***
В Троице-Сергиевой Лавре появился новый трудник. Молча делает то, что скажут, дружбы ни с кем не заводит, говорит мало и только по делу…
Однажды, правда, его попытался разговорить послушник Максим.
– Слушай, Филипп, а чего ты сразу в Лавру? Здесь люди годами в трудниках ходят… Пока еще послушником станешь… А уж про постриг я вообще молчу…
– Мне игумен обители сказал к нему приходить, – честно ответил Филипп.
– Игу-умен? – протянул Максим. – Родня, что ли? Ну, тогда понятно… Эх, везде связи, – вздохнул послушник и больше уже с Филиппом не разговаривал.
А Филипп каждый день обязательно заходит в знакомый еще с той памятной ночи храм, к преподобному, встает на колени, прижимается лбом к раке с мощами и что-то долго, горячо шепчет… У окружающих иногда создается впечатление, что он не только сам говорит, но еще и слушает…
***
Настя ушла из Гнесинки, продала квартиру, половину суммы отдала в Лавру, а половину увезла с собой – на восстановление женского монастыря в далекой Сибири.
***
А через много-много лет постаревшие схимонах Филипп и игуменья далекого монастыря матушка Анастасия будут все так же вместе смотреть в небо, на сияющие обители Отца Небесного…
И ни время, ни годы, ни расстояния, не мешают им слышать и понимать друг друга, как всегда…
***
Бэла Самуиловна
Рита нашла икону. Она стояла недалеко от мусорных баков, на земле, прислоненная к заборчику. Само по себе безобразие неслыханное!…
А если учесть, что Рита живет в Израиле, то и вовсе беспредел какой-то… Если и есть в их районе православные христиане, то они иконы не выбрасывают… А если нет – то откуда она здесь взялась? Об этом Рита как-то даже и не подумала…
…Хотела было пройти мимо – устала, еле тащится, жара, за спиной здоровенный зеленый армейский баул, автомат по коленкам бьет… Но не смогла. Пожалела икону, словно маленького беспомощного котенка… Поняла, что если оставит ее тут – случится что-то страшное. Заплюют, камнями закидают, или вовсе сожгут.
Хотя район у них светский, настоящих верующих иудеев почти что и нет, а светское население фанатизмом не страдает… Но мало ли… Тяжело вздохнула, подняла икону, прижала к груди лицевой стороной, чтоб снаружи было видно только чистую доску, и пошла домой.
***
В Израиль Рита приехала за романтикой… Очень хотелось послужить в Армии Обороны Израиля. Закончила в Петербурге школу, моментально оформила документы (по маминой линии – все евреи, так что обошлось без всяких проволочек), фамилию менять не стала – оставила папину – Волкова, чтоб не обижать отца, и рванула на Святую Землю.
Папа ехать отказался – во-первых, он русский, во-вторых, работа у него хорошая, а в-третьих – и чего он там, в вашей Израиловке, не видел? Мама привела те же самые аргументы – папа русский, работа у него хорошая, а в гости и так всегда можно приехать. Так что езжай, доченька, там бабушка Бэла тебя уже ждет.
***
Напросилась Рита в боевые войска, куда обычно девушек не берут, только если уж сами ну очень сильно захотят…
Романтики в армии не было никакой. Были жара, пыль, песок на зубах и в волосах, многокилометровые марш-броски в полном обмундировании при температуре плюс сорок, или наоборот, под проливным дождем…
Рейды по поиску и задержанию террористов, закиданные булыжниками армейские внедорожники, бессонные ночи в патрулях… Ну, все, как и положено в армии. Кроме романтики. Хотя и в таких условиях случалась любовь, иногда – на пару недель, иногда – на всю жизнь…
Мальчишки-сослуживцы старались помогать, брали на себя все самое тяжелое, но от них мало что зависело…
А командиры снисхождения к девушкам-солдаткам не проявляли – напросилась – служи!
Зато язык Рита выучила очень быстро. Хотя вокруг было полным-полно русскоговорящих ребят, старалась говорить только на иврите. Коверкая все, что можно исковеркать, путаясь в падежах, временах, окончаниях… Если уж совсем слов не находилось – помогала себе руками, словно обезьяна. Но не сдавалась.
Самое приятное было то, что никто над ней не смеялся, наоборот – помогали, с улыбками поправляли… А если вдруг было совсем непонятно – то и переводили… И затараторила Ритка на иврите, как на родном, и полугода не прошло…
***
Раза два в месяц (на субботы) их отпускали по домам… Если, конечно, обстановка в стране позволяла…
Страна – с чайную ложку величиной, и по пятницам междугородний общественный транспорт забит здоровенными баулами, рюкзаками, спящими солдатиками с зажатыми в руках автоматами, едущими домой в самых разных направлениях…
Рядовые граждане солдат любят – все как свои, родные детки. И если вдруг солдатик во сне завалится на бок и устроится спать на твоем плече, попутно заехав тебе автоматом по зубам, – терпят, молчат, еще и пошевелиться боятся, чтоб не потревожить защитника…
Баулы были набиты по принципу "все свое ношу с собой". Вся страна – горячая точка… Поэтому из увольнительной могли выдернуть в любой момент, и неизвестно, куда заслать… Вот и таскали за собой все – начиная от запасных комплектов формы, белья, и заканчивая подушкой и одеялом… Такая вот армия… Все продумано и серьезно.
***
Вот в одну из таких пятниц Рита и притащила домой икону. Икона была "настоящая", большая, писаная вручную на толстой доске. Не просто бумажка, наклеенная на картонку… Красивая…
Зайдя в квартиру, Рита положила икону на высокую полочку возле двери и с облегчением сбросила с себя баул. Крикнула – "ба, я дома"!
Из кухни появилась Бэла Самуиловна, обняла внучку, поцеловала в потную щеку, велела идти в душ и потом сразу кушать, все готово уже. Икону не заметила.
Рита разобрала автомат на несколько частей, попрятала по разным углам квартиры – все по инструкции.
Бабушка Бэла поначалу очень пугалась, наткнувшись на кусок автомата в шкафу среди чистого постельного белья, или протирая верхнюю книжную полку, например… Потом как-то попривыкла, и перестала обращать внимания. Что ж поделаешь, в такой стране живем, вздыхала она…
В общем, распихала Рита автоматные части по квартире и пошла в душ. Найденная икона из памяти выветрилась…
Бабушка Бэла выволокла на середину комнаты внучкин баул, все из него вытряхнула, вывернула его наизнанку и повесила на балкон – проветриваться. Стала разбирать вещи – что в стирку, что в глажку, в этом пакете чистая форма… Привычная работа, Ритка в армии уже больше двух лет… Осталось совсем чуть-чуть…
Какое отношение все это имеет к Риткиной находке? Ровным счетом – никакого. Просто короткий рассказ из жизни девы-воительницы, которая и стала виновницей всего того, что произошло дальше…
***
Всей любовью жизни Бэлы Самуиловны были музыка и живопись. Преподавала в консерватории, ходила на все концерты и выставки (культурная столица!)… А потом вдруг что-то в голову ударило, и, на фоне массовой эмиграции, тоже решила ехать.
В первую же неделю пребывания на исторической родине их, новых репатриантов-пенсионеров, организованно загрузили в микроавтобус и повезли в мемориальный комплекс "ЯдВашем" – музей памяти жертв Холокоста. Там Бэла Самуиловна в полной мере ощутила свою причастность к еврейскому народу. Больше всего поразили две вещи – большая застекленная яма в полу, в которой кучей была навалена обувь, снятая с убитых, сожженных, расстрелянных евреев… Долго стояла над этой ямой… Потом заметила среди взрослых мужских ботинок и кокетливых женских туфелек крохотный, с ладонь величиной, детский кожаный ботиночек… И заплакала… Впрочем, плакали все…
Затем прошли в зал памяти. Там, высеченный в скале, вверх, в небеса, уходил конус с фотографиями погибших евреев. Под конусом, в полу, был колодец с черной, страшной водой, в которой, словно звездочки, отражались фотографии… Вдоль стен этого зала были расставлены стеллажи с папками, в которых можно было найти имя каждого еврея, пострадавшего в катастрофе… Каждого… Черный дым печей заволок Бэле Самуиловне глаза, и больше она ничего не видела и не запомнила…
***
А в целом, с переездом в Израиль, в ее жизни почти ничего и не поменялось. Ее не раздавила в лепешку, как некоторых, жизнь в новой стране. Быстро нашлись русскоязычные подружки, так же, как и раньше, ходила на выставки и концерты…
По вечерам сама себе наигрывала что-то на пианино, слушала записи любимых произведений… А тут вот еще и внучка приехала. В общем, Бэла Самуиловна Коган была вполне счастлива и довольна жизнью.
В отношении религий Бэла Самуиловна была чиста и невинна, как незабудка. В том смысле, что она в них нисколько не разбиралась, да они ее ни капельки и не интересовали. Ни иудаизм, ни христианство, ни всякие Будды – Кришны – Шивы… Из иудаизма в памяти зацепился только запрет на изображения, да еще "не вари козленка в молоке его матери". Никаких козлят Бэла Самуиловна, разумеется, не варила, мясное и молочное не разделяла… С удовольствием поедала нежную свиную пастрамку, запивала ряженкой… Все это продавалось в многочисленных "русских" магазинах. В общем, ела так, как ей нравится.
Поначалу, только приехав в страну, как и многие соотечественники, она пыталась "подстроиться" под иудейские традиции, праздники, обычаи… Но ее чистокровное еврейское сердце никак на это не отзывалось… Наверное, что-то с ней было не так… А может, – нормально. "Потерянное поколение", как говорят раввины про советских евреев… Короче говоря, махнула Бэла Самуиловна на все это рукой, да и зажила обычной, привычной жизнью. По субботам включала музыку, свечей не зажигала, и свой светский образ жизни ни от кого не скрывала.
Свое посмертное существование она представляла как провал в небытие, и никаких вариантов. Разве что лопух на могиле, в силу местного климата, пришлось заменить на кактус…
***
Икона обнаружилась рано утром в воскресенье.
Рита собиралась на базу, носилась по квартире… Наконец обулась, завязала шнурки высоких рыжих ботинок, продела руки в лямки баула… Бабушка стояла рядом – она всегда поправляла внучке воротничок, расправляла ремень от автомата, чтоб не натирал нежную девичью шею… и вдруг взгляд ее упал на полочку…