и только утром. Одним из первых опросили Фатыхова.
– Не мог он потеряться, товарищ капитан. Воронов в тайге лучше любого зверя ориентируется.
– Так куда он мог деться?
– Ну… я не знаю. Может его похитили, а может сам спрятался, но потеряться он точно не мог.
– Да кому он нужен, чтобы похищать? Зачем ему прятаться? Он ведь лидером шёл, стал бы чемпионом.
– Говорю же: не знаю я. Может быть что-то более важное увидел, чем чемпионство, возможность какую-то.
– Какую например?
– Например, возможность усовершенствовать своё Ци. Это он точно выбрал бы вместо золотой медали. Странный он.
– Вы тоже занимаетесь этим Ци. Что это такое?
– Духовная практика. Я думал, что это йога, но Ворон говорил, что йога совсем про другое.
– Вас учил Воронов?
– Да. Меня и Аслана Курбанова, нашего соседа по комнате.
– И чему вы научились?
– Я – управлять мозгами. Вы знаете, сколько энергии потребляет мозг? Треть! Даже во время гонки одну шестую, а ведь думать при этом не требуется, беги да беги, лыжня выведет. Курбаши чему-то другому, у него теперь реакция как у кошки.
– А у Воронова?
– У него всё вместе. Он постиг Ци настолько, что уже может учить других.
– Он рассказывал вам, кто учил его самого?
– Ворон говорил, что его учителя в этом мире нет.
– Что это значит? Он умер?
– Наверное. Я не знаю.
Хоть телевидение и не удостоило своим вниманием Сыктывкарский чемпионат СССР по лыжным гонкам, эта история стала известна всем читателям Советского спорта (а ведь тираж газеты двадцать миллионов экземпляров). Без месяца семнадцатилетний паренёк уверенно шёл к победе в лыжном марафоне, но бесследно пропал на заключительном четвёртом круге гонки. Поиски не дали результатов. Случившееся заинтересовало и КГБ, и Генеральную прокуратуру, но все их усилия ничего не дали, и через две недели всем стало очевидно, что это дело глухой висяк. Все населённые пункты в радиусе полутысячи километров были проверены, люди опрошены, но следов не нашли никаких. А выжить в лыжном комбинезоне в тайге, при минус двадцати ночью… Возможно, наверное. Сутки, много двое. Короче, безнадёжный глухарь. Однако семнадцатого марта Воронова опознали и задержали в Якутске, в лыжном комбинезоне и ботинках, с тем самым двенадцатым номером, с которым он стартовал в Сыктывкаре и с теми самыми лыжами "Chelyaber" (уже знаменитыми в узких кругах).
Воронов нашёлся, и опять это стало известно широкой общественности, он совершенно случайно вышел к редакции газеты "Вечерний Якутск". Репортаж о чудесном спасении успели дать вечером того-же дня, а утром восемнадцатого об этом напечатал "Советский спорт". Воронов заблудился, набрёл в темноте на какую-то не то заимку, не то скит, попросился на ночлег, переночевал, а утром вернулся в Сыктывкар. Только Сыктывкар почему-то вдруг оказался Якутском и не на следующий день, а через целых две недели. Эту чертовщину Максим объяснить не смог, или не захотел: "сам ничего не понимаю". Из Якутска он созвонился с деканом и попросил отправить его в Томск, где тридцатого марта начинался Кубок СССР по фигурному катанию. Искать заимку-скит между Сыктывкаром и Якутском не имело смысла, прессануть Воронова не было возможности по причине малолетства. И кубок СССР этот странный фигурист-лыжник выиграл. Видимо, посчитал это важным для себя. Дело о пропаже закрылось само собой, но интерес к этому странному спортсмену у компетентных органов, в связи с этим, не исчез. КГБ начал копать, вдумчиво и глубоко, как и положено серьёзной конторе.
Вояж Сыктывкар-Москва-Вена-Цюрих-Вена-Москва-Якутск, с попутным ограблением банков и размещением большей части награбленного на номерных счетах, для Воронова был не сложнее похода за хлебом в соседнюю булочную. Тихо пришёл, взял, ушёл. Около двух миллионов долларов в разных валютах из четырёх банков, никто ничего не заметил, после спишут на внутреннее хищение. Скорее всего, не будут даже в полицию заявлять, ограничатся внутренним расследованием. Соседи по комнате встретили его радостно, но скользких вопросов, по обоюдному молчаливому согласию, парни избегали.
– Даже меня допрашивали, хоть я ни сном, ни духом, а ту тайгу только по телевизору и видел. Прикинь, я оформляюсь на чемпионат Европы, шутка ли, Бельгия, капиталистическая страна, а тут такое, и роют, как будто ты все советские секреты похитил… ну, думаю, всё, Асланчик, приплыл ты, теперь объявят невыездным, отправят служить в Магадан, а потом и из института турнут за неуспеваемость.
– Какая у тебя буйная фантазия. – картинно восхитился Воронов, – Тебе бы книжки ужасов писать, как у Стивена Кинга. Я парочку читал, так у тебя гораздо страшнее получается. Жуть то какая – в Бельгию не отпустят, а что друг незаметно пропал на заднем плане терзаний главного героя, так в этом же ничего особенного.
– Я точно знал, что ты не можешь пропасть в какой-то там дурацкой тайге. – обиделся Курбаши, – Ты и внутри вулкана наверняка выживешь. А я уже всем родным похвастался, что на чемпионат Европы еду. Отец мне машину обещал подарить, если с золотом вернусь, Ладу-трёшку, новенькую. Не он сам, конечно, от всей родни подарок, а ты, Макс, если в тайге и потеряешься, то скорее тайгу от тебя спасать придётся, чем наоборот. Кстати, сегодня твоя очередь убираться.
– Тогда погуляйте часик. – равнодушно пожал плечами Максим.
– Что, даже с дороги не отдохнёшь?
– Отдохну во время уборки. Смена деятельности этому способствует, а наведение внешней чистоты и внутренний мир очищает, возвышает духовно. Мне как раз сейчас это не помешает.
– Свистит Курбаши, Ворон, сегодня его очередь, ты в расположении не ночевал, а значит и в наряд заступить не мог. А завтра я духовно возвышусь. Кстати, нас расселять собрались. – сообщил Вадим.
– Зачем?
– Не зачем, а почему. Положено так, мы все чемпионы СССР, нам положены отдельные комнаты, как иностранцам.
– Я не чемпион, а обладатель кубка и не хочу каждый день убираться в комнате. Таких духовных высот я достигать не планирую.
– Мы тоже не хотим, если ты останешься. Так-то разбежались бы, конечно, всё-таки отдельная комната и стипендия теперь сто пятьдесят, жить можно красиво, девчонки бы по утрам убирались. Каждое утро новая. – мечтательно закатил глаза Аслан.
– К девчонкам можно и в гости сходить. Ты точно отказываешься от расселения?
– Точнее некуда, Вадик. Аслан, так ты оформился в капиталистическую страну?
– Так точно, Мастер. – Курбаши вскочил и церемонно поклонился, как самурай своему дайме, – Вылетаем двадцать третьего мая, суточные тридцать франков, а если выиграю, то премия целых триста, и в декабре уже на чемпионат мира в Париж. Париж, Макс! Вот сказал бы мне кто-нибудь год назад, что я получу возможность блеснуть в Париже… Д'Артаньян, Наполеон, Бельмондо и я, Аслан Курбанов…
– Париж, говоришь? – хмыкнул Воронов, – Почему-то мне сразу вспоминаются Дантон, Робеспьер и Квазимодо. Ты сначала Европу выиграй, блестун.
– Не знаю таких. А Европу я, считай, уже выиграл, в моей категории чемпионат СССР выиграть труднее, так что по Олимпиаде в Москве будем уже на своих колёсах рассекать.
– Ладно, посмотрим. Вадим, ты решил с руководством сборной вопрос индивидуального тренировочного процесса?
– Так точно, Мастер. Савельев теперь один из тренеров сборной, он и будет готовить меня по индивидуальной программе.
– Геннадьевич рад?
– А то ж! Такой самородок отхватил на халяву. Теперь он станет заслуженным тренером СССР, а после и ректором.
– Ещё один Д'Артаньян, глупый и самоуверенный до наглости.
– Не самоуверенный, а уверенный в своих силах. Есть разница. Ты не передумал учить меня прыжкам?
– Прыжкам с лыжного трамплина? Ворон, ты и это умеешь? – удивился Аслан, – А почему я не знаю?
– Потому что ты ленивый и не любопытный. Не передумал, Вадик, только надо нам до трамплина как-то добраться. Хорошо бы в Инсбрук попасть на месяцок-другой, там и трамплины, и горнолыжные трассы, и каток, всё вместе, всё новенькое.
– А зачем нам горнолыжные трассы?
– Идиотский вопрос, по-моему. Кататься будем, вдруг да получится. Горнолыжников у нас, считай, что и нет совсем.
– У тебя-то, да не получится? – усмехнулся Вадим, – Понятно, значит планы Наполеоновские.
– Уж точно не Д'Артаньяновские, галантерейщицы меня не интересуют. Ладно, буду думать.
Всё лето Воронов демонстрировал полное равнодушие к спортивной карьере. Курбаши выиграл чемпионат Европы и получил обещанную отцом тачку, вместе с правами, как раз перед самыми каникулами, так что имитировать увлечение семнадцатилетнего пацана новыми развлечениями было не трудно. Ещё бы. Ялта, Керчь, Сочи, да на новенькой тачке и с весёлыми друзьями. Во всяком случае, со стороны всё выглядело именно так. В сентябре Максим внезапно проявил интерес к футболу и, казалось, полностью охладел к фигурному катанию, что вызвало бурное недовольство главного тренера сборной Станислава Жука, тем более что в футболе у Воронова получалось очень неплохо. Он провёл шесть матчей за молодёжный Спартак, отдал двенадцать голевых передач и получил предложение Бескова в следующем сезоне играть уже за основу. Жук пожаловался Павлову, и четвёртого ноября 1979 года Максима вызвал председатель Олимпийского комитета СССР и руководитель советской делегации на предстоящих играх в Лейк-Плэсиде.
Сергей Павлович Павлов, номенклатурный карьерист с большими амбициями и способностью к многоходовым интригам, в нынешней должности переживал опалу Брежнева за прошлую связь с Шелепиным и Семичастным, но к спорту он питал искреннюю любовь, а, как выпускник ГЦОЛИФКа, внимательно отслеживал происходящее в своей альма-матер. Именно его инициативой была экспериментальная группа Савельева, разумеется, отслеживал он и успехи Воронова. Этот загадочный Ци теперь уже многим не давал покоя, и интересы спорта, среди этих многих, естественно, стояли далеко не на первом месте.