– Десятилетний? Вы в курсе, сколько мне лет, мсье?
– Я – нет, мадам, – ещё раз улыбнулся Бельмондо, поднимая ладони, – но швейцарцы наверняка в курсе. Кстати, Эдмону Жискар д'Эстену восемьдесят восемь. Это точно намного больше, чем вам.
– Не так уж и намного, но суть я, кажется, поняла. Вы принесли с собой контракт?
– Разумеется, мадам. Вот, пожалуйста. – протянул конверт Бельмондо.
В конверте оказался всего один лист.
– Хм… – задумчиво произнесла Марлен Дитрих спустя пару минут, – это не контракт, мсье. Наверное, так звучали древние клятвы оммажа. От меня не требуется ничего, кроме лояльности компании MGM.
– Именно так, мадам. В течении десяти лет вы не сможете сотрудничать ни с кем другим.
– Но и обязательства перед MGM не прописаны. А если мне вообще не захочется больше работать?
– Принуждать вас к этому никто не станет. Но вам обязательно этого захочется, мадам, в этом я абсолютно уверен, как и наши акционеры. Не в кино, так на телевидении, или эстраде.
– У MGM есть собственная телекомпания?
– Пока нет, но обязательно будет. Фрэнк Синатра уже принял этот, как вы изящно выразились, оммаж, и вы, мадам, вместе с ним, могли бы составить отличный дуумвират в новой телекомпании.
– У Синатры не нашлось денег? – удивилась Марлен Дитрих.
– Нашлись бы, наверное, – пожал плечами Бельмондо, – но за деньги ему такое никто не предлагал. Деньги должны платить банкиры, и платят они достаточно, чтобы этого хватило на поддержку талантливых людей. Деньги, как говорят мои наниматели – это не существительное, а прилагательное.
– Очень необычные люди, эти ваши наниматели. А что для них существительное? Власть?
– Не знаю, мадам. Точно не знаю, но, думаю, что и власть для них тоже всего лишь прилагательное, а существительное – лишь сама жизнь. Её развитие и выход на более высокие уровни. Не только технологические, но и духовные. Я этот вопрос с акционерами не обсуждал, я их даже и не видел никогда, если честно. Поболтали пару раз на эту тему с Семёном, но он и сам не в курсе относительно конечных целей.
– Семён – это Савельев?
– Да, мадам. И главным достижением своей жизни я считаю то, что он называет меня своим другом. Это я ни за какие деньги не продам, и не на какую власть не обменяю.
– Я понимаю вас, мсье. Думаю, что понимаю. На что я могу рассчитывать после лечения? Признаться, Эдмон Жискар д'Эстен впечатлил меня очень сильно, да и не только меня, он весь мир впечатлил.
– На этот счёт меня подробно проинструктировали, чтобы не вселять в вас ложных надежд. Есть хорошие новости, а есть и плохие, с каких начать?
– С плохих, разумеется. Хорошими будем запивать послевкусие.
– К сожалению, вернуть женщине детородную функцию Савельев не может, в этом замысел самого Создателя и всё такое, в чём я совсем не разбираюсь, но вы сможете проконсультироваться непосредственно у него самого.
– И?
– Что и, мадам?
– Что в этом плохого, мсье? Мне перевалило за восемьдесят, я уже давно забыла про все эти развратные животные глупости. Ещё не хватало мне только забеременеть в этом возрасте.
– Не знаю, мадам, но это была единственная плохая новость. Я рад, что вы не сочли её непреодолимой помехой нашего сотрудничества.
– Не сочла. Я её даже просто плохой новостью не сочла, скорее наоборот. Тем интереснее будет выслушать хорошие.
– Семён сказал, что очень постарается, чтобы вы выглядели и чувствовали себя лет на тридцать пять-сорок. Ну, кроме, этого самого… Как вы выражаетесь, животного разврата. Вы сможете танцевать, петь, даже спортом заниматься. На олимпийскую чемпионку уже не потянете, хотя… Та же стрельба из лука слишком больших нагрузок не требует, это я по себе знаю. Если сильно захотите…
– Не захочу. Ещё этого идиотизма мне только и не хватало. А голос вернётся?
– Голос, мадам, не просто вернётся, он, после лечения, у вас станет по-настоящему волшебным, хоть и узнаваемым, как и у Синатры. Семёну кажется, что мировая эстрада сейчас пошла не тем путём, который нужен нашей человеческой цивилизации, и он мечтает создать ей весомый противовес. И он это сделает, я Семёна знаю, если уж это ему самому очень хочется, то так всё и будет.
– Я чувствую, впервые это искренне чувствую, что встаю на сторону добра, – Марлен Дитрих размашисто подписала контракт-оммаж, – могу я взять с собой горничную?
– Можете, – кивнул Бельмондо, убирая в карман подписанный лист бумаги, – но лучше оставьте её отвечать на телефонные звонки. Пусть говорит, что вы приболели. Вы возвращаетесь в большой шоу-бизнес, мадам. Чем неожиданнее будет нанесён этот удар – тем нам будет лучше.
– Принимается, мсье. Жаклин! – повысила децибелы своего голоса Марлен Дитрих.
– Здесь, мадам.
– Ты, как обычно, подслушивала?
– Нет, мадам, но вы говорили довольно громко, я просто всё слышала. Я так рада за вас…
– Тем лучше. Тебе нужно продержаться пару недель. Если всё случится так, как обещает мне мсье Бельмондо, эта квартира станет твоей, только личные вещи я потом заберу. Ты не рада, Жаклин?
– Это было бы для меня полным счастьем минут десять назад, а сейчас мне хочется вместе с вами в сказку, мадам.
– Кадры решают всё, – пробормотал по-русски Бельмондо, доставая чековую книжку и заполняя очередной лист, – Держи, Жаклин, мы про тебя не забудем.
– Шесть тысяч франков? Но за что? Я бы и так молчала!
– Молчать как раз не нужно, Жаклин, это за твои правильные ответы. Да и коммунальные платежи теперь из кармана прилично тянут. Обещаю, что мы про тебя не забудем, а пока сотвори мне чашечку кофе, красавица.
Глава 28
Десятка американских пациентов Воронову собрать не удалось. Отказались, вернее, просто не ответили на приглашение: бывшие Президенты Ричард Никсон и Джимми Картер, бывшие Вице-президенты Спиро Агню и Уолтер Мондейл, бывший посол США в СССР и бывший президент компании IBM Томас Уотсон, бывшие председатели Федеральной Резервной Системы Артур Бёрнс и Джордж Миллер (этих двоих особенно сильно хотелось заполучить, но увы); так что из крупных политиков удалось привлечь лишь тридцать восьмого Президента Соединённых Штатов Джеральда Форда, да и то только вместе с женой Бетти, которая уже восемь лет боролась с раком груди. Собственно говоря, именно из-за жены Форд и согласился, хоть и понимал, что это станет концом его политической карьеры. Хотя, какая уж там карьера, после проигрыша президентских выборов этому слабаку и неудачнику Картеру… Хотя… Надежда ведь умирает последней. В общем, здоровье любимой жены для него оказалось дороже и это говорило о нём многое – и как о политике, и как о человеке.
Зато Марина не подвела, с Фрэнком Синатрой она договорилась лично; а к экс-чемпиону мира по боксу и нынешнему тренеру Мохаммеда Али Арчи Муру и первому чёрному чемпиону Мировой Лиги Бейсбола Джеки Робинсону отправила Аль Пачино. В целях тестирования управляемости и адекватности генерального директора MGM Pictures Company. Хочешь попасть в ученики к Савельеву? Вот тебе первое задание, Альфредик, если даже этого не осилишь, Семён с тобой даже разговаривать побрезгует. А идею с привлечением в команду Марлен Дитрих подал уже Синатра, оказывается, она когда-то была дамой его ещё юного сердца. Офигеть, не встать. Роман писать можно. Рыцарский…
– Леди и джентльмены, – в кафе "Тайга", закрытом на "обслуживание" сейчас находились только американцы, – меня зовут Максим, и я назначен вашим физиотерапевтом и тренером.
Представляться Воронову не было никакой нужды, в США он был даже более узнаваем, чем сам Брежнев, поэтому вступление вызвало улыбки у всех присутствующих. Тем более, что все они уже успели пообщаться с ним в процессе лечения.
– Нам очень приятно, Максим, – Марлен Дитрих выглядела сейчас как в начале сороковых, и улыбалась так же, – Вы тренер по боксу, или по хоккею?
– Я тренер по жизни, леди, – ничуть не смутившись подмигнул ей Воронов, – Ваши организмы Семён Геннадьевич, как смог, подправил, но этого мало. Даже здоровому человеку нужны постоянные тренировки, чтобы оставаться здоровым. Здоровье – это ресурс, который нужно беречь, и меня назначили вас этому научить. Времени у нас мало, всего неделя, поэтому вы все сейчас встаёте и идёте вслед за моим помощником, – Максим кивнул на Аль Пачино, – Вы должны называть его сэр, и беспрекословно слушаться, как сержанта в армии. Если он решит, что вас нужно учить боксу, или хоккею – будем учить, но сначала он вас научит просто выживать. Вопросы есть?
– Отказаться можно, сэр? – Марлен Дитрих просто не терпелось проверить насколько действуют её чары, утраченные ещё лет сорок назад и вдруг так неожиданно вернувшиеся.
– Отказаться, конечно, можно, леди. – невозмутимо кивнул ей Воронов, – Я даже рад этому буду. У меня есть занятия поинтереснее, чем учить вас жить, да и у мистера Аль Пачино тоже. Итак, кто отказывается – поднимите руки. Никто. А жаль… Забирайте своих новобранцев, Альфредо. Для начала – научите их не задавать глупых вопросов и не создавать проблем начальству. Для создания проблем начальству, существует вышестоящее начальство, а личный состав нужен, чтобы эти проблемы для начальства решать. Как можно быстрее и молча. Вам всё понятно, tovarisch serjant?
– Так точно, сэр. Новобранцы, в колонну по два, становись! И не переживайте так сильно, не для того вас всех лечили, чтобы сейчас так просто угробить. Мы идём играть в снежки, а дальше видно будет – кто из вас на что способен. Капрала я вам назначу послезавтра. Колонна, шагом марш!
Министр по делам молодёжи и спорта, Председатель Олимпийского комитета СССР, Сергей Павлович Павлов сидел за самым дальним угловым столиком в кафе "Тайга" и рассматривал посетителей. Тургояк Павлов посетил уже в шестой раз за год, сначала, в первые два визита, он готовил заявку на проведение Зимних Олимпийских игр 1988 года, потом дважды приезжал контролировать ход подготовительных к строительству работ, а в прошлый приезд навещал Воронова, чтобы, что называется, "сверить часы".