Челтенхэм — страница 84 из 134

– Тогда мне придется прочитать вам лекцию по истории Контакта.

– Прочитайте.

– Смешно, получается, как у Ефремова… Был в старину такой автор, у которого персонажи объяснялись не словами и не фразами, а лекциями… Мэриэтт, мне самому, в самой сжатой форме, это объясняли несколько семестров, а вы хотите, чтобы я все изложил за две минуты. Вы обо мне высокого мнения, это приятно. Ладно, попробую. Упрощая до предела, можно сформулировать так: давным-давно, задолго до человечества, во Вселенной существовала так называемая цивилизация Предтечей. Может, и не одна, может, и не одновременно… но бог с ним. С нашей точки зрения, это была цивилизация богов – ее возможности были безграничны. Вдумайтесь в это слово – безграничны. Так, я уже все перевираю… Заметьте, что я не сказал: «технические возможности», там речь шла не совсем о технике, но люди ищут у Предтечей именно технических решений, и это понятно, и это еще понятней, потому что следов своего пребывания Предтечи оставили по всему миру тысячи и тысячи.

– И что же?

– Да в том-то и дело, что ничего. Во-первых, расшифровать эти артефакты пока что удалось едва ли на один процент. Во-вторых, они совершенно не рассчитаны ни на человеческие мозги, ни на человеческие руки.

– Так чего же тогда опасаться?

– Опасаться, милая барышня, нужно всегда. Кое-что воссоздать все же удалось, и результат вышел ошеломляющий. Шаровые аккумуляторы, прямоточный генератор, силовые покрытия – основа теперешней авиации…

– Но прямоточный генератор изобрел Карл фон Бюлов.

– Да ничего он не изобрел. Он ухитрился прочитать фрагмент послания Предтечей… Крошечный фрагментик, и у него теперь две Нобелевские премии. Кстати, никакой он не фон и не Бюлов, Карл очень темная лошадка, и подобраться к нему пока что не получается… Кроме того, существуют лаксианские технологии.

– Об этом я немного знаю, но все же поясните.

– Лаксианцы – это вымершая цивилизация, тоже древняя, но по времени стоящая к нам гораздо ближе, их основная база была на Гейре, нынешней Гестии, и четверо из них даже дотянули до наших дней – правда, здорово не в том виде, что прежде. Один из них мой друг, Эрих Левеншельд… Так вот, лаксианцы сумели совершить невозможное – они проложили своеобразный мостик между техникой Предтечей и тем, что техникой называем мы. В итоге все равно черт ногу сломит, но хоть что-то… Как бы то ни было, практически все, что сегодня нам известно о Предтечах, – это лаксианская транскрипция. Беда в том, что никто даже вообразить не может, как далеко лаксианцы зашли в своих открытиях – основные архивы не найдены… если кто-то не держит их под спудом, до поры до времени…

– «Там сатана у поднебесья ко многим тайнам держит ключ», – процитировала Мэриэтт.

– Вот именно. Мэриэтт, я прилетел сюда из краев, где такими раритетами бойко торгуют, и платят за них деньги, которые лучше любых слов говорят о чьих-то очень серьезных намерениях. И у меня есть веские причины предполагать, что этот ваш ключ запрятан здесь, возможно, в двух шагах от Хэмингтона. Держит его отнюдь не сатана, а ваш многомудрый дедушка – прекрасно понимаю и его и вас, но в мире пахнет жареным, и с каждым днем все сильнее и сильнее. Это одно. Второе: у нас есть данные палеоконтакта, чертова пропасть фактов, которые говорят, и даже не говорят, а просто кричат, что во Вселенной есть силы, какие нам во сне не снились, и природа их – полная загадка. Вот когда мы столкнемся с ними, вот тут начнется разговор… И, как вы понимаете, есть опасения, что разговор получится очень короткий. Так вот, похоже, что вход в контакт с этими самыми силами здесь, на Тратере, у нас с вами под боком. И вся загвоздка в том, что об этом входе знаю не я один, знает еще кто-то и хочет к нему подобраться, если уже не подобрался… А в мире пахнет войной, и такие открытия накануне войны, как правило, скверно кончаются.

– Но, может быть, вы ошибаетесь, ничего такого и нет?

– Может, и нет, – угрюмо кивнул Дин. – Дай-то бог. Но уж очень хочется убедиться.

– Боже мой, Олбэни был прав – вы в самом деле хотите спасти Вселенную?

– Дорогая Мэриэтт, я не клинический идиот, я не собираюсь повернуть историю вспять. Но знаете, в одной дурацкой сказке дракон говорит: «Настоящая война начинается вдруг». Глупый дракон, тупой. Война начинается постепенно, шаг за шагом, и шаги эти делают разные люди, в разных странах, порой совершенно независимо друг от друга, просто все замечают лишь самый последний, самый эффектный шаг, но он всегда уже далеко за красной чертой и на самом деле мало что решает. Вот я хочу остановить человека, который заварил эту кашу и тем сделал еще один шаг к войне. А где-то еще кто-то, может быть, остановит другого человека и тоже отодвинет наступление войны – хотя бы тоже на шаг. А там, глядишь, и пронесет. Не выйдет у меня – пусть так, зато умру с чистой совестью.

– Вы думаете, будет война?

– Понятия не имею. Может, и не война, но что-то немногим лучше. Я только знаю, что открывать ящик Пандоры – занятие гнилое и рискованное.

С Твидла задувал холодный ветер, из-за парапета набережной было видно, как за причалом у моста на высокой волне пляшут лодки, полнеба перекрывала темно-серая громада Арсенала, и какая-то посудина, кренясь, выходила из-за стрелки острова Касл.

– Так что же такое тут у нас происходит?

– Дорого я бы дал, чтобы понять, что тут у нас происходит.

– Так вы боитесь неизвестно чего?

– Я боюсь несанкционированного Контакта. Мэриэтт, поймите меня правильно. Я не бюрократ, не враг Тратеры и Англии, я всегда был против Карантина, и вам это прекрасно известно. Но…

– Обязательно есть «но».

– Да. Но есть Протокол Контакта. Это инструкция по технике безопасности. А такие инструкции – еще одна банальность – писаны кровью. И я, как специалист, могу вам подтвердить – каждое слово Протокола оплачено жизнями людей, и погибли эти люди при обстоятельствах, которых лучше не знать – на несколько лет сна лишитесь. Пусть даже и не будет войны, все равно – Англия может устроить такой тарарам и блины на весь мир, что никому мало не покажется.

Диноэл помолчал.

– Простите, я что-то распалился. Но все же закончу. Я уже сказал – есть пикантная деталь. К этим знаниям – а уж поверьте моему опыту, это или оружие, или что-то связанное с оружием – тянется человек, который сейчас, когда угроза новой заварухи не шутка и не гипотеза, рвется к власти. Мне как-то не по душе подобное сочетание, я своими глазами видел, чем это кончается.

– И кто же этот человек?

– Он не спешит мне представиться… Может быть, вы мне назовете его имя? Мэриэтт, этот разговор все равно рано или поздно состоялся бы. Вы скажете, что не в курсе тех дел, что заворачивает тут сейчас ваш дедушка? Вы не слышали, что Карантину конец? Вам не приходило в голову, какую цену заплатил ваш дедушка, чтобы ввести зет-куб?

Диноэл дал волю раздражению, совершенно упустив из виду весьма и весьма немаловажный фактор: гнев ему необычайно шел. Да-с, дивно хорош становился бывший начальник отдела «Спектр» в ярости, его обаяние, и без того неотразимое, подскакивало в такие минуты до гипнотических концентраций, оно облаком окутало Мэриэтт и проникло во все ее поры, словно нервно-паралитический газ RH.

Если тогда, во время обеда, Мэриэтт поразили губы Диноэла, то теперь она, словно завороженная, смотрела на его брови – черные, густые, безупречно правильной формы, с редкими штрихами седины, в крутом изломе праведного возмущения… ай-ай-ай! Впервые в жизни Мэриэтт столкнулась с такой открытой, грубой и даже опасной мужественностью. Кипящая волна Диноэлова темперамента окатила девушку, и в ее накале начали стремительно испаряться и таять мечты о сонной, уютной заводи по имени Олбэни Корнуолльский.

Ко всему прочему, нежданная злость Диноэла задела в душе Мэриэтт еще одну струну, о которой контактер даже не подозревал. Мало того что в этом человеке энергии, как в вулкане, он еще и совершенно независим! Ведь и Корнуолл, и все прочие поклонники Мэриэтт, числом легион, были, как ни крути, слугами, покорными исполнителями воли Ричарда, круг их самостоятельности был жестко очерчен монаршей рукой – увы, величайшей духовной свободы своего жениха, рожденной философским подходом к жизни, девушка не оценила. А этому неукротимому черт не брат и начальство не указ, он сам для себя устанавливает законы и справедливость – вон у него из-под плаща выглядывает рукоять с кольцом. На Мэриэтт неожиданно, на четверть секунды, дохнуло жаром и смрадом другого мира. Вот оно, перед ней, дитя этого мира, опаленное его беспощадными ветрами, он весь инструмент выживания, защиты и нападения в каждую минуту, у него мозги закручены и взведены как курок, он чужак в любом обществе, он видит все вокруг совершенно иначе, и его это совершенно не волнует, хорошо, еще может разговаривать по-человечески, вот кошмар-то…

– Вы что, вообще никогда не расстаетесь с оружием? – спросила она.

– Привычка. Как сказал, уже не помню кто и где, это просто часть моей одежды.

Далекий призрак Салли вдруг кивнул Мэриэтт. Да, Салли тоже был свободен, как ветер, но он был нежен и романтичен, а из Дина через край хлестала грубая сила – вон как сжал ей плечо своей лапищей. Но голос внутри Мэриэтт вдруг с жадностью сказал этой силе: «Схвати меня! Растерзай меня!» – и Мэриэтт пришла в ужас. «Да, – честно сказала она себе, – я хочу, чтобы эти вот ручищи меня обняли, и они нигде не встретят отказа, а я сама запущу пальцы вот в эту жесткую гриву». Ай-ай-ай! Мир ее убежища, вся ее система самозащиты и обороны рассыпались под натиском агрессии, явившейся из краев, о которых она так старательно пыталась забыть! «Пропадаешь, моя милая», – печально и отстраненно подумала она.

– Почему я должна вам отвечать? – возмутилась Мэриэтт. – Вы представитель оккупационных властей, вы заперли в клетку целую планету своих соотечественников и обращаетесь с ними по-свински… И еще в каких-то гадостях обвиняете моего дедушку!

– А мы давно с ним знакомы. Он продавал свои секреты Кромвелю – человеку, страшнее которого на свете нет, Фонде, у которой руки не то что по локоть в крови, а она вся в крови по ноздри, еще черт-те кому, а теперь, похоже, затевает еще более сногсшибательный фортель… Вы уверены, что хорошо его знаете? Несанкционированный контакт, о котором я вам толкую, здесь идет давным-давно, творятся вещи, от которых в глазах темнеет, но перекуры у бочки с порохом всегда кончаются вполне определенным образом…