– В комфорте. – усмехнулся Андропов, – На улице сегодня минус двадцать четыре, да и здесь ненамного теплее. Не помёрзнут парни?
– Помёрзнут, конечно, и обязательно поголодают, – кивнул Максим, – но так они научатся быстрее и лучше. Времени у нас не так много, на весь курс подготовки меньше двух месяцев. Если уж целый генерал-лейтенант готов на это пойти, то и среди офицеров добровольцы обязательно найдутся. Остальных найдёте куда пристроить.
– Ты готов? – Андропов удивлённо посмотрел на Дроздова.
– Ещё не на уровне бойцов "Каскада", но уже кое-что уже могу, Юрий Владимирович. Для "Вымпела" я буду неплохим примером, да и Максим рядом, подстрахует, если что.
– Примером, говоришь… – Андропов повернулся к Воронову, – А я смогу пройти такую подготовку, Максим?
– Не знаю. – тот явно удивился вопросу, – По здоровью – наверное, да, сможете, только зрение поправить нужно. Но Брежнев ведь вас не отпустит на два месяца.
– Не отпустит, – согласился министр МВД-КГБ, – Но всё равно приятно такое слышать от специалиста. Значит, не я ещё не такая уж старая рухлядь, и если сильно припрёт – то смогу. А что насчёт зрения?
– Зрение исправим, с этим сложностей не возникнет, но где-то с неделю вас будут беспокоить довольно сильные головные боли. Работать не сможете. Такое лучше в отпуске лечить.
– Странно. Всё лечишь, а головную боль не можешь.
– Не все боли можно лечить, некоторые из них полезны, их нужно просто перетерпеть. Мозг должен привыкнуть к приёму картинки другого качества и настроиться на неё. Как мышцы привыкают к нагрузкам. Только в вашем случае нагрузка будет очень сильная, вы ведь в очках уже лет тридцать?
– Двадцать девять. Ладно, это не к спеху, у тебя сейчас и так забот хватает, да и мне теперь без очков непривычно будет. Когда я их протираю – мысли в порядок приходят. Вроде и минута-другая, а иного часа стоит. Ты о другом подумай. "Наследия ушедших" не хватит на всех желающих, даже если ты будешь всё время только лечить, а ты ведь не будешь?
– Не буду. – согласился Максим, – Неправильно это, смена поколений должна идти своим чередом. Откровенно говоря, я вмешиваюсь не в своё дело. Приметно, как адъютант, подделывающий приказы ушедшего в запой генерала. Раз-другой такое прокатит и даже может пойти на пользу, но в итоге к добру это мошенничество нас точно не приведёт.
– Значит, отказывать в любом случае придётся.
– Конечно. Собственно говоря, я планировал заработать только на проведение Олимпиады, а на неё французы уже скинулись. Теперь будем принимать только самых-самых, которые пробудят в нас жадность, побеждающую даже нашу осторожность.
– Вот и подумай над благовидным предлогом, а то про вашу клинику уже пол страны знает. Скоро вся узнает и разговоры пойдут – буржуев лечим, а своих нет. И скрыть теперь не удастся, этот старый дурак Эдмон Жискар д'Эстен уже на всю Европу раззвонил про чудесный Тургояк и чудотворящего Савельева.
– Я так понимаю, вы именно этого и хотели.
– Хотели как лучше. – кивнул Андропов, – Самую крупную рыбу подманить.
– Не подманилась?
– Подманилась, но мелочи налетело в миллион раз больше. Теперь они могут не только наживку, но и рыбака сожрать. Рыбак-то, на берегу, ещё может и отобьётся, а вот наживка у нас – твой Савельев. Так что думай, Максим.
– Да, уж. Теперь и не заявишь, что "мана небесная" закончилась, обязательно предъявят, что не на то её потратили.
– Именно так. И назад уже не сдашь. В Европу теперь тысячи всяких обормотов летают, всем рот не заткнёшь. С твоей, кстати, подачи всё это началось.
– За "Железным занавесом" мы бы точно не выжили.
– Я это понимаю. Все в ГКТО это понимают. В глухой обороне войны не выигрываются, но и наступления иногда заканчиваются котлами.
– Крупных то хоть много подманили? – слегка расстроенно поинтересовался Воронов.
– Можешь считать, что всех. Я сейчас даже не про японцев со швейцарцами говорю, сам Рейган в вашу клинику попасть хочет. Лично Ильичу звонил, интересовался насчёт условий.
– И Брежнев ищет повод отказать?
– Леонид Ильич обещал походатайствовать, но ведь ваша клиника кооперативная, то есть частная. Вовремя-же мы успели конституцию поменять. – недобро усмехнулся Андропов, – Теперь отказывать всем можно именем Савельева.
– Вот уж Рейгану-то точно не стоит отказывать. Он, конечно, в той Америке далеко не главный, что-то вроде нашего Великого Халифа Хекматияра, – Воронов едва сдержался, чтобы не сплюнуть, и его собеседники это заметили, – но всё равно, фигура очень значимая, куда там Эдмону Жискар д'Эстену. Савельева же можно представить как проводника неких высших сил. Как электрический кабель, какой с него спрос? Энергию подали, он её и передал.
– Решать тебе, так что думай сам. У нас, я сейчас говорю за весь ГКТО, на этот счёт мнения нет. Совсем нет. Никакого! Рейган – конечно, враг, но ведь на смену ему обязательно ещё большая сволочь придёт. Тут уж мы иллюзий давно не питаем. Если ты можешь хоть что-то изменить…
– Эх, нам бы ещё лет двадцать, – мечтательно вздохнул Максим, – или хотя-бы пятнадцать. Сейчас, даже если мы завербуем Рейгана – это просто ничего не даст. Даже если зачистим все основные кланы в США – тоже почти ничего. Хапнем, конечно, немного, но саму систему не сломаем. Таких кадров у "многомерного чудища" гораздо больше, чем у Сталина было полковников… Юрий Владимирович, а кроме Рейгана из США кто-нибудь интересовался?
– В том-то и засада, Максим – что больше никто. Понятно, что Рейгана нам просто жертвуют. Это даже мне очевидно. Наверняка ему сразу после лечения объявят импичмент и отправят в закрытую клинику, для изучения феномена.
– Феномен, феномен, – словно пожевал это слово Воронов, – ничего они не изучат. Феномен ведь тоже бывает разный… Бывает, что феномен – это добровольно взошедший на крест Святой Пётр, а бывает, что и Тамерлан, полный отморозок, с искренним чувством собственного превосходства, наплевавший на все придуманные до него законы и правила. Какая-то страховка от этого у них наверняка продумана, но это не значит, что её нельзя продумать лучше и обойти чуть глубже. Что скажете, Юрий Владимирович?
– Хм, ты вроде и по-русски сейчас говорил… но нет, то есть да, то есть я не возражаю, причём от имени всего ГКТО. Клиника у вас кооперативная, так что вызывайте пациентов по своему усмотрению. Рейган, так Рейган, бизнес есть бизнес. Дело это поганое, но ради дела потерпеть и не такое можно.
– С русским уже и у вас проблемы, Юрий Владимирович. Не обижайтесь, это нормально, ситуация слишком сложная, её никаким языком понятно не опишешь, но суть я, кажется, уловил. В котёл эти твари нас не поймают. А если и поймают, то будет как в том анекдоте про медведя – вроде и поймал, но убежать уже не смогу. Назначьте Рейгану на конец марта, а до него нам нужно успеть подлечить всех самых полезных для народного хозяйства буржуинов и ещё с десяток американцев по списку. Список я вам через пару дней представлю. После этого клиника закроется на неопределённый срок.
– Разорвут за это твоего Савельева на молекулы.
– Пусть только попробуют. Гарантий, конечно, нет, но Семён Геннадьевич прошёл полную подготовку по программе "Каскада", да и я рядом с ним всё это время буду. Риск большой, но оправдываться нам теперь ни в коем случае нельзя, только обвинять и бить первыми. Марина мне сказала, что Аль Пачино просится к Савельеву в ученики, вот с него, пожалуй, и начнём. Пусть его первого попробуют запереть в клинику на исследования.
Восьмидесятилетняя Марлен Дитрих не покидала свою парижскую квартиру на авеню Монтень уже три года. После перелома шейки бедра и последующего не совсем удачного лечения, она не могла передвигаться без костыля, и старость усугубилась инвалидностью, а появляться на публике в таком состоянии ей не позволяла гордость. Всё общение с внешним миром свелось к довольно редким телефонным разговорам с мюнхенским продюсером Карлом Дирке, добивавшегося от неё согласия на съёмки документального фильма.
– К вам посетитель, мадам. – несколько взволнованная горничная положила на стол визитную карточку, – Я помню ваши указания, но подумала, что это может быть вам интересно.
"Жан-Поль Бельмондо. Член совета директоров MGM Pictures Company".
Действительно интересно. Здоровья у Марлен Дитрих почти не осталось, но разум ясности не утратил. За отсутствием других занятий, она очень внимательно следила за происходящим в мире, особенно в мире кино, а Бельмондо в том мире, в последние полтора года, был одной из самых ярких и обсуждаемых фигур.
– Ты уверена, что это не какой-то мошенник, Жаклин?
– Абсолютно, мадам. Мсье Бельмондо перепутать ни с кем невозможно, к тому-же, он мой любимый актёр.
– Он пришёл один?
– Один, мадам. Он такой очаровательный… Сказал, что зайдёт позже, если вам сейчас не до него.
Позже? И что это даст хромой старухе? Как не приводи себя в порядок, намного лучше не станет. Да и ненамного не станет, нет, пусть всё будет естественно.
– Зови!
Бельмондо это понял и доверие оценил, промелькнуло у него в глазах что-то такое… уважительное. Он не стал растекаться фальшивыми комплиментами и сразу перешёл к делу.
– Благодарю вас, мадам. Если позволите, начну с вопроса – вы что-нибудь слышали о клинике Савельева?
– Конечно, мсье, я ведь хромая, а не глухая, а во Франции сейчас все только о ней и говорят.
– Отлично, мадам, – обрадовался Бельмондо, – это сэкономит нам кучу времени. Я предлагаю вам посетить эту клинику и пройти курс лечения.
– Боюсь, мне придётся вам отказать, мсье. Ходят слухи, что курс лечения у Савельева стоит шестьдесят миллионов франков, а у меня их нет.
– Это я знаю, мадам. Лечение вам оплатит компания MGM, вернее, её основной владелец, швейцарский холдинг Chelyaber AG.
– Просто так возьмёт и оплатит?
– Нет, мадам, – улыбнулся Бельмондо, – просто так ничего не бывает. За это вам придётся подписать десятилетний контракт.