Роберт молчал. Дин кивнул.
– Ладно, хорошо. Тогда спрошу тебя еще кое о чем, что не имеет отношения к государственной безопасности. Ты знаешь, что недавно убили моего друга, архитектора Кугля, ты его знал, он перестраивал ваш дом… Перед смертью он успел мне сказать, что оставил свои бумаги, свое завещание за маузером прямо здесь, на стройке. Ты не знаешь, что он мог иметь в виду?
Роберт вновь промолчал, но промолчал уже иначе, он поднял глаза и долго всматривался в лицо Диноэла. Да, первое, что унес паралич, – это стеснительность графа.
– Сэр Диноэл, – произнес он наконец, – я хочу подвергнуть испытанию нашу дружбу. Хочу попросить вас об одной вещи. Если вы откажетесь, я только буду еще больше вас уважать, но ваш отказ огорчит меня. Если согласитесь, это не прибавит вам моего уважения, но обещаю, что буду любить вас, как и прежде, а кроме того, в благодарность я помогу вам и выполню вашу просьбу.
– Я слушаю.
– Сделайте так, чтобы отец не женился на этой женщине. Он будет несчастен с ней… она его погубит. По-настоящему он должен был жениться на леди Эрскин, но он не захотел… это из-за мамы. Помогите ему, я знаю, вы это сможете.
Дин с сомнением покачал головой. Внезапно его интуиция скакнула в сторону, и ситуация вдруг высветилась перед ним с совершенно неожиданного бока.
– Роберт, тебе нравится какая-то девушка?
– И да, и нет.
– Ты говоришь загадками.
– Это не девушка. Это взрослая женщина. Но я рассчитываю на ней жениться.
– Еще интереснее.
– Сэр Диноэл, я не могу быть откровеннее. Я – слуга короля. Но я хочу, чтобы вы знали – я к вам очень хорошо отношусь и хочу помочь.
«Знакомые песни, – подумал Диноэл, – этот припев нам известен. Кончается он словами «ничего личного». Здесь творятся страшные вещи – те самые, которые для Айвена «загадка старой штольни». И все больше проклятая ясность – он опоздал. Безнадежно опоздал. Паскудство.
Обед проходил в Малой столовой, то есть в личных герцогских апартаментах – сравнительно небольшой комнате с кессонным потолком и сложно профилированными балками – боже, подумал Дин, сколько же там скопится пыли. Да уж, действительно никаким ремонтам не истребить здешней старозаветности, которую следующие поколения обзовут провинциальностью. Большой стол вызывал воспоминания о временах, когда блюда заранее сразу расставляли на сегментах столешницы и вносили в залу через широченные двери. Во главе, на хозяйском месте, сел, естественно, сам Олбэни, место по правую руку от него – кресло мамаши, вдовствующей герцогини Корнуолльской, а вот следующее место пока что многозначительно пустовало – ясное дело, через несколько минут его займет Мэриэтт. Диноэл с удивлением почувствовал некоторое волнение при этой мысли. Самого же его как почетного гостя посадили слева через угол рядом с хозяином, спиной к громадному камину с ныне диковинным, редко встречающимся атрибутом – каминной скамьей. Пока что он имел возможность любоваться черным корнуолльским фаянсом и величественным трехэтажным буфетом напротив – с инкрустациями и монументальным резным карнизом поверху.
Герцогине Тэлвин, бывшей супруге знаменитого на всю Британию своими чудачествами Корнуолла-старшего, некогда собственноручно распахнувшего перед королем Ричардом ворота Бристоля, было уже изрядно за семьдесят, но она успешно сохраняла безупречную осанку, вкус к нарядам и украшениям, ясность мышления и большую часть зубов. Дин был ее любимцем, она называла его «сэр Дэниел».
– Сэр Дэниел, наконец-то, сколько лет, сколько зим! Как надолго вы нас покинули в этот раз!
– Виноват, герцогиня, что делать – не я решаю, куда мне ехать и где быть. Но вы простили бы меня, если бы знали, в какой варварской глуши я вспоминал ваши пироги и маринованные грибы. Бывали дни, когда я вообще не мог думать ни о чем другом.
– О, вы все тот же прежний. Вы видели наш ремонт? Вы не представляете, что мне пришлось пережить! Я думала, сейчас рухнет весь дом! А паркет? Несколько месяцев мы ходили по таким, знаете ли, мосткам, и это в моем-то возрасте! Удивительно, что никто не переломал себе рук и ног. Этот Кугль был настоящий диктатор… Надеюсь, это был последний ремонт в моей жизни.
И вот наконец появилась долгожданная Мэриэтт. Все те же потрясающие синие глаза под строго сдвинутыми бровями, минимум украшений, простое светлое платье, украшенное лишь двумя вставками рельефной черной вышивки, прическа в форме огромной каштановой капли, из которой, сквозь кольцо с бирюзой, брала начало сложная коса почтенной толщины – мода на стрижки еще не дотянулась своими стальными лезвиями до шестнадцатого века.
– Роберта не будет, – сказала она, усаживаясь на пододвинутый Олбэни стул.
Даже не взглянув в сторону Диноэла, она окатила его волной ледяного аристократического высокомерия – прием, от которого тот давно отвык. Контактеру сразу стало весело и интересно. Кроме того, хозяйски-спокойная интонация будущей герцогини Корнуолльской мгновенно открыла Дину, до какой же степени Роберт ненавидит невесту отца.
Герцогиня Тэлвин сокрушенно покачала головой:
– У него сейчас такой трудный возраст. Боже, как я мучилась с Бенни в его тринадцать-четырнадцать! Вы представляете, сэр Дэниел, я сажала его напротив себя и говорила: хорошо, давай все обсудим. Мы беседовали по часу и дольше, и так два или три дня, и только потом он признавал: да, мама, возможно, я был в чем-то не прав.
Олбэни был весел и оживлен, однако Дину хотелось увидеть в этом веселье чуть больше естественности.
– Вы, друг мой, в своих дальних краях, наверное, уже отвыкли от английской кухни? У нас все скромно, типично домашний стол, выбор невелик. Вот телячий рулет или, если пожелаете, традиционный барашек, там рыба – кстати, из Корнуолла, грибы – не забывайте, мы в лесном краю, а вот эти маринады заменяют нам пикули…
– А пудинг? – вокликнул Дин. – Где знаменитый пудинг?
Олбэни засмеялся:
– Ну, во-первых, сегодня не день Гая Фокса, так что ничего особенно знаменитого мы вам предложить не можем, но фруктовый пудинг будет обязательно – рецепт, как вы понимаете, тоже корнуолльский, хотя весь Лондон бредит хэмпширским пудингом… И, кстати, вот эта коллекция вермутов – специально для вас.
Позиция позволяла Диноэлу, не нарушая никаких правил, разглядывать Мэриэтт сколько душе угодно, и тут он сделал очередное открытие, от которого у него сразу по нескольким местам пробежал холодок. У надменной злючки были не только умопомрачительные глаза – платье с вышивкой не делало никакой тайны из ее фигуры, и фигура это была именно того типа, который заводил в Диноэле механизмы, совершенно недопустимые за этим столом.
Но не в этом, ах, не в этом было дело! Никакая красота не могла вот так вдруг взять да и сразить Диноэла, насмотрелся он в своей жизни на красоту и прочие чудеса. Дело было в том, что над всеми этими прелестями витала густейшая начальственная аура, да что там витала – бурлила и била ключом, шевеля воздух как марево над раскаленной в жаркий полдень крепостной стеной. Диноэл с ужасом почувствовал, как преступный вирус сердечной слабости начисто спалил и второй фильтр его душевной обороны. Дикая, невозможная мысль шальной искрой проскочила в его голове: «Если она захочет, я буду с ней спать».
– Леди Мэриэтт, – сказал он, осторожно покашляв, – простите за смелость, но мне очень интересно. У вас в Хэмингтоне своя лаборатория?
– Она там проводит дни и ночи, – ответил за невесту Корнуолл. – По-моему, дай ей волю, она бы вообще оттуда не выходила. Знаете, каких трудов мне стоит вывести ее хотя бы в театр?
Тут Мэриэтт вступила в беседу.
– Не хочу никого обидеть или показаться бестактной, но я чего-то все-таки не понимаю, – сказала она. – У меня два вопроса. Первый к нашему гостю. Вы и ваша организация превратили целую нацию в подопытных крыс, путем насилия, попирая все человеческие законы. И как вот с таким на совести вы себя чувствуете в этих стенах? А второй вопрос к тебе, Олбэни. Тебе не странно сидеть за угощением и шутить с главным представителем оккупационной администрации?
– Но, Мэриэтт, они же старые друзья, еще с войны, – огорошенная такой атакой, попробовала вмешаться вдовствующая герцогиня.
Олбэни лишь лукаво усмехнулся:
– Дорогая, предлагаю начать с его совести, а уж я пойду следом. Такая очередность.
«Не сходи с ума, – свирепо приказал себе Диноэл, – куда тебя черти несут? Спятил?»
– Моя совесть страдает как положено, леди Мэриэтт, – надеюсь, Олбэни вас просветил на эту тему. Ей-богу, обед не место для диссертаций, но хорошо, постараюсь быть кратким. Во-первых, если бы речь действительно шла о группе наших соотечественников, терпящих бедствие, или их детях в аналогичной ситуации, Земля немедленно бы развернула на Тратере госпиталя, эвакопункты и прочее. Кстати, эвакуация – одна из основных миссий КомКона. Но ничего этого не происходит. Тождество неких условных потомков пропавших некогда землян и теперешних обитателей, скажем, Лондона, до сих пор не установлено ни в малейшей степени. Генная идентификация завязла, как телега. Никакие соотечественники здесь не терпят бедствия, а напротив, ситуация – это уже во-вторых – подпадает под другой закон – о невмешательстве в дела цивилизаций, не буду его цитировать, наверняка вы слышали – ну, о том, что нельзя произвольно вмешиваться в ход истории. Вы-то сами отдаете себе отчет – каких именно решений вы от нас ждете?
– Наверное, есть еще и «в-третьих»?
– Берегись, Мэриэтт, – погрозил ей вилкой Корнуолл. – Это опасная территория! Ты разговариваешь со специалистом по палеоконтакту!
– Есть и «в-третьих», – покорно согласился Диноэл. – Леди Мэриэтт, вы в курсе, сколько в известной Вселенной насчитывается погибших цивилизаций?
– При чем здесь Тратера?
– Да при том, что Земля имеет право себя защищать. Мы ведь так и не знаем, что же именно произошло на Тратере. По современным воззрениям – чудовищная аберрация времени, объяснить которую наука бессильна, и столь же необъяснимый мутационный скачок, породивший, например, такой феномен, как раса эльфов – генетическое чудо, которое ни в какие рамки не укладывается… как триплоидный банан. Да и прочих загадок выше крыши. Первооткрыватель вашей родины, сударыня, сказал еще в незапамятные времена: где неизвестность – предполагай ужасы. Мэриэтт, законодательно – что, напомню лишний раз, я лично осуждаю – запрещено обмениваться с подобными мирами любыми материалами или информацией. До полного выяснения и так далее. Потому что мы н