ту Густаву Датчанину, Лу уже прекрасно знал, чем вся эта глупость закончится, стоит лишь вернуться дяде Ричарду.
О, чуткость ангельских догадок, как выразился классик. Как гром небесный грянула весть о том, что аквитанская армия переправилась через Твидл ниже Челтенхэма, что Бристоль уже взят, изъявил полную преданность возвратившемуся лорду-протектору, и уже плывут в бискайские туманы плоты с насаженными на кол федералами, а к сентябрю – что Ричард повернул на север и его войска идут на Лондон, впитывая с радостью переходящие на сторону принца-регента мятежные гарнизоны. Второго сентября, в жаркий осенний полдень, Ричард, в уже ставшей привычной манере, шел через заполненный ревущей толпой Стрэнд, опираясь на рукоять меча и, как всегда, монотонно перекидываясь двумя-тремя словами со старыми знакомыми: «Слезь оттуда, дурень, упадешь», «Мэгги, карга, я хоть раз увижу тебя трезвой?» – а в двух шагах позади шел огромный и черный Бербериец IV, с накинутым на луку седла поводом, а за Берберийцем, громыхая, звеня и цокая, шла конная гвардия, а за ней стальной колючей гусеницей втягивалась в город и вся армия герцога Глостерского, властителя и спасителя Великобритании.
В эту осень Ричард позволил себе стать отцом военно-полевой хирургии. К ноябрю ситуация на фронтах складывалась довольно странная. Три армии одновременно шли на север. По правому берегу Правого Твидла двигалось войско юного Стэнли Ричмонда, единственного тюдоровского союзника Глостеров, по левому берегу Левого – самого герцога Ричарда, и по Центральному Бернисделю, увязая в грязи осенней распутицы, – армия федералов, или, как они выражались, королевская армия под командованием графа Морхольда, державшего при себе плененного короля Эдуарда. Все они, строго говоря, наступали на Бортуикский замок – северную цитадель империи в междуречье Твидлов. Противоборствующие силы разделяла река, и никаких грандиозных баталий или молодецких стычек не происходило.
Не знаю, бывало ли когда-нибудь такое, чтобы военные действия шли в точности так, как рассчитал полководец. Сомнительно. Война – любительница сюрпризов. По крайней мере, той осенью Ричард испытал это в полной мере. Ни в сентябре, ни в октябре не сумев переправиться через Твидл, войска Глостера ушли далеко на север, несколько неожиданно и без особых потерь захватив все левобережье, и в начале ноября перед ними, сквозь завесу дождей, предстали валы, стены и крыши Лидса, а вдали, среди холмов с хмурыми осенними лесами, уже смутно угадывались башни Бортуика над разбегающимися потоками Левого и Правого Твидлов.
Герцог крепко призадумался. Лидские мосты и броды вещь заманчивая, но осада вольного торгового города никаким боком в его планы не входила, как, кстати, и вся зимняя кампания. Упорно не наступающие холода и отсутствие ледяной переправы путали планы – союзная армия Ричмонда точно так же застряла на правобережье, а промедление смерти подобно – того гляди, королевская армия выберется наконец из непролазной бернисдельской грязищи, и тогда никакие морозы уже не спасут – жди ледового побоища. Идти дальше на север, искать переход через Твидл Главный – затея, во-первых, возможная, но сомнительная, во-вторых рискованная – по правую руку уже поднимались предгорья СмокГоун-Хилла – а это уже земля Бэклерхорста. Поди угадай, как этот чумовой удалец отнесется к тому, что на границу пожаловали несметные вражеские полчища, захочет ли слушать какие-то объяснения – вылетят из туманных ущелий всадники в рогатых шлемах, и беды не оберешься.
Герцог покривил губы, некоторое время смотрел на стол перед собой и затем приказал:
– Каллиграфов ко мне. И срочно разыщите графа Роджера.
В палатке у Глостера собрался весь городской магистрат – в высоких черных шапках с золотыми пряжками. Шестеро стариков настороженно уставились на мрачного регента. Глостерский оперный бас звучал как обычно – предельно сдержанно и практически без интонаций, лишь с едва заметным подвывом в конце фразы.
– В вашем городе живут разные люди. Наверное, есть хорошие и плохие. Но меня это не интересует. Мне нужны ваши мосты и понтоны. У нас война, и мне надо переправиться на тот берег. Вы не очень меня любите. Вы любите ваши права и вольности. Ну да. Вольный город Лидс. Я предлагаю вам вот что. Предлагаю сам.
Ричард взял со стола состряпанную Роджером грамоту – безупречный шедевр каллиграфии с цветными заглавными буквицами в витиеватых рамках.
– Тут ваши права и вольности, свобода от налогов и пошлин на десять лет, въезд-выезд и все такое прочее.
– А право чеканить монету? – заинтересовался один из старичков, быстро уловив, куда клонит герцог.
– Не дам! – цыкнул на него Глостер. – Только лицензию. Скидка оговаривается. А сейчас мне нужен бернисдельский берег. Можете сказать «нет». Воевать с вами я не стану. Уйду и переправлюсь где-нибудь еще. Но потом я вернусь. Со всей армией и стенобитными орудиями. Вы меня знаете, суконщики, у меня есть поддержка с воздуха. И никакого города Лидса не будет. Вольного, невольного, с плохими или хорошими людьми, с детьми и взрослыми… не будет ничего. Камня на камне. Я построю здесь другой город. Без вас. Даю на размышление два часа. Потом сворачиваюсь и ухожу. Переговоров больше не будет. Да, еще мне нужен провиант – еды, сколько сможете. Решайте.
– Где гарантия, – заговорил убеленный сединами глава магистрата, – что ваша армия, сэр, не разорит города?
Тут Ричард, надо заметить, прибавил краски в голосе.
– Я тебя помню, суконщик. Ты Иероним. Недавно женился… Ты забыл, с кем разговариваешь? Вы, самодовольные сепаратисты, обманывал я вас хоть когда-нибудь? Гарантии, братец Иероним, будут такие: я не стану заходить в город, а проведу войска по вашим настилам и причалам, гарантируйте себя сами – выведите на стены ополченцев, разогрейте бочки со смолой, зажгите фитили, смотрите во все глаза на мою армию, да не пропустите чего… – Герцог заговорил уже вполне нормальным голосом, и от нижних нот из его глотки у всех присутствующих завибрировали внутренности. – Я сказал свое слово, а вы решайте как хотите, у вас уже меньше двух часов.
Старейшины переглянулись, и Иероним поднялся.
– Ваше высочество, нам не нужно двух часов, чтобы принять решение. Мы берем вашу грамоту, разворачиваем для вас мосты и поставляем провиант в необходимом количестве. Еще я прошу, чтобы его величество король Эдуард был крестным отцом моего сына.
– Принципы не позволяют королю посещать город Лидс, – проворчал Глостер. – Я сам приеду и окрещу. Это тебя устроит?
Так город Лидс совершил государственную измену и перешел на сторону мятежного регента. После Шрусберийской битвы решением горожан главы магистрата получили свои посты пожизненно, ну а Ричард стал крестным отцом – хотя родилась девочка. Назвали Камиллой.
Битва при Шрусбери, несмотря на всю свою значимость и эпохальность, никакого военно-исторического интереса не представляет. Не было там ни засадных полков, ни ошеломительных фланговых обходов и охватов – единственная курьезная деталь заключалась в том, что конфедерация, то есть южане, атаковали с севера, а северяне – с юга. Войска и той и другой стороны были выстроены в три стандартные линии, которые последовательно и были введены в бой. На заснеженной кочковатой пустоши Глостер занял едва приметную возвышенность пологой гряды, где и находилась деревенька, принадлежавшая графу Шрусбери (теперь это место высокопарно именуют «Шрусберийским холмом»), Морхольд выстроил свои силы перед Помфретским лесом, никак, кстати, выгоды этой позиции не использовав. Над полем висела туманная дымка, неуверенно поделенная на верхнюю и нижнюю половину смутной полоской темного леса, из снега там и сям торчала поседевшая щетина трав и вмерзшие в лед камыши по руслам ручьев, отмеченных зарослями низкого кустарника; снег языками забирался на стволы редких деревьев.
Исход сражения, начавшегося довольно поздно по причине зимнего рассвета, решился уже к часу дня. Численный перевес был на стороне федералов, но войско Ричарда было куда более профессиональным, сплоченным, лучше обученным и вооруженным и уж точно – более управляемым. У Морхольда под началом было много громких имен, знамен, плюмажей и так далее, но вместо слаженности и организованности – перебранки, счеты и несогласие, каждый граф и барон, по сути дела, дрался сам за себя. Стойко держались корнуолльцы Вогена и Грея, но их было ничтожное меньшинство, а прочие кое-как организованные полчища – всех этих пастухов и пахарей, где за гроши а где и просто силой согнанных воевать – не испытывали ни малейшего желания умирать и убивать из-за раздоров знатных господ. Шотландские наемники, наспех навербованные Морхольдом, вообще поначалу отказывались сражаться, узнав, что король вовсе не стремится ни побеждать, ни платить за эту победу. В разгар побоища командир скоттов Дуглас МакКормик с упрямством истинного горца умудрился пробиться к самому Глостеру и заявил, что его солдаты готовы покинуть поле брани, если им беспрепятственно дадут уйти, на что Ричард хладнокровно ответил: «Я вам еще и денег дам».
На этом, собственно, все и закончилось. Королевское войско, побросав оружие, по кустам и льду стариц побежало к Помфрету, корнуолльцев без обычных герцогских затей перебили всех до единого, а мятежным графам Вогену и Грею тут же на месте, без разговоров, Ричард приказал снести головы. Морхольд, уже в одиночестве, продолжал отбиваться, прижатый к самому королевскому шатру.
Но вот все отступили, освобождая место, и он, жарко дыша, остался стоять, затравленно озираясь, на каменно утоптанном кровавом снегу, спиной к высоким походным полотнищам военного стана, здоровенный, квадратный, с бронзовыми завитками рыжей бороды, охваченный кольцом врагов.
Со стуком и топотом, звякая оружием, глостеровские пехотинцы образовали коридор, и по этому стальному коридору к Морхольду пошел сам Ричард – тоже весь стальной, сплющенный, как краб, на плече – волнистый меч с полумесяцем кривых зубцов на лезвии – оружие, созданное неведомыми умельцами за многие тысячи парсеков от этой земли, и страшная шипастая и клыкастая перчатка с острыми чешуями над механическими суставами сжимала этот меч за длинную рукоять, поделенную надвое мерцающим кубом с герцогским вензелем.