Оставшись одна, Мэриэтт еще некоторое время лежала, вновь закрыв глаза, потом вдруг приподнялась и уставилась на ключи, отражавшиеся в толстом небьющемся стекле. Еще через полминуты вся окружавшая ее многоэтажная аппаратура пронзительно завыла и заулюлюкала, а две красные лампы – одна наверху, другая у прозрачной стены палаты – отчаянно замигали. Эрика выросла точно из-под земли, бросила беглый взгляд на приборы и тут же очутилась у телефона.
– Адам, у жены Терра-Эттина схватки!
– Сколько единиц?
– Максимально.
– Блокировка?
– Не действует.
– Подготовь операционную. Я спускаюсь.
– Диноэлу звонить?
– Подожди. Может, еще ложная тревога. Черт, чуть-чуть недотянули.
Эшли подвезла его прямо к дому, и Диноэл сказал:
– Могу предложить кофе. Пока я буду собираться.
– Нет уж, спасибо, – вежливо отказалась тактичная Эшли. – Я подожду здесь.
Диноэл прошел через гараж и оказался сначала в шлюзовой, а потом и в оружейной комнате.
«Кого я вижу, с издевательской радостью закудахтал «клинт», – возвращение блудного сына!
«Помолчи», – неласково предложил ему Дин.
Что я делаю? Это же конец всем моим планам! Где моя новая жизнь? Так что же? И в самом деле остановиться?
Но оживший «клинт» уже сел на любимого конька:
«Принимаешь решение? Забыл, чему тебя учил дедушка Ричард? Человек не должен принимать решения. Это прерогатива Бога. Ладно, помогу тебе. По старой дружбе. Задам вопрос. А ты сможешь вообще жить дальше после того, как вот так обойдешься с Алекс? Ты спасаешь не ее жизнь, ты спасаешь свою. Я уже различаю детали нашей последней встречи – той, которая закончится единственным выстрелом. Так что не надо никаких решений. Беги, мой милый».
Диноэл намотал тайскую черную налобную повязку, предохраняющую глаза от пота и крови, вновь облачился в привычный «двести одиннадцатый» макинтош, рассовал по положенным местам «клинты», патроны и всевозможную мелочь и прихватил кейс со своим любимым девятимиллиметровым «сейбром» десятой модернизации.
– О, – сказала Эшли, – вот в таком виде ты действуешь на меня успокаивающе. Прямо аспирин. Да, брось на заднее сиденье… Между прочим, Рамзес нас так просто к Цитадели не подпустит. А на отдел, как понимаю, рассчитывать бесполезно?
– Бесполезно. Но мы и не станем ниоткуда подходить. Воспользуемся плодами моей семейной драмы… Вот теперь я понял, зачем ко мне приходил Слон… В Цитадели есть портал. Даже если Рамзес о нем знает – я теперь ни в чем не уверен, – то вряд ли он кому-то об этом сказал, в лучшем случае поставил там рядом рядовую шавку без всяких объяснений… Но скорее всего, он ни о чем таком и не подозревает. Организуем для него сюрприз, не одному Ричарду людей удивлять…
Тут он вспомнил Цитадель и то, как был потрясен, увидев ее впервые – как она висит в Космосе над звездами и под звездами, на фоне длинной, пестрой, оранжево-синей туманности, распустив параболические многокилометровые лепестки, растущие из кольцевого причального модуля, а позади поднимаются трапеции доков Биджелы с параллельными пунктирами огоньков… и совершенно неожиданно у Диноэла поднялось настроение. Можно даже сказать, резко поднялось – впервые за все последние месяцы.
– К тебе приходил Слон? Постой, но он же давно умер. Или я что-то путаю?
– Ты ничего не путаешь. У меня было видение, или называй как хочешь… Ты знаешь, иногда я начинаю верить в судьбу и все в этом роде. Как выясняется, это не всегда пустые слова… Ладно, бог с ним, лучше скажи, чем мы на сегодня располагаем?
– Двадцать второй «Оспрей» в Уилслос-филде.
Дин засмеялся:
– Эш, ты что, роту собираешься с собой прихватить? Куда нам такой фургон? Ладно, поехали, разберемся… Знаешь, что скажет нам эта мерзавка вместо «спасибо»? «Почему так долго?» И еще: «Напрасно беспокоились, у меня все было под контролем!» Сейчас направо, и там будет выезд. Ты только посмотри, какая великолепная осень!
Телефон снова зазвонил.
– Да.
– Привет, – произнес женский голос с приятной хрипотцой. – Не пытайся вспомнить, не узнаешь. Это Сандра Кобург, Перекрестки.
– Очень даже я тебя узнал. Как дела?
– Ничего. Я ушла от Родерика.
– Ух ты.
– И еще я больше не Медуза Горгона. Вот так. Что скажешь?
– Скажу, что это надо видеть.
– Спасибо. А когда?
– Прямо сейчас не получится. Денька через три-четыре загляну.
– Что, на этот раз я все правильно сказала?
– Ну, в общем, да.
– Хорошо. Я подожду, только ты не обмани. Удачи тебе.
Трубка смолкла, Эшли хмыкнула.
– Как всегда, одно и то же. Тебе еще не надоело? Кстати, ты семейный человек.
– Кажется, уже нет. А тебе-то что? Ты за меня замуж не пойдешь.
– А ты звал?
– Нет. Духу не хватало.
– Вот то-то же. Кстати, так куда мы держим путь?
– Куда теперь ведут все пути? На сказочный остров моей мечты. Он называется Челтенхэм.
– Там теперь все перекрыто. Такой планеты, как Тратера, больше не существует.
– Давно такие вещи стали тебя останавливать? Эш, мы открываем эпоху приключений. Нас ждет чудесная встреча с графом Робертом, с удивительной Гильдией, магнатом Родериком, чертом в ступе, и вообще бог знает с кем. Я покажу тебе Перекрестки, покажу Зеленый каньон… Знаешь, что недавно сказал мне один романтический пьяница? Если не попадаешь в ключевые точки какого-то сценария, то можешь начать свой собственный. Вот этим мы и займемся.
– Как все радужно.
– Ну, ты ведь не собираешься жить вечно? Я тоже.
«Надеюсь, что это ложная тревога», – сказал веселый профессор Розенталь Эрике Ленгсхольм. Но надежда не оправдалась. Тревога оказалась очень даже настоящая, и спустя пять мучительных часов она привела к тому самому результату, к которому так стремилась Мэриэтт. Неделю спустя все трое сидели в кабинете Розенталя и обсуждали сложившуюся ситуацию. Точнее, правда, будет сказать, что обсуждали профессор и Эрика – Мэриэтт уже все решила и обсуждать ничего не желала.
– Что ж, поздравляю, – говорил Розенталь, – анализы подтверждают – никаких следов вирусных матриц в крови, все чисто. Что же до самого плода…
– Ребенка, – хмуро поправила его Эрика.
– Хорошо, ребенка – то приходится согласиться с вашим решением. Срок недостаточный, и к тому же опыт показывает, что на первых стадиях постнатального развития большинство эмбриональных патологий обостряется до критического предела, так что… Как сказала бы моя бабушка – было в старину такое печальное, но очень емкое выражение – не жилец…
– Знаешь, Адам, – со злостью вмешалась доктор Эрика – надо сказать, что этих двоих связывали не только служебные отношения, – ты по натуре добрый человек, но иногда рассуждаешь, как людоед. Да, у мальчика серьезные костные деформации, но, во-первых, далеко не критичные, во-вторых – в значительной степени устранимые. Мэриэтт, во всех прочих отношениях это совершенно здоровый ребенок. Ну не выиграет он Олимпийские игры – вам это очень нужно? Вы же мать, ему будет нужна ваша ласка, ваша поддержка…
Мэриэтт встала и взяла сумку.
– Решим так, – примирительно сказал Розенталь. – Вернемся к формуле, которая уже принесла нам успех: понаблюдаем. Как только выяснится что-то определенное, мы вам немедленно сообщим, так же и господину Терра-Эттину, если он к тому времени даст о себе знать…
– Не надо, – сказала Мэриэтт. – До свидания, большое вам спасибо.
Она вышла из кабинета и аккуратно закрыла за собой дверь.
На крыльце клиники, над хитросплетением лестниц, пандусов и никелированных перил, Мэриэтт остановилась. Осень. Прохлада. В пронзительно синем небе высокие гряды облаков. Башни Старого Города, за ними, вдали – желто-багряные холмы. Господи, до чего же здорово. Невыразимо прекрасно. Ей нет еще тридцати. Прав был классик – хорошие туфли на каблуке веселят ногу. Да, она заплатила страшную цену, но отныне все кончено, кошмары, изобретенные злыми карликами с темной стороны Луны, позади. Мэриэтт чувствовала, что освободилась от той страшной, необъяснимой зависимости, которая пришла к ней там, в Лондоне. Черный кусок судьбы, крутясь, улетел в бездну времени. Есть любимое дело. Есть чудо душевного спокойствия. Есть вновь обретенная легкость бытия. Остальное придет. Ей все по силам.
Мотор дрезины едва слышно мурлыкал, и тренированное ухо Диноэла без труда уловило в рельсах шепот и нарастающую вибрацию. Он вспомнил Володины предостережения и, затормозив, сволок телегу с пути. Тотчас же далеко позади обозначился нарастающий гул, и показался приближающийся свет. Дин оттащил свой снаряд еще подальше. Рельсы уже стонали и звенели.
Громадный локомотив, слепя прожекторами и просто светясь цепочками огней, похожий на цельный слиток серого металла вместе с единственным вагоном, соединенным почти без промежутка, качнул Диноэла воздушной волной. Меж растопыренными обтекателями полыхнул раскинувший крылья серебряный орел с прямыми, косо срезанными, как десантные кинжалы, перьями, и буквы лапидарного рубленого шрифта: «Стимфал. Вооруженные силы». Две секунды он сотрясал пространство перед Диноэлом, и унесся прочь, сжавшись в точку в неведомой дали, лишь все те же рельсы, разволновавшись, еще минуту, затихая, пели вслед.
Дин неподвижно смотрел в ту сторону, куда исчезло страшилище, и в голове почему-то издевательски стонал Володя: «Едет, едет батюшка наш!» Вот он, проклятый бессмертный призрак, предвестник чего-то, о чем и думать не хочется. Да будь оно все неладно. Рука Диноэла опустилась, и большой палец сам собой лег на ребристый затыльник курка «клинта». И не просто лег, а даже будто бы сдвинул тот с места, ощутив упругую неподатливость пружины.
Да, он там, внутри, подумал Дин. Высокий седой старик. А может, и не старик, может, он там молодой, но седой все равно, он поседел в девятнадцать, во время десанта на Цереру, единственный выживший, один из нескольких сотен. Там был – да и сейчас есть – мир вечного мрака, населенный чудищами, психотехническими мутантами, пожиравших всех, кто к ним попадал, они этим жили, и в их чудовищные головы даже прийти не могло, что однажды явится мальчишка, зеленый новобранец, который начнет пожирать их самих. Просто потому, что захочет есть. Да, запомнили они там Джона Кромвеля. Он землянин, но ненавидит Землю, и однажды уже был в полушаге от того, чтобы… Да нет, прервал сам себя Диноэл, дело не в этом, черт бы с ним со всем, дело в другом – где, какую я дал клятву, когда подписался на то, что обязан его остановить? С какой радости это стало моим долгом? Может, права Мэриэтт – уже хватит, есть другие? Кто их видел… Может, прав Скиф – есть угрозы пострашнее? Наверное, наверное. И то сказать – сколько можно. Но. Мне осталось недолго, я свой ресурс давно выработал, но кто сказал, в какой Глубинной Книге написано, что это недолго надо выбросить псу под хвост? Если будет везение да воля Господня, успею еще что-нибудь, а там, глядишь, и сменит меня кто-то на этой дороге. Но еще не сегодня. Не сейчас.