– Здравствуйте, – совсем оробела Бэла Самуиловна. – А я к игуменье…
– Здравствуйте, – открывая калиточку и слегка поклонившись, ответила юная монахиня. Быстро, незаметно, окинула взглядом нарядный костюм Бэлы Самуиловны и уточнила – А матушка Антония вас ждет?
– Не знаю… Да нет, что я говорю, конечно, знаю! Никто меня не ждет, я сама приехала. – Бэла Самуиловна потихоньку приходила в себя – сразу не прогнали, так, может, и поговорить согласятся!
Монашечка еще раз с сомнением посмотрела на брюки Бэлы Самуиловны и сказала:
– Наденьте, пожалуйста, вот юбочку. У нас в брюках нельзя.
И указала на корзину со стопкой аккуратно сложенных каких-то серо-бурых тряпочек. Бэла Самуиловна взяла одну из них в руки… Покрутила… "Юбочка" оказалась просто квадратной тряпкой с длинными завязками.
Монахиня заметила сомнение в глазах гостьи и сказала:
– Да Вы не переживайте, они все чистые, мы всегда стираем. Вы прямо поверх брючек наденьте, да и все. А я пока позвоню, узнаю, сможет ли матушка Антония Вас принять. Вы ведь по делу, да? – и ушла в маленький домик возле ворот.
У-у, как все серьезно, подумала Бэла Самуиловна. Юбочки… сможет ли принять… Было немножко обидно, что ни шляпку, ни красивую янтарную брошку, юная монахиня своим вниманием даже не удостоила… Но она ошибалась. Монашечка оценила и элегантность, и вкус гостьи, только внешне этого никак не показала…
Бэла Самуиловна кое-как закрутила на талии "юбочку". Немного повозилась с завязками, одернула пиджачок и с грустью осмотрела свой "наряд". Надо было сразу в платье или юбке ехать, как же она не сообразила… Это же монастырь, а не театр… Впрочем, платье у нее с собой было, можно будет потом где-нибудь переодеться.
Бэла Самуиловна уселась в тенечек, на лавочку под большим раскидистым деревом и принялась ждать.
Ожидание оказалось недолгим – из-за деревьев показалась монахиня средних лет, подошла к Бэле Самуиловне, поздоровалась, назвалась монахиней Тамарой и слегка поклонилась. Бэла Самуиловна встала с лавочки и тоже, как-то непроизвольно, чуть-чуть наклонила голову.
– Пойдемте, я провожу Вас к матушке Антонии. Она Вас примет.
Развернулась и пошла. Бэла Самуиловна робко последовала за ней, по пути не уставая любоваться и наслаждаться цветущим садом вокруг. Это же сколько труда вложено в каждый цветочек и кустик! Без должного ухода здесь все завянет через пару дней…
Наконец подошли к маленькому каменному домику, монахиня распахнула перед Бэлой Самуиловной двери, показала рукой – проходите.
Бэла Самуиловна несмело шагнула через порог, прижимая к себе одной рукой сумку с иконой, второй – свою собственную сумочку и пакет с запасной одеждой. Не хватало третьей – поддерживать плохо завязанную, сползающую "юбочку".
***
В небольшой квадратной комнате с арочными окнами все было уставлено книжными шкафами, было очень много икон. Кроме шкафов, из мебели в комнате имелось несколько стульев и стол. За столом сидела пожилая монахиня в высоком черном головном уборе. При виде Бэлы Самуиловны она приветливо улыбнулась и встала.
– Здравствуйте! Мне сказали, что Вы приехали со мной поговорить. Присаживайтесь!
– Добрый день… э-э… игуменья! – вежливо поздоровалась Бэла Самуиловна и присела на стул напротив матушки.
– Называйте меня матушка Антония, – с улыбкой сказала игуменья. – А Вас как зовут?
После знакомства и обмена любезностями некоторое время помолчали. Бэла Самуиловна не знала, с чего начать, а матушка Антония терпеливо ждала, когда заговорит гостья. Наконец Бэла Самуиловна решилась. Достала из сумки икону и протянула игуменье:
– Вот, матушка Антония, внучка на улице нашла. Мне бы хотелось знать, как называется эта икона.
Игуменья взяла в руки икону, а у Бэлы Самуиловны сердце вдруг застучало быстро-быстро.
– Только, матушка Антония, Вы ведь не заберете у меня эту икону? – заволновалась она. – Я не хочу ее отдавать!
– Ну что Вы, Бэла Самуиловна, с чего бы это мне забирать у Вас Вашу икону?
А с названием все просто – это Корфская икона Божией Матери. Или Керкирская, есть два названия. Корфская – это от названия острова Корфу, где находятся мощи святителя Спиридона. В Греции.
– О! – обрадовалась Бэла Самуиловна. – В Греции я была!
– И у святителя Спиридона были? – заинтересовалась игуменья.
– Нет, – смущенно ответила Бэла Самуиловна. – Я даже не знаю, кто это… Матушка Антония, я еврейка, некрещеная, и в Бога я, наверное, не верю…
– Зачем же Вам икона?
– Сама не знаю. Не понимаю. – Честно призналась Бэла Самуиловна. – Просто она мне очень нравится, и мне хочется все время на нее смотреть и даже разговаривать… А еще мне хотелось бы пожить у вас в монастыре сколько можно… Ну день-два, хотя бы… И почитать что-нибудь… Это ведь можно?
Игуменья задумчиво смотрела на Бэлу Самуиловну, о чем-то напряженно размышляя. Наконец приняла какое-то решение, взглянула на часы и встала. Отдала Бэле Самуиловне икону (та поскорее спрятала ее обратно в сумку) и сказала:
– Вот что, Бэла Самуиловна, до трапезы еще есть время, пойдемте, я Вас с нашим храмом познакомлю. А потом, раз Вы хотите, то конечно, я распоряжусь, и Вам дадут келью, поживете у нас пару дней. И что почитать – найдем.
– Я… Да! Очень хочу! Только вот… – спохватилась вдруг Бэла Самуиловна. – Сколько это будет стоить? Вы карточки принимаете?
Матушка Антония опешила, растерялась, даже не сразу нашла, что ответить…
– Вы, Бэла Самуиловна, гостья, и приехали Вы не столько к нам, сколько к Богу. Это Он Вас сюда привел. Через Вашу внучку, через эту икону. Каждый человек хоть раз в жизни слышит призыв Господа. Этот призыв бывает очень разным… А откликнуться на него, или нет, решает каждый сам для себя. По своей свободной воле. Вы вот откликнулись, правда?… Иначе мы с Вами сейчас здесь бы не разговаривали…
А по поводу карточек и денег… В храм Вы можете пожертвовать столько, сколько хотите. Все остальное – во славу Божию. То есть бесплатно.
Бэле Самуиловне стало стыдно, даже щеки покраснели – влезла со своими карточками… Но она же не знала!
А игуменья тем временем подошла к двери, улыбнулась – ну что, пойдем в церковь?
***
Первый раз в жизни переступила Бэла Самуиловна порог православной церкви. Ее поразила тишина, красота, и что-то еще такое, что словами не объяснишь… Вдруг захотелось плакать…
Служба давно закончилась, церковь была пуста, поэтому слезы Бэлы Самуиловны видела только игуменья. И поражалась про себя – какими разными путями Господь зовет к Себе людей!
Бэла Самуиловна, боясь двинуться с места, рассматривала множество икон, перед которыми сияли и переливались огоньки лампад.
– Кто?… Кто все эти… Люди? – спросила она матушку Антонию.
– Это образы святых, которые еще при этой земной жизни своими подвигами, мучениями, преданностью, доказали свою любовь и верность Богу.
– Мучениями? Как это? Кто же их мучил? За что? И кто решил, что они святые? А разве можно молиться изображению?
– Ну Вам ведь хочется поговорить со своей иконой? Да и молимся мы не изображению, вовсе нет! Мы молимся самому святому. А икона – это только образ. Мы не обожествляем иконы, это не идолы. Так что и Вам хочется поговорить не с доской, ведь верно? Не с доской, а с Богом и Его Матерью. Так?
– Наверное… Наверное, Вы правы, матушка Антония… Но я же атеистка! И еврейка! А ваш Бог – христианский… Как мне все это непонятно, матушка!
– Бог – Он один, Бэла Самуиловна. А вот скажите, кем были первые апостолы? Из кого состояли первые христианские церкви?
Бэла Самуиловна понятия не имела. И почему-то ей было очень стыдно. Зато! – вдруг встрепенулась она, – зато она знает, что Мария была еврейка! И Иисус тоже, если по маме…
– Верно, – улыбнулась игуменья. – А первые апостолы были простые рыбаки, иудеи. И первые христианские церкви состояли из крестившихся иудеев и язычников. Из тех, кто поверил, что Иисус Христос – Сын Божий…
– Как у Бога может быть Сын? – совсем запуталась Бэла Самуиловна.
Тут игуменья поняла, что этот белоснежный лист бумаги Господь послал к ним в монастырь неспроста, и заполнять этот лист, этот пустой, чистый сосуд, придется именно ей, матушке Антонии. Она перекрестилась, сказала "Господи, благослови"!, повела Бэлу Самуиловну от одной иконы к другой, и рассказывала, рассказывала, рассказывала…
Бэла Самуиловна вглядывалась в глаза святых, и они казались ей совсем живыми. Возле большого деревянного Распятия она снова заплакала. Почему-то ей вдруг вспомнился тот крохотный детский башмачок из застекленной ямы в Музее Памяти… Как все завязано, запутано, трудно!
Помоги, Господи, понять! – это была первая молитва Бэлы Самуиловны…
***
Возле церкви их поджидала сестра Тамара. Она повела Бэлу Самуиловну за собой. Показала ей комнатку, которая называлась "келья", в которой несколько дней Бэле Самуиловне предстояло прожить, вручила ей ключ, постельное белье, и сказала – трапеза через час, не опаздывайте.
В келье Бэла Самуиловна увидела шкаф, две кровати с тумбочками, стол и два стула. Все. Одна кровать была застелена, на ней лежали какие-то пакеты, кофточка, на спинке висело полотенце. Вторая кровать была пустая, ее-то и заняла Бэла Самуиловна. Быстренько распотрошила свой пакет с одеждой и с облегчением стянула с себя "юбочку" и элегантный костюм. Переоделась в нормальной платье и вышла на улицу. Куда теперь идти – она не знала. Но увидела двух женщин, явно не монахинь, в простых платьях и платочках, и двинулась вслед за ними.
В трапезной какая-то юная девочка в белом платочке и фартучке показала Бэле Самуиловне ее место за столом. Видимо, это стол для гостей, решила Бэла Самуиловна, потихоньку разглядывая своих соседей. Столы для монахинь были чуть дальше. Почему-то никто не садился, все стояли. Бэла Самуиловна прислушалась и поняла, что читают молитву. Очевидно, в это время сидеть не полагается… И Бэла Самуиловна терпеливо стояла, невидяще глядя на тарелки и кастрюльки… Ее мозг был занят совсем другим. Мыслями она была еще там, в церкви…