– Ничего, мам, ничего, время быстро пройдет, ты и не заметишь, – как мог, успокаивал мать Денис. – Я совсем скоро вернусь, мамочка, ты только не плачь!
Петя ходил мрачный, как грозовая туча. Разлука со старшим братом его пугала. Антоша то и дело висла у брата на шее, тоже плакала. Отец давал какие-то советы, но их мало кто слушал…
И вот настал этот страшный день "икс". Провожали Дениса всем приходом. Обещали молиться, ждать, писать и звонить…
Матушка плакала и крестила отходящий от перрона поезд, батюшка молча молился… Антоша и Петя, прижавшись к отцу, тоскливо смотрели вслед последнему вагону…
***
Вечером сидели с матушкой в кухне. Ни чая, ни кофе, ни чего-нибудь другого, на столе не было. Да ничего и не хотелось…
– Ну вот, – с горечью проговорил отец Павел. – Первый оперился и улетел…
– Паша, я тебя умоляю, молчи!, – попросила матушка. – Не навсегда же улетел! Вернется, чуточку подождать надо… Умоляю тебя, молчи! – и снова начинала плакать…
Кто кого успокаивал – теперь уже и непонятно было…
***
Вскоре всех ошарашила Антоша.
Сняла с себя юбку, платочек, натянула джинсы, сделала короткую стрижку. Ушла с клироса. Легко распрощалась со своим женихом – семинаристом Алексеем. Ни он, ни, тем более, она, от расставания не испытали ни тоски, ни особой горечи – видимо, любви там и не было. Да и становиться матушкой у Антоши особого желания не возникало, и они оба это понимали.
Зато через какое-то время Антоша привела в дом высокого красивого курсанта. Он пришел с огромным букетом цветов для матушки, бутылкой коньяка для батюшки и коробкой конфет для всех.
Курсант заканчивал летное училище и собирался стать летчиком.
– Мам, пап, познакомьтесь, это мой жених Саша.
– Александр, – подавая руку отцу Павлу, представился будущий летчик.
– А это Вам, матушка, – и протянул матушке Татьяне огромный букет.
Со свадьбой тянуть не стали. Дождались, пока Саша закончит училище, да и расписались. Отец Павел их и венчал.
Распределение Саша получил аж на Дальний Восток. Первым в чемодан улегся старенький мишка Тедди…
И снова матушка плакала, – уехала доченька… Ведь совсем еще девчонка, только-только восемнадцать стукнуло, как она там одна, без мамы и папы? Ну и что, что с мужем, он и сам еще дитя, хоть и летчик…
Отец Павел подходил, присаживался рядом и принимался успокаивать:
– Танюша, перестань плакать, ну сколько можно, в самом деле! Ведь все правильно, все так и должно быть! Дети растут, разлетаются…
Антоша замуж за хорошего парня вышла, чего ж ты плачешь?
А Дениска мужик, он должен отслужить! Вот я, помню, когда из армии вернулся… – смотрел на матушку, понимал, что она его не слушает, махал рукой и ворчливо заканчивал, – Думаешь, я не скучаю?
***
Очередной сокрушительный "удар" нанес Петя.
Пришел как-то домой, молчаливый, задумчивый. Долго не решался заговорить с родителями. Наконец собрался с духом, позвал мать и отца в кухню, включил чайник. Родители сели за стол и стали молча ждать.
У сына на лице было написано – их ждет какая-то новость. И, возможно, не самая приятная. Петя дождался, пока закипит чайник, приготовил всем чай и сел за стол. Потом снова встал и сказал – быстро, чуть не скороговоркой, чтоб не передумать:
– Ма, па… Я хочу поступать в нахимовское училище. В Питере. Документы можно уже подавать, я все узнал. Ехать надо сейчас. Благословите.
– Господи, помилуй, – только и смогла проговорить матушка.
– Он уже все узнал… – пробормотал отец. Встал, чуть не опрокинув чашку с горячим чаем…
– Нет, Таня, ты слышала? Он все узнал! А ты уверен? Точно решил? – глядя в глаза сыну, спросил он. – Окончательно?
– Да, – твердо сказал Петя.
– Благословляю, – тяжело сказал отец и перекрестил сына.
– Паша! – беспомощно вскрикнула матушка. – Да что же это… Сынок, а мы как же? Как мы без тебя?… Совсем одни остаемся… – матушка бесцельно, дрожащими руками, передвигала по столу чайные чашки, сахарницу…
– Ну мы – ладно! Ладно! А вот как ты, Петруша? Как ты там один? Ты же совсем еще ребенок, сынок! Нет, не пущу! – из глаз снова хлынули слезы.
– Я не ребенок! – вскинулся Петя.
Он как-то сник, стоял жалкий, потерянный, вся решительность куда-то улетучилась. На миг выглянул и снова спрятался одинокий детдомовский малыш. Взгляд стал умоляющий и растерянный. Маму жалко до слез, но как хочется учиться! Море, корабли…
Матушка наплакалась, оставила в покое чашки, сидела, молча крутила на тоненьком изящном пальце обручальное колечко, думала…
Выросли дети, у каждого своя жизнь… А она… Что она? Разве они ее собственность? Она просто не имеет права…
Наконец взяла себя в руки, вытерла со щек мокрые дорожки и решительно повторила вслед за отцом Павлом:
– Благословляю, родной! Храни тебя Господь! Поезжай!…
А батюшка с жалостью смотрел на жену – что-то частенько ей в последнее время плакать приходится.
***
А совсем скоро вернулся из армии Денис. Неузнаваемый. Мать и отец не отходили от сына. Матушка откармливала, отец молился, Денис отсыпался.
– Слава Богу, – думала матушка, – слава Богу! Разлетелись мои малыши, но зато хоть Дениска снова дома! А Петруша и Антоша будут приезжать… Наверное, все не так уж и плохо. Мы хороших детей вырастили, и где бы они не были – они все-равно наши! – Размышляя так, чувствовала, что на душе становилось полегче, тоска по уехавшим детям отступала…
Она молилась за них и чувствовала, что они – рядом.
***
А Денис снова стал ходить в церковь… О чем-то напряженно размышлял. И недели через две сказал:
– Мама. Папа. Благословите в монастырь. Насовсем.
А вот этого матушка уже не выдержала. Это был конец. Ужасный, неожиданный конец! Обретенное было спокойствие мигом куда-то испарилось, страшное слово "насовсем" просто добило ее, вытянуло последние остатки самообладания. У нее началась самая настоящая истерика. Она билась, кричала, рыдала…
– Да за что же, Господи! Нет, нет! Почему они все уходят, Господи? Почему?!
– Тихо, тихо, – успокаивал жену отец Павел.
Торопливо капал в рюмочку какие-то капли, но матушка не брала, отпихивала его руку, и снова кричала и плакала.
– Да ты же неверующий, сыночек! Дениска, ты же и в церковь-то ходил только ради нас! Какой монастырь, Господи?! Какой монастырь?! Денис! Ты же только что вернулся! Ради Бога, сынок, не уезжай! – Цеплялась за его руку, дрожала, плакала… – Ходи в церковь, поступай в семинарию, только не уезжай! Никуда тебя не отпущу! Никуда, слышишь?!
Денис, не ожидавший такой бурной реакции, был ошеломлен и озадачен. Только и сумел проговорить:
– Я верующий, мамочка. Верующий, – матушка Татьяна тяжело, прерывисто вздохнула, всхлипнула… Господи, помоги!
– Какой монастырь ты выбрал? – тихо спросил отец.
Услышав ответ, невольно вздрогнул и вдруг взорвался:
– Да это же конец света! Тайга, мошкара, болота! Там даже дорог нет, звериные тропы!
– Я решил, пап. Рекомендацию мне дадут. Но, сказали, только после того, как родители благословят.
Отец надолго задумался, потом с трудом поднялся и подошел к иконам.
Взял главную святыню в их иконостасе – Иерусалимскую икону Божией Матери, которую они с матушкой когда-то купили на Святой Земле. Прошли с ней по Крестному Пути, освятили в Храме Гроба Господня…
– Бог благословит, Денис, – сказал отец, перекрестил сына и отдал ему икону. – У каждого свой путь. Ты свой выбрал. Не отступи. Если Господь тебя призвал – попробуй стать настоящим монахом.
– Благословляю, сынок, – тихо, послушным эхом отозвалась обессиленная матушка. А что ей оставалось?…
Встала, подошла к Денису, перекрестила и крепко-крепко прижалась к нему – старшему, родному, любимому…
Капли она все-таки выпила и немножко успокоилась. Вот и опять они остаются одни. Теперь уже окончательно…
***
…И снова одинокие, тоскливые вечера, напоминающие их бездетную, грустную молодость.
Вечера без шумных молодых голосов, без суеты, без новостей. Она да батюшка… И Бог. Который почему-то решил, что их дети должны разлететься по свету. Но… Неисповедимы пути Господни… Да будет воля Твоя святая, Господи…
Приходя из церкви домой, матушка теперь почти не отходила от икон, молилась, читала псалтирь и Евангелие, иногда снова начинала плакать…
Она очень тосковала по детям, и особенно – по Денису…
***
…А однажды вечером матушка Татьяна тихонько зашла в спальню.
Отец Павел сидел за столом и клеил деревянную модель корабля – вспомнил свое давнее увлечение.
– Отец, сколько тебе лет? – неожиданно спросила матушка.
– Пятьдесят, – не отрываясь от модели, ответил батюшка.
– А мне? – тут батюшка отложил кораблик в сторону и внимательно посмотрел на жену. На мгновение мелькнула страшная мысль – с ума сошла!…
– А тебе – сорок девять, – медленно, четко, выговорил отец Павел.
– Ну вот, – удовлетворенно сказала матушка. – А ему – семнадцать недель!
И протянула батюшке полупрозрачный черный снимок, похожий на рентгеновский. Батюшка осторожно взял, нацепил очки и подошел поближе к лампе.
На снимке он разглядел какие-то полосочки, цифры, надписи… И – головастика, прижавшего к крошечному тельцу ручки и ножки…
– Таня… Это… Это правда?
Матушка счастливо улыбалась и молчала.
***
На рождение брата собралась вся семья – испросил недельный отпуск инок Дионисий, получил увольнительную на два дня юный нахимовец Петр, прилетела из далекого далека Антоша…
Матушка металась от одного своего чада к другому, обцеловывала, гладила, рассматривала… Пыталась обнять всех сразу, прижать к себе, но рук не хватало…
Вот они, счастье ее, снова все вместе! Пусть хоть на день, на два, на неделю… Но они здесь, рядом с ней! Господи, слава Тебе!
Отец Павел вел себя более сдержанно, но и его глаза лучились счастьем. То и дело он подходил то к одному, то к другому, заглядывал в глаза, крепко прижимал к себе… Оказывается, он и сам не осознавал, насколько они ему дороги, насколько сильно он по ним скучал…