Как умирала Снегирёвка
Снегиревка – крохотная деревушка, затерянная среди лесов. Откуда она там взялась, кто ее построил, зачем? Раньше поговаривали, что старообрядцы здесь от мира прятались, но сейчас этого уже никто точно не знает. В деревушке всего двенадцать дворов. Десять – пустых, разваленных, заброшенных. Старики поумирали, молодежь, достигнув шестнадцати лет, хватала рюкзаки с немногочисленными пожитками, и – только их и видели… Разбегались в разные стороны в поисках счастливой, устроенной, сытой жизни. Осталось в деревне два жителя – бабушка Маша и дед Семен. Они соседи. Между их домами стоит вросшая в землю, перекосившаяся, с провалившейся крышей, избушка. Кто был ее хозяином – не помнят уже даже и дед с бабкой. Живности в деревушке давно никакой нет. Только у деда пес Жучок, да у бабы Маши кот Котейка. Ни на мелкий, ни, тем более, на крупный скот, сил у стариков уже нет. Последнюю курицу бабы Маши съели еще в прошлом году…
Вокруг Снегиревки – леса, леса… И смешанные, и мрачные страшноватые густые ельники, и светлые березовые рощи… Только возле домов деда Семена и бабы Маши растут две рябинки… Баба Маша почему-то очень любит рябинку. Да и дед не устает любоваться своим деревом – и летом, и, особенно, зимой. Когда на рябинке красным-красно от ягод и снегирей…
***
В Снегиревке нет газа и водопровода, да и не было никогда. А пару лет назад что-то случилось и с линией электропередачи… Чинить ее, разумеется, никто не собирается. Баба Маша вспомнила, было, про старую керосиновую лампу, да только дед ее радость мигом охладил – ты, говорит, керосинку свою чем заправлять будешь? Снегом?
В результате все, что осталось старикам – это колодец и свечи. Свечи берегут, спать ложатся вместе с солнцем. А с водой старики давно уже приспособились так – вместе наваливаются на ворот колодца и крутят, крутят, пока из колодца не покажется ведро с водой. Тогда баба Маша повисает всем телом на вороте, а дед Семен бросается ловить ведро. Поймает, поставит на землю… Сидят, отдыхают… Все движения выверенные годами, отработанные…
Еще в прошлом году баба Маша кое-как ковырялась в огороде, выращивала всякую мелочевку – укроп, морковку, лук… Дед, как мог, помогал, но и у него сил было – кот наплакал… И сердце болит… А в этом году сил уже и на это не осталось. Пробовали дергать сорняки и копать грядки, сидя на низенькой скамеечке, но и это не помогало. Только хуже делалось – голова кружилась, давление прыгало… И стал огородик потихоньку зарастать чем попало. В основном, конечно, зловредным вездесущим бурьяном… Иногда дед Семен ходил в ближайший лесок и собирал что под руку попадется – грибы, ягоды, травки для чая… Или вдруг, почувствовав себя единственным мужчиной, брался за молоток, собираясь чинить крылечко бабы Машиного домика или покосившиеся заборы… Но, поковырявшись несколько минут, хватался за сердце, бросал молоток, сидел, пригорюнившись… И, в конце концов, смирился с мыслью, что сил у него уже нет, и жизнь почти прошла… Все убеждал бабу Машу, что жить им логичнее в одном домике – экономия-то какая! И дров, и свечей, да и с едой полегче будет… Чем таскаться друг к другу с кастрюльками… Да и теплее оно – вместе-то… Баба Маша была согласна с ним, только вот никак не могли решить, чей домик выбрать для жилья. Расставаться со своей избушкой ни он, ни она, не хотели… Так и жили…
***
В шести километрах от Снегиревки стоит большое село Прохорово. Там и школа есть, и больничка, и даже церковь. Прохоровцы Снегиревку не любят. Точнее, не саму Снегиревку, а бабу Машу и деда Семена. Ни за что, просто так не любят. Потому что и дед Семен, и бабушка Маша – хорошие, добрые, не вредные… А они, прохоровцы, вроде как бросили их, как будто и нет на свете никакой Снегиревки… Наверное, просто совесть людей мучает. Особенно не любит их почтальонша Люба и отец Иннокентий, настоятель местной церкви. Добираться до Снегиревки тяжело – дорог никаких нет, одни тропинки. Зимой на лыжах, летом на велосипеде – еще ничего. А вот осенью и весной, когда все тропинки размокают и земля разъезжается под ногами – мука мученическая!…
***
Дед Семен – неверующий, но не агрессивный, просто воспитан так. Живи, говорит, честно, никого не обижай, не обманывай, людям помогай, работай – вот тебе и весь Бог.... А бабушка Маша – Мария Валентиновна Привалова – в прошлом учительница русского языка и литературы в прохоровской восьмилетке, вдруг взяла да и поверила. Может, Достоевский на нее повлиял, может – Пушкин, а скорее всего – время пришло. Ведь время-то – оно для каждого свое…
В общем, полезла баба Маша на чердак, нашла там старые, мамины, а может даже еще бабушкины, иконы, и устроила в избе "красный угол". Полочка для икон в углу была, да только там давным-давно стояли семь слонов разной величины с поднятыми кверху хоботами и вазочка с искусственной розой. Роза была бледная, выцветшая, пыльная… Ее баба Маша выбросила без раздумий и сожалений. Дед Семен зашел в гости в тот момент, когда баба Маша разворачивала холстину, в которую была укутана стопочка икон… Стал помогать протирать и расставлять иконы и посмеивался в бороду – и зачем тебе это, старая? Либо с малолетства верь, либо так уж и живи… А то вроде как испугалась перед смертью. Бабушке Маше было семьдесят девять лет, деду Семену – восемьдесят два…
Слоников дед собрал в охапку и унес к себе. Он давно хотел выпросить у соседки хоть одного, самого маленького, да неудобно было, стеснялся. А тут раз – и все семь сразу! Баба Маша с радостью слонов подарила, да еще и деда отругала – если, мол, они тебе так нравились, чего ж молчал-то? Давно бы отдала…
***
Сын бабы Маши Олежек давно и прочно обосновался в Москве. Матери писем не писал, не приезжал, к себе не звал, забыл… Но баба Маша сердцем чуяла – все у него там хорошо… Ну и слава Богу! Молилась за сына, смотрела на старые, выцветшие фотографии – все, что у нее осталось на память… Вихрастый смешливый пацаненок в клетчатой рубашонке с беззубой улыбкой, да лихой восемнадцатилетний матросик… Храни тебя Господь, сыночек, говорила она тихо. Слез давно не было, она уже привыкла. Наверняка у нее там уже и внуки, а то и правнуки есть… Ну, дай им Бог…
Выпросила у отца Иннокентия Библию, Псалтирь, молитвослов… Глаза видели плохо, очки купить было негде и не на что. Поэтому баба Маша пользовалась большой лупой (и откуда она у нее? – сама уже не помнит).
Медленно, с трудом, разбирала незнакомые слова. В церковь ходила только летом. По твердой устойчивой тропинке, опираясь сразу на две старые лыжные палки…
Это и была главная причина "нелюбви" к ней отца Иннокентия. Поскольку баба Маша была его прихожанкой, то он должен был посещать немощную и болящую старушку на дому. Исповедовать, причащать… В любое время года… Ну да про дороги мы уже говорили…
***
У деда Семена родня была. Не потерянная. Дочь, зять, внучки, правнук… Иногда они добирались до деда, уговаривали переехать в город… Но дед-то видел, что уговаривают так, для очистки совести, и что никому он там у них не нужен. И не соглашался. Да и бабу Машу как совсем одну здесь оставить? В общем, после очередных уговоров-отказов всем становилось легче.
И все-таки деду было немножко обидно. И каждый раз он с некоторым злорадством думал – а вот возьму и соглашусь! Что вы там со мной делать будете?…
Так и жили в деревне вчетвером – баба Маша, дед Семен, Жучок да Котейка.
Летом сидели на солнышке, грелись. Котейка у бабы Маши на коленях, Жучок рядом бегает.
Зимой пили чай из дедовских травок, молчали… Да и о чем говорить, если все друг про дружку знаешь, а из внешнего мира никаких новостей до них не доходило. Молчать вдвоем им было комфортно.
***
Однажды летом дед, проводив родню, пришел к бабе Маше. Торжественный, загадочный.
– Смотри, – говорит, – что мне дочка подарила.
И положил на стол маленький черненький… непонятно что. Баба Маша подошла к столу, присмотрелась, не поняла. Какая-то то ли коробочка, то ли что. На рацию похоже, только маленькое. Взяла в руки, покрутила. Маленький экранчик, под ним – большие кнопки.
– Что это, Семен?
– Эх ты, деревня, а еще – училка! – дед радостно улыбался, но где-то глубоко-глубоко в глазах пряталась тоска. Подарили ему эту штуку, теперь, поди, и совсем приезжать перестанут.
– Телефон это, Маша. Мобильный телефон.
– Телефон? – не слишком удивилась баба Маша. – Ну надо же, чего уже напридумывали… И без проводов. А ты куда звонить-то собрался?
– Ну мало ли что… Скорую вызвать… Или там пожарных…
– Дед, какая скорая сюда поедет, ты что?
– Да шучу я, шучу. Дочка сказала, это чтобы у меня с ней связь была всегда.
Посидели, помолчали… Рассматривали телефончик. Потом дед вздохнул и признался:
– Только вот, Маш, не нужен он нам тут. Не работает он в Снегиревке. Во-первых, у нас электричества нет, а его заряжать нужно. А во-вторых… не ловит…
– Чего не ловит? – удивилась баба Маша.
– Соту… Это мне Танька так объяснила. Как я понял, ему вышка какая-то нужна, чтоб связь поймать.
– В общем, дед, в колодец только твой телефон, – подвела итог баба Маша.
– Чего это сразу в колодец, – обиделся дед. – Зарядить можно в Прохорове, а тут выключить, чтоб батарейка не садилась. А звонить – мы проверяли – можно от кривой березы, там уже связь есть.
Кривая береза – это такой ориентир для Снегиревки и Прохорова. Страшное дерево, кривое, несчастное. В двух километрах от Снегиревки в сторону цивилизованного Прохорова.
– В общем, Маша, – резюмировал дед, – телефон я у себя на стол положу, чтоб всегда на виду. Если что с тобой – я его – цап – и к березе, хоть отцу Иннокентию позвоню. А если со мной – ты тоже к березе и нажмешь вот на кнопку один. Поняла? На единичку Танька свой номер привязала…
– Да, Семен, ты и заговорил-то, как инопланетянин… Номер привязала…
Тут дед Семен рассердился.
– Так ты меня поняла? Если что с тобой – я разберусь! А ежели со мной – хватай телефон, беги к березе и жми на единицу! Поняла?