Однако потом усталость все-таки взяла верх, и она уснула.
И почти в то же мгновение ее разбудил чей-то голос рядом:
– Эй, с тобой все в порядке?
Открыв глаза, она увидела Броуди, сидевшего на краю постели.
– А который час? – зевая, спросила она.
– Почти шесть.
– О-о. Мне же нужно забрать Шона! Филлис Сантос, должно быть, сейчас рвет и мечет.
– Я привез его, – сказал Броуди. – Подумал, что так, наверное, будет лучше. Не мог тебе дозвониться.
– Ты пытался до меня дозвониться?
– Ну да, несколько раз. Около двух позвонил в больницу. Там сказали, что ты, скорее всего, отправилась домой.
– Так и есть. Уехала. Чувствовала себя просто ужасно. Пилюли от щитовидки совсем не помогали. Поэтому решила побыть дома.
– Потом пытался дозвониться сюда.
– О боже, должно быть, ты хотел сообщить что-то важное, а я проспала!
– Да нет, ничего особенно важного не было. В общем, решил извиниться за то, что натворил вчера вечером.
Эллен на какое-то мгновение почувствовала угрызения совести. Однако это быстро прошло.
– Очень мило с твоей стороны, но не волнуйся так. Я ведь уже забыла об этом.
– Ну, что ж… – Броуди помолчал, ожидая, что она еще скажет, но Эллен не произнесла ни слова, и тогда он спросил:
– Ну и где же ты была?
– Говорю же тебе: здесь! – Слова прозвучали более резко, чем ей хотелось. – Приехала домой и улеглась в постель, где ты меня нашел.
– И не услышала телефон? Он ведь тут, совсем рядом. – Броуди указал на тумбочку с другой стороны кровати.
– Нет, я… – Она хотела ответить, что отключила телефон, но вовремя вспомнила, что этот телефон как раз нельзя отключить. – Я же приняла снотворное. А после этого меня не разбудят даже вопли грешников в аду.
Броуди покачал головой:
– Выброшу эти проклятые таблетки в туалет. Ты становишься наркоманкой. – Он встал и отправился в ванную.
Эллен услышала, как он откинул крышку унитаза, и вскоре послышался отчетливый, равномерный звук льющейся жидкости, который все никак не заканчивался. Она улыбнулась. До сегодняшнего дня она считала Броуди ненормальным: он мог почти сутки обходиться без мочеиспускания. Потом, когда он все-таки шел в туалет помочиться, то казалось, это длится вечно. Поначалу она решила про себя, что ему достался мочевой пузырь размером с арбуз, не меньше. Теперь же она знала, что огромная емкость мочевого пузыря – просто одна из особенностей мужской половины…
– От Хупера ничего не слышно? – услышала она голос Броуди сквозь шум воды в раковине.
Эллен выждала пару мгновений, потом ответила:
– Он звонил сегодня утром, благодарил за ужин. А что?
– Я пытался сегодня отыскать его. Около полудня и потом пару раз днем. В гостинице ответили, что не знают, где он. А когда он звонил?
– Сразу после того, как ты ушел на работу.
– Не говорил, что собирается делать?
– Сказал… он сказал, что, возможно, будет работать на катере. Вроде так. Хотя точно не помню.
– Да? Странно.
– Что странно?
– По пути домой я заезжал в порт. Но начальник порта сказал, что не видел Хупера весь день.
– Может, он передумал?
– Должно быть, развлекается где-нибудь с Дейзи Уикер.
Эллен услышала, как шум льющейся воды стал тише и вскоре прекратился. Потом раздался шум сливаемой воды в унитазе…
Глава 9
В четверг утром Броуди вызвали по телефону к Вону на дневное совещание муниципального совета. Он уже знал, что повод к такому собранию может быть только один: открытие пляжей на праздник Четвертого июля, который выпадал на выходные. Прежде чем покинуть полицейский участок и отправиться в муниципалитет, Броуди тщательно продумал и взвесил все свои доводы.
Он понимал, что его возражения субъективны, основаны на его собственной интуиции, осторожности и не дающем покоя чувстве вины. Но Броуди был убежден в своей правоте. Открытие пляжей не станет для Эмити избавлением и ничего не решит. Все это просто какая-то азартная игра, в которой ни жителям городка – ни лично Броуди – не выиграть. Никто ведь не знал наверняка, что акула ушла. И все будут жить и надеяться хотя бы на ничью. Но Броуди был уверен, что в один прекрасный день они потерпят поражение…
Здание муниципалитета находилось в конце Мейн-стрит – там, где Мейн упиралась в Уотер-стрит. Оно служило поперечиной буквы «Т», образованной двумя улицами. Оно представляло собой внушительный особняк из красного кирпича с белой окантовкой и двумя колоннами у входа, построенный в псевдо-георгианском стиле. Перед зданием красовалась гаубица времен Второй мировой войны – памятник жителям Эмити, принимавшим в ней участие.
Этот дом подарил городу в конце двадцатых годов владелец инвестиционного банка, который почему-то вбил себе в голову, что однажды Эмити станет торговым центром восточного Лонг-Айленда. Он считал, что государственные чиновники должны вершить судьбы города в здании, соответствующем их высокому рангу, а не как прежде – в душных комнатках над ресторанчиком «Мельница», где прежде вершилась судьба Эмити. (В феврале 1930 года этот спятивший банкир, не сумевший предсказать не только будущее Эмити, но даже свое собственное, попытался вернуть себе это здание у города, заявив, что передавал его лишь во временное пользование. Однако ничего у него не получилось.)
Внутренние помещения ратуши были такие же до нелепости помпезные, как, впрочем, и само здание. Огромные, с высокими потолками и вычурными люстрами. Вместо того чтобы как-то перестроить дом изнутри, разбить на комнаты поменьше, городские управители придерживались более простого принципа: они просто набивали в каждую комнату побольше служащих. Один лишь мэр продолжал выполнять свои не слишком обременительные обязанности в гордом одиночестве.
Кабинет Вона располагался в угловой части ратуши на втором этаже. Окна выходили на юго-восток, и из них был виден почти весь город, а чуть дальше – и Атлантический океан.
За столом у входа в кабинет сидела секретарша мэра, Джанет Самнер, цветущая, приятная женщина. Броуди видел ее редко, но при этом испытывал почти отеческую симпатию и все ломал себе голову над тем, почему это она – в свои-то двадцать шесть лет! – до сих пор не замужем. Прежде чем войти к Вону, Броуди никогда не забывал поинтересоваться ее личной жизнью. А вот сегодня просто спросил:
– Все в сборе?
– Вроде все.
Броуди направился было в кабинет, а Джанет спросила:
– Разве вы не хотите узнать, с кем я теперь встречаюсь?
– Конечно, хочу, – ответил он, остановившись, и улыбнулся. – Простите. Все в голове перемешалось. И кто же этот счастливчик?
– Никто. У меня временная передышка. Но могу кое в чем признаться. – Понизив голос, она подалась вперед. – Я бы с удовольствием пофлиртовала с мистером Хупером.
– А он там?
Джанет кивнула.
– Интересно, когда его успели выбрать в муниципалитет?
– Не знаю, – сказала она. – Но он такой симпатичный…
– Боюсь тебя разочаровать, Джан, но парень уже занят.
– Кем?
– Дейзи Уикер.
Джанет рассмеялась.
– Что тут смешного? Я ведь только что разбил ваше сердце.
– Так вы ничего не знаете о Дейзи?
– Наверное, нет.
Джанет снова понизила голос:
– Она совсем чокнутая. У нее подружка… Ну, и все такое… Сами понимаете.
– Ну и дела, – сказал Броуди. – Какая у вас все-таки интересная работа, Джан.
Входя в кабинет, Броуди мысленно спросил себя: «Ну ладно, а где же Хупера вчера черти носили?»
Перешагнув порог, Броуди сразу понял, что сражаться предстоит в одиночку. Присутствующие члены муниципалитета были давними друзьями и союзниками Вона: Тони Кэтсулис, подрядчик, похожий на пожарный гидрант; Нэд Тэтчер, дряхлый старик, родственники которого на протяжении уже трех поколений владели гостиницей «Герб Абеляра»; Пол Коновер, хозяин винного магазина в Эмити, и Рейф Лопес (свою фамилию он произносил «Лупс»), темнокожий португалец, выбранный в совет черной общиной для отстаивания их прав и интересов.
Четверо членов муниципалитета расположились за журнальным столиком в одном конце огромной комнаты. Вон сидел за письменным столом в другом конце комнаты. Хупер стоял у южного окна и смотрел на океан.
– А где Альберт Моррис? – спросил Броуди у Вона после того, как поздоровался с остальными.
– Не смог приехать, – ответил Вон. – Наверное, ему нездоровится.
– А Фред Поттер?
– С ним та же история. Судя по всему, какой-то вирус. – Вон поднялся. – Ну что же, теперь все в сборе. Бери стул и двигайся поближе. – Он указал жестом в сторону журнального столика.
«Господи, как ужасно он выглядит, – подумал Броуди, наблюдая, как Вон волочит с другого конца комнаты стул с прямой спинкой. Глаза у Вона потемнели и запали. Кожа приобрела оттенок майонеза. – То ли он с похмелья, то ли не спал целый месяц».
Когда все уселись, Вон сказал:
– Вы все в курсе, зачем мы собрались. Думаю, среди нас остался лишь один, кого еще нужно убеждать. И который не понимает, что все мы должны делать.
– Ты имеешь в виду меня, – мрачно сказал Броуди.
Вон кивнул.
– Взгляни на проблему с нашей точки зрения, Мартин. Город гибнет. Люди лишаются работы. Магазины, которые планировалось открыть, так и не откроются. Никто не снимает дома, я уж не говорю о том, что их не покупают. День за днем мы держим пляжи закрытыми. И день за днем вбиваем еще один гвоздь в свой собственный гроб. Всем этим мы официально заявляем, что городу грозит опасность; мы сами говорим: держитесь от него подальше. И люди прислушиваются!
– Ну, хорошо, Ларри, ты откроешь пляжи к празднику, – сказал Броуди. – А теперь представь на секунду, что кто-нибудь погибнет.
– Это риск, конечно, но я считаю – да и все мы тоже, – что он того стоит.
– Но почему?
– Мистер Хупер, – обратился Вон к ихтиологу.
– Тому несколько причин, – сказал Хупер. – Прежде всего – никто не видел акулу целую неделю.