сельскохозяйственную академию, вернулся в родное село и всю жизнь проработал агрономом, сначала на колхозных, потом на совхозных полях.
Прошел бы сейчас Владимир Ильич по селу Травники! Посмотрел бы на жизнь тех, кто прислал ему когда-то крестьянский гостинец. Большие перемены произошли в Травниках, особенно в последние годы, когда здесь были подняты залежные и целинные земли!
На окраинах Травников вырос целый квартал новых двухэтажных зданий: тут и больница, и детские ясли, и сад. Новые дома построены для совхозных рабочих из плит сборного железобетона, индустриальное строительство ведут рабочие чебаркульских заводов.
— Разве не время чудес настало? — вскинув счастливые, полные молодого блеска глаза под седыми, кустистыми бровями, спрашивает Николайчук. — За все это хочется низко поклониться Центральному Комитету нашей партии.
Николайчук вытягивает вперед натруженные, еще сильные руки, как-то особенно смотрит на них.
— Устарели, а работы просят, особенно весной, да и осенью, когда земля спелым хлебом пахнет. На пенсии теперь, молодые годы не вернешь! Минувшей осенью совхоз командировал меня в Москву — на Выставку достижений народного хозяйства СССР. Долго я ходил по прекрасным залам и все думал свою думку о Ленине, о нашей жизни. Большой путь мы прошли от гвоздя до трактора. Скажу по-стариковски наше спасибо за все Его Величеству рабочему классу России. Это он нас вывел на светлый путь, дал все, что нужно деревне для строительства коммунизма…
Незамысловатый рассказ Николайчука я вспомнил, когда нынешним летом вновь побывал в целинных хозяйствах.
Земли одного из них — совхоза «Победа» — начинались от степной речушки Куйсак и тянулись в сторону Кизила. Тут я бывал в первую целинную весну. Совхоз возглавлял опытнейший руководитель Яков Ефимович Акимов.
Там, где Акимов наметил построить центральную усадьбу, было несколько небольших домиков захудалого отделения конесовхоза. Домики сиротливо стояли на берегу речушки Зингейки, бурливой лишь в пору вешних вод. Глубокие омуты ее летом были затянуты болотной ряской и водяными лилиями. Один берег Зингейки был круче, тут как бы обрывался холм; другой — пологий, топкий. И все же речка притягивала. Здесь и обосновался Акимов со своей конторой и службами.
— Вдоль Зингейки построим домики, заложим поселок полугородского типа, озеленим улицы, обсадим берег, — рассуждал Яков Ефимович. — Сделаем плотину, поднимем метра на три воду. Представляете, что будет? По низкобережью заложим орошаемые огороды, сад. Унылый пейзаж изменится. Красивый уголок будет!
Он мечтал о благоустроенном поселке — удобном, а самое главное, новом, как подобает быть ему на целине. А пока приехавшие семьи трактористов размещались в конторе директора, в небольшой комнатке секретаря парторганизации, спали на стульях, на письменном столе. Все напоминало железнодорожный вокзальчик где-нибудь на глухом полустанке, забитый пассажирами. Чемоданы и узлы с постелью лежали в проходе, а на крыльце играли детишки.
Мечты Акимова начали постепенно сбываться. К осени здесь выросла улица, люди справили новоселье. Заложили новые дома, построили баню, хлебопекарню, столовую, мастерскую, школу, больницу…
Рассказывая о стройке, директор хитровато улыбнулся.
— Летняя эстрада появилась. Приезжали шефы из Магнитогорска, привозили артистов. Но мы организовали свою самодеятельность.
Хорошо, что об этом говорил Акимов. Люди его заслуживали внимания и заботы. Но у директора была главная забота — стройка совхоза, и он жаловался:
— Цемента нет, кровли, алебастра, краски, стекла — тоже. Не хватает гвоздей. Дико!
— Выходит, остановка за гвоздями? — спросил я, удивленный откровенной горячностью Акимова.
— Гвоздь есть гвоздь! — рассудительно заметил директор и неожиданно заключил. — Без гвоздя целины не поднимешь. У меня вторая улица индивидуальными застройщиками рождается, а это мои лучшие люди — комбайнеры и трактористы. Они просят кровлю, стекло, гвозди, понимаете, гвозди!
— Яков Ефимович, а шефы помочь не смогли бы?
Акимов приподнялся. Осунувшееся лицо его с проглядывающей щетинкой на бороде просветлело, глаза удовлетворенно блеснули.
— Дело-о! Завтра же еду в Магнитку, поклонюсь в ноги метизникам…
Щедрые душой, магнитогорские метизники выручили директора совхоза «Победа», как они выручали гвоздями и многих других руководителей хозяйств.
Все эти годы метизники были примерными шефами, как бы вели за собой все предприятия индустриального края. О них с похвалой говорилось на пленумах обкома партии и собраниях партийного актива Магнитогорска. Хозяйственников призывали проявлять больше инициативы, упорства, любви к шефской работе, как это делали метизники.
С первых дней освоения целины коллектив этого завода взял шефство над колхозами Агаповского района. Они соорудили в хозяйствах оросительную систему, позволившую проводить полив земли, занятой под овощами, удвоили урожай капусты, огурцов, зеленого лука, помидоров, и продукты эти колхозы повезли в город металлургов и строителей.
Метизники были последовательными в шефстве. Они отремонтировали электродвигатели, трансформаторы, дали в достатке энергию подшефным хозяйствам, остеклили сотни парниковых рам, поставили водонасосные станции, механизировали животноводческие фермы. Не удовлетворяясь этими делами, они думали, чем же еще могут помочь деревне?
Каждый рабочий завода вкладывал крупицу своего труда и любви в общее дело подъема сельского хозяйства. Каждый цех, участок знал своих подшефных, держал с ними постоянную живую связь. Именно здесь, у метизников, шефскую работу определили, как главную заботу партийной организации о селе и назвали свои подшефные хозяйства зелеными цехами завода. В это емкое и верное определение была вложена вся суть шефства, неотделимость дел на селе с делами всего завода.
Теперь считалось обычным — выезд людей не только на уборку, требовавшую ускоренного темпа полевых работ, диктуемых погодой. Рабочие бывали тут весной и летом, приезжали зимними морозными днями в пору активного снегозадержания на полях.
А неотложные нужды у целины не иссякали. Мощные тракторы еще выносили нагрузку во время весенней пахоты, подъема паров и зяби, а у плугов летели стрелы корпусов, съедались лемеха почти на глазах у трактористов после каждого загона в два-три километра длиной. Область, насыщенная металлом и заводами, изготовляла дополнительно тысячи лемехов, сотни тысяч различных запасных деталей, быстро выходящих из строя. Казалось, невозможно было удовлетворить эти запросы целинников…
Заглянем ненадолго в зеленый цех метизников. Начнем осмотр с того, что сначала поприсутствуем на рапорте директора завода Вениамина Наумовича Гутника. Начальники цехов, докладывая о ходе производства, обязательно добавляют:
— Заказ для Первомайки выполнен.
— В Первомайке работает бригада слесарей-монтажников.
— Сегодня для Первомайки отгружено.
Первомайка — это Первомайский подшефный совхоз метизников. Его угодья раскинулись на степных просторах Южноуралья, недалеко от Магнитки. Дорога вьется меж полей пшеницы и кукурузы, гречихи и проса. Совхоз этот — совсем молодое хозяйство. Наступление здесь идет на пойменные земли речушки Гумбейки, где расположены орошаемые участки. С пригорка видны в радужном сиянии работающие поливные машины, сделанные на заводах Магнитогорска. Тут же обосновалась центральная усадьба с необычным куском индустриального пейзажа — с поднятой в небо стрелой башенного крана над строящимися кирпичными двухэтажными жилыми домами. Невдалеке работает экскаватор. Похожие на ангары, поставленные в ряд, зеркально сверкают на солнце теплицы. Их строила комплексная бригада слесарей и монтажников, руководимая Василием Сотниковым. Двадцать теплиц общей площадью в десять тысяч квадратных метров! Это целый тепличный комбинат, производящий огурцы и помидоры для Магнитки.