– Ничего, в Лейк-Плэсиде и такого не будет. Там настоящая тюрьма и нары в два яруса.
– Как тюрьма?
– А вот так. Олимпиада закончится и будет там тюрьма. Лет пятьдесят простоит. Разумно и экономно.
– Позор-то какой.
– Они так не считают, а твоё мнение их не интересует. Ладно, спать есть где, завтраком кормить будут, горячая вода… гм, довольно тёплая, автобусная остановка рядом.
– Сюда бы тачку Аслановскую.
– У нас прав нет.
– У Савельева есть. И у гэбэшника этого наверняка.
– Догадался?
– Фу, Ворон. Тоже мне загадка. Чтобы наш КГБ да в это свой длинный нос не сунул.
– Хорошо. Тогда не забывай, что у нас есть обязательства перед Павловым. Что гэбэшники на себя администрирование взяли – просто отлично. Цены здесь мама не горюй, Геннадьевич бы замучился обосновывать командировочные.
– Про обязательства помню. Когда прыгать начнём?
– Как только раздобудем приличный инвентарь. Пока катайся, отрабатывай эстафетный старт. Ты должен метров на пятнадцать-двадцать опередить второго. Старт эстафеты – самое зрелищное шоу в лыжных гонках, остальное скукота: бегут, дышат, соплями капают. Сечёшь?
– Секу. А ты чем займёшься?
– Похлопочу насчёт инвентаря. И катки местные посмотрю.
Итак, не игрок, бухгалтер. Лично Линькова в той жизни Андрейченко не знал, но сослуживцев с подобным психотипом встречал очень часто.
– Юрий Михайлович, как вы смотрите на возможность заработать немного валюты? И для себя, и для страны.
– Резко отрицательно. У меня нет полномочий.
– Так запросите.
– На что?
– Организуем мою тренировку в ледовом дворце в новогоднюю ночь. Соберём полный зал, аншлаг я гарантирую. И сам берусь договориться с их администрацией.
– Любителям запрещено выступать в коммерческих шоу, тебя к Олимпиаде после этого не допустят.
– Никто и не говорит про шоу. Мы просто не возражаем, что на эту конкретную тренировку будут проданы билеты. Нам же здесь ещё до февраля жить.
– Аншлаг, значит, гарантируешь… А если мне не разрешат?
Воронов пожал плечами.
– Экономить на подъёмниках я не намерен. Это дорого, а в высокий сезон станет очень дорого. Ещё нам нужно взять в аренду автомобиль и снегоход. Если вам не разрешат, я получу за эту тренировку наличными.
– Ты догадываешься, кто я такой?
– Об этом даже Вадик догадался, Юрий Михайлович. Не сомневайтесь, вам не откажут, ещё и билеты заказать попросят.
– Если догадываешься, то знаешь, чего от меня ждут.
– Откуда мне, если они сами не знают, чего от вас ждут. Хотите научиться Ци? Тогда запросите разрешение, место второго ученика у меня сейчас вакантно.
– Не знаю, хочу ли. Вот вы с Фатыховым впервые за границей, сразу в капстране, на курорте, а будто в Урюпинск приехали. Никакой у вас от жизни радости. Но я запрошу.
– Чему тут радоваться, если за такие сумасшедшие деньги комната размером с кубрик подводной лодки и чуть тёплая вода в душе? Мы что, по-вашему, идиоты и считать совсем не умеем?
– Вот я и говорю – вы ненормальные. По магазинам не ходите, суточные в дорогих кафе тратите, даже чаевые даёте, будто и не советские люди.
– Это да. В дешёвых кафе нам невкусно и воняет. Побочный эффект Ци. Покупки мы сделаем в США по каталогу, получится ровно вдвое дешевле. Если вам дадут добро на обучение, купим боб четвёрку, нас тут как раз четверо и трасса бобслейная под боком.
– Ты хочешь подготовить нас с Савельевым к Олимпиаде? За два месяца?
– Почему бы и нет? Двойку вы, конечно, не вывезете, но четвёрку, вместе с нами, вполне. В процессе будете понимать Ци и докладывать собственные ощущения. Всё лучше, чем с чьих-то слов.
– Ты говорил, что у тебя вакантно место одного ученика.
– Всё так. Семёна Геннадьевича я уже учу.
– А Фатыхов?
– Чему мог, он уже научился. Больше в него просто не влезет. Поздно начал.
– Мне тридцать шесть.
– Савельеву сорок два. Но запрыгивать в боб вы успеете научиться.
– И мы выиграем Олимпиаду?
– Если вам начальство разрешит, то да, выиграем. Дело это – не хитрое.
Как и ожидалось, начальство ответило на оба запроса Линькова "да". Причём всю организацию открытой тренировки велели доверить Воронову и не светиться самому; ударно изучать Ци и не посрамить родное "Динамо" на Олимпиаде. К этому времени Фатыхов уже вовсю прыгал, и Воронов взялся за их с Савельевым обучение всерьёз. Чему он учится, капитан Линьков объяснить бы не смог, он и сам этого не понимал. Погружаться в транс оказалось просто, ему нужно было только представить себя сидящим на южном склоне Эвереста и сразу происходил контакт с Ци, а вот дальше… дальше можно было через этот Ци как-то совершенствоваться, но это нужно было ещё уметь. Воронов заверил их, что для задуманного, потенциал у обоих достаточный, нужно только постараться. До самого Нового года все тренировки у них были направлены на удержание Ци в движении. Перебирание чёток, попытки встать, ходить, бегать, играть в снежки, играть в снежки ночью. А в дешёвых кафе действительно воняло…
Воронов не ошибся, посмотреть на открытую тренировку прибыла делегация во главе с самим Павловым. Прибыл и непосредственный начальник Линькова.
– Уже неделю снежками кидаемся, товарищ подполковник. Весь снег в лесу перекидали. Я теперь запросто могу белку с ветки сбить.
– А Воронов?
– Он нам задачи ставит и занимается по своей программе. Основное внимание уделял фигурному катанию, каждый день проводил вечерние тренировки, на которые с каждым днём собиралось всё больше и больше зрителей. Люди в восторге, цветы по всему городу скупают, приносят и на лёд бросают. В общем, их администрация сама проявила инициативу. Воронов предложил провести благотворительный новогодний вечер с шампанским и ледовый бал, где танцевать могут все, а сам он просто будет одним из гостей, за четверть кассы наличными. Все билеты уже проданы, больше четырёх тысяч, самые дешёвые ушли по двести пятьдесят шиллингов, точно как в Венской опере. Воронов уже подтвердил получение четырёхсот шестидесяти тысяч.
– Охренеть, почти шестнадцать тысяч долларов. Вот это я понимаю гонорар. И что, заранее выплатили?
– Предлагали аванс ещё за пять вечеров, но Воронов отказался. Сказал – нам хватит.
– Выяснили, откуда он взял деньги на экипировку и снаряжение?
– Спросил прямо. Говорит – банк ограбил. Смеётся.
– Много смеётся?
– Как все никогда. Он одними глазами смеётся. Так – много. Вроде и серьёзно отвечает, а глаза смеются. Но банков за это время никто не грабил.
– Да это понятно. Что он говорит по поводу учителя?
– Что это тоже Максим Воронов, только из другого мира. Там он великий воин и учёный.
– Это серьёзно?
– Рассказывал он нам троим, про учителя спросил Савельев. Проверить невозможно.
– Но ты такого не исключаешь?
– Теперь уже нет. И мне даже показалось, что на этот раз он говорил чистую правду.
– Ладно. Других версий у нас пока всё равно нет. – подбодрил подчинённого подполковник Титов. Настроение у него было отличное, говорил ли Воронов правду пока непонятно, но на контакт он уже пошёл. Учитывая, что дело на контроле на самом верху – это уже несомненный успех. Командировка в Инсбрук – всего лишь первый приятный бонус. К "человеку из "Динамо" неприязни не высказал, взялся учить на олимпийского чемпиона. И ведь наверняка выучит. Павлов намекает на магию, а на сумасшедшего он совсем не похож. Да и чем ещё можно объяснить продемонстрированную Вороновым "многозадачность", кроме той самой несуществующей магии? И чем-же такого колдуна можно заинтересовать? Пока ничего толкового в голову не приходит, но это только пока, нужно сойтись поближе, а там, глядишь, и осенит.
Выступление, вернее, ледовый бал Воронова смотрели из пустой ложи прессы, сама пресса на бал не допускалась, только в качестве обычных гостей по купленным билетам. Фигурное катание Титов не любил, а когда всё-таки доводилось смотреть, ему больше всего нравился момент объявления оценок, поэтому на лёд он сначала внимание не обращал, размышляя и наблюдая за соседями и трибунами, а они заводились всё сильней и сильней. Когда Станислав Жук восхищённо произнёс: "Три с половиной оборота" и добавил нецензурное слово "Охуеть!", выступление Воронова начал внимательно смотреть и Титов. Тот танцевал. Именно танцевал в своё удовольствие, как и положено на балу. Одна классическая мелодия сменялась другой, десять минут, двадцать, тридцать, сорок, а танец всё набирал и набирал темп, Воронов уже на катался, а летал надо льдом. Сорок восемь минут. По триста тридцать три доллара за минуту и это экспромтом, в незнакомой стране, незнакомой культуре, не имея ни репутации, ни рекомендаций, ни связей. Ну что такому можно предложить?
– Максим, я хотел бы предложить тебе помощь.
– Будет очень кстати, товарищ подполковник. Я собираюсь купить боб.
– Мы организуем оплату.
– В этом нет нужды, я уже договорился и даже оплатил. Возвращаться с таким грузом в Москву очень хлопотно, да и дорого, вещь то габаритная. Если бы нас подобрали в Вене по пути, было бы просто чудесно. Сергей Павлович обещал помочь, но он такие вопросы напрямую не решает.
– Посодействуем. Что-то ещё?
– Прикрепите к нам съёмочную группу. Владимира Высоцкого с оператором, которого он сам выберет.
– Именно Высоцкого?
– Именно его. По заданию вашей киностудии.
– У нас нет своей киностудии, Максим.
– Я знаю. Организуйте, пусть будет, обязательно пригодится, хотя бы для этого случая. Убедите Высоцкого только добраться до Инсбрука, всё остальное я беру на себя. Все расходы будут возмещены двукратно, после выхода фильма в прокат. И при этом я вам буду должен ответную услугу. Устраивает вас такой вариант?
– Твои просьбы пока не слишком обременительны для нашего ведомства, и наше сотрудничество мы уже ценим намного выше. Можем включить в состав олимпийской делегации твоего отца.