кого она не испытывала уже давно, – что-то очень теплое и приятное… и непривычное…
Она отправилась в ванную и приняла душ. Побрила ноги и подмышки. Пожалела, что не купила какой-нибудь из тех женских дезодорантов, которые так настойчиво рекламировали. За неимением дезодоранта напудрилась и опрыскала себя духами. Все тело, не забыв про самые сокровенные места…
В спальне было зеркало во весь рост. Встав перед ним, Эллен принялась придирчиво себя разглядывать. По-прежнему ли она хороша? Не откажут ли ей? Она упорно занималась гимнастикой, чтобы держать себя в форме, сохранить гибкость и выглядеть моложе своих лет. Нет, она не допускала и мысли о том, что может быть отвергнута.
Отражение в зеркале ей понравилось. Морщин на шее было мало, и они были почти незаметны. Лицо чистое и гладкое. Никаких припухлостей или мешков под глазами. Она выпрямилась, повернулась боком и с восхищением скользнула взглядом по своей груди. Она была безупречна. Талия была тонкой, живот плоским – достойная награда за бесконечные часы упражнений после рождения второго ребенка. Единственной проблемой, хоть и небольшой, были, по ее мнению, бедра. Как ни крути, но их все-таки трудно было назвать девичьими. Они явно свидетельствовали о материнстве. Это были бедра матери семейства, как однажды заметил Броуди. Вспомнив об этом, она вдруг почувствовала угрызения совести, но на фоне охватившего ее возбуждения они тут же пропали. Ноги у нее были длинные и, несмотря на пышные бедра, стройные. Идеальные ступни и лодыжки, аккуратно подстриженные ногти могли привести в восхищение даже самого строгого ценителя.
Она надела свою больничную форму. Из глубины шкафа достала целлофановый пакет, куда положила очень маленькие трусики, бюстгальтер, туфли-лодочки на низком каблуке, аккуратно сложенное бледно-лиловое шелковое платье, дезодорант, пластмассовую бутылочку с гигиенической пудрой, зубную щетку, тюбик зубной пасты. С пакетом она направилась в гараж, бросила его на заднее сиденье своего «Фольксвагена-жука». Сев в машину, она завела ее и поехала в Саутгемптонскую больницу.
Нудная езда еще лишь усилила усталость, которая ощущалась уже несколько часов. Хотя что удивляться, ведь она не спала всю ночь. Вначале лежала на кровати, потом сидела у окна, борясь с противоречивыми чувствами: страстью и укорами совести, желанием и раскаянием. Она уже не помнила, как в ее голове зародился этот безумный, рискованный план. Она вроде бы гнала от себя все эти порочные мысли, но в то же время они не давали ей покоя. С того самого дня, когда она впервые увиделась с Хупером. Она много раз все взвешивала и убедила себя, что игра стоит свеч. Хотя и не вполне понимала, чего этим добьется. Она знала лишь одно: в ее жизни что-то, хотя бы что-то должно измениться. Ей хотелось, чтобы кто-то дал ей понять, заверил ее, убедил, что она по-прежнему желанна… Не только для мужа, нет. Здесь ее все устраивало. Ей хотелось быть желанной для тех, кого она по-прежнему считала себе ровней, для кого-нибудь из того круга, к которому все еще себя причисляла. Она понимала, что без какой-то встряски что-то – то, что она больше всего лелеяла – в ней умрет. Прошлого не вернуть. Но, может, удастся хоть как-то воскресить его в памяти, ощутить душой и телом хотя бы на время? Ей нужна была своего рода инъекция прошлого, и помочь ей в этом мог только Мэтт Хупер. Ни о какой любви она даже не думала. Равно как и о глубоких, долгих отношениях с Хупером. Она жаждала лишь некоторого возрождения…
Эллен была рада, что выполняла в больнице такую работу, которая требовала внимания и общительности. Это не давало ей отвлекаться на ненужные размышления. Вместе с еще одной волонтеркой она меняла постельное белье престарелым пациентам, для многих из которых больница стала настоящим домом. Некоторым уже вообще не суждено было ее покинуть. Ей приходилось запоминать имена их детей, живущих в других городах, и придумывать разные отговорки на случай, если от них не приходили письма. Она притворялась, будто помнит содержание популярных телешоу, обсуждала с ними, почему какой-нибудь герой очередного выпуска бросил свою жену, хотя та, ради которой он это сделал, была явной авантюристкой.
В одиннадцать сорок пять Эллен сказала старшей в их волонтерской группе, что неважно себя чувствует. Что дает о себе знать щитовидка, да к тому же начались месячные. Она сказала, что пойдет в комнату отдыха для сотрудников и немного полежит. А если это не поможет, то, скорее всего, ей придется поехать домой. В общем, если она не вернется на работу к половине второго или около того, то старшая может считать, что Эллен уехала домой. Она надеялась, что, услышав столь пространное объяснение, вряд ли кто-нибудь станет ее потом разыскивать.
Она вошла в комнату отдыха, сосчитала до двадцати и приоткрыла дверь, чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь в коридоре. В коридоре никого не было. Большинство сотрудников находилось в кафетерии либо по пути туда, а это все-таки другой конец здания. Она вышла в коридор, прикрыла за собой дверь, быстро свернула за угол и покинула больницу через боковой выход, оказавшись сразу же на служебной стоянке.
На подъезде к Саг-Харбору она остановилась у бензоколонки. Машина была заправлена, она спросила, есть ли здесь туалет. Служащий дал ей ключ, сообщив, что туалет за углом. Она села в машину, объехала бензоколонку и остановилась рядом с дверью женского туалета. Открыла ее, но, прежде чем войти, вернула ключ служащему. Потом подошла к машине, взяла целлофановый пакет, вошла в туалет и заперла за собой дверь.
Потом разделась и, уже стоя босиком на холодном полу и глядя в зеркало над умывальником, вдруг ощутила, на какую авантюру она решилась. Она опрыскала дезодорантом подмышки и ступни. Вынула из пакета трусики и надела их. В каждую чашечку бюстгальтера насыпала немного пудры и надела его. Потом достала платье, придирчиво рассмотрела, расправила складки и натянула через голову. Насыпала пудру в каждую туфлю, вытерла ступни бумажным полотенцем и надела туфли. Затем почистила зубы, причесала волосы, запихнула больничную форму в целлофановый пакет и открыла дверь. Оглядевшись по сторонам и увидев, что никто за ней не наблюдает, лишь затем вышла из туалета, швырнула пакет на заднее сиденье и уселась за руль.
Отъезжая от бензоколонки, Эллен пригнулась, чтобы служащий не заметил, что она переоделась…
В 12.20 она подъехала к «Бэннерс», прибрежному ресторанчику в Саг-Харборе, известному своими стейками и морепродуктами. Автостоянка располагалась за рестораном, что очень обрадовало Эллен. Ей не хотелось, чтобы ее машину заметил здесь кто-нибудь из знакомых…
Эллен выбрала именно «Бэннерс», потому что это был ночной ресторан, где любили проводить время владельцы яхт и отдыхающие. Это означало, что днем здесь ожидалось крайне мало посетителей. К тому же заведение было не из дешевых, и поэтому жители Эмити – будь то служащие, хозяева мелких магазинчиков – вряд ли предпочитали его как место, где можно вот так запросто пообедать. Эллен заглянула в кошелек. У нее было около пятидесяти долларов – собственно, вся наличность, которую они с Броуди держали дома на всякий случай. Она постаралась запомнить: двадцать долларов, пять долларов, две бумажки по десять долларов и три – по доллару. Нужно будет потом положить точно такие же купюры в банку из-под кофе, которая хранилась в кухонном шкафу…
На стоянке Эллен заметила еще две машины – «Шевроле-Вега» и автомобиль побольше – бежевого цвета. Эллен вспомнила, что у Хупера автомобиль зеленого цвета и носит название какого-то животного. Выйдя из машины, она направилась к ресторану. Она подняла руки над головой, пытаясь хоть как-то прикрыть волосы от моросящего дождя.
В помещении оказалось довольно темно, но день и так выдался пасмурный, так что через пару секунд глаза уже привыкли к тусклому свету. В заведении был один зал. Справа от Эллен располагался бар, слева – восемь кабинок, а в центре стояло около двадцати столиков. Стены темного дерева украшали плакаты со снимками из корриды и популярных кинофильмов.
Мужчина и женщина – лет тридцати, наверное, как решила про себя Эллен, что-то пили за столиком у окна. Бармен, молодой человек с бородкой а-ля Ван Дейк, в застегнутой доверху рубашке, сидел за кассой и читал нью-йоркскую «Дейли ньюс». Больше в зале никого не было. Эллен взглянула на часы. Они показывали почти половину первого.
– Добрый день. Чего-нибудь желаете? – спросил бармен, взглянув на Эллен.
Она подошла к стойке.
– Да… да. Чуть попозже. Но сперва я хотела бы… Скажите, пожалуйста, где здесь женский туалет?
– За стойкой направо. Потом вниз по лестнице, первая дверь слева.
– Спасибо.
Эллен быстро миновала стойку, свернула направо и спустилась в туалет.
Она остановилась перед зеркалом и вытянула правую руку. Рука подрагивала, и тогда она сжала пальцы в кулак. И мысленно приказала себе успокоиться. Иначе все это просто ни к чему. Сколько усилий пропадет даром. Эллен почувствовала, что потеет, сунула руку под платье и пощупала подмышку, но там было сухо. Потом причесалась и внимательно осмотрела зубы. Она вдруг вспомнила, как один парень, с которым она встречалась, сказал: «Ничто так меня не выворачивает, как остатки пищи в зубах у девушки». Она взглянула на часы: 12:35.
Эллен вернулась в ресторан и осмотрелась вокруг. Та же парочка, бармен и еще официантка, которая у стойки складывала салфетки.
– Здравствуйте. Чем могу служить? – спросила официантка, когда увидела Эллен.
– Да. Я хотела бы столик, пожалуйста. Хочу пообедать.
– Обед на одно лицо?
– Нет. На двоих.
– Замечательно, – сказала официантка. Она положила салфетку, взяла блокнот и проводила Эллен к столику посреди зала. – Этот подойдет?
– Нет. Ну, то есть здесь тоже неплохо. Но я предпочла бы угловую кабинку, если вы не против.
– Да пожалуйста, – ответила официантка, – садитесь где хотите. У нас, как видите, не аншлаг.
Она подвела Эллен к столику, и Эллен села спиной к двери. Хупер наверняка найдет ее. Только бы пришел…