– Вы что задумали? – спросил Броуди.
– Хочу спуститься. Может, я ее выманю.
– Да вы спятили! Что вы будете делать, если она выйдет?
– Во-первых, сфотографирую. А во‐вторых, постараюсь убить.
– Чем, позвольте спросить?
– Вот этим. – Хупер показал трость.
– Хорошая мысль, – презрительно фыркнул Квинт. – Если это не сработает, сможете защекотать ее насмерть.
– Что это? – поинтересовался Броуди.
– Некоторые называют это стрелялкой, а по сути – подводное ружье. – Ихтиолог потянул за оба конца трости, и она разделилась надвое. Он достал из кармана патрон, вставил в одну из половинок трости и соединил обе части. – Загоняем патрон двенадцатого калибра, приближаемся к рыбе, тычем в нее, и патрон выстреливает. При правильном контакте – единственное верное место это мозг – мы ее убиваем.
– Даже если рыба такая большая, как наша?
– Думаю, что да. Главное – попасть куда надо.
– А если не попадете? Если промахнетесь?
– Этого я и боюсь.
– Я бы тоже боялся, – сказал Квинт. – Не хотелось бы оказаться на пути рассвирепевшего чудовища весом в пять тысяч фунтов.
– Меня не это беспокоит, – заметил Хупер. – Хуже, если я промахнусь, а она уйдет. Нырнет поглубже, и мы даже не будем знать, жива она или сдохла.
– Пока не съест кого-нибудь еще, – сказал Броуди.
– Точно.
– Совсем спятил, – покачал головой Квинт.
– Неужели? А ведь у вас пока что не очень-то получилось. Ну, простоите вы здесь еще месяц. Скормите ей всю наживку. И что?
– Она еще поднимется, – возразил рыбак. – Помяните мое слово.
– Да вы состаритесь раньше, чем она поднимется. Как по-моему, так эта тварь перепугала вас до смерти. Потому что играет не по правилам.
Квинт посмотрел на Хупера, а тот, не повышая голоса, сказал:
– Нет. Просто хочу сказать, что эта рыба вам не по силам.
– Неужели? Думаете, справитесь лучше старика Квинта?
– Считайте как хотите. А я думаю, что смогу ее убить.
– Ну, что ж, вам и карты в руки. Вы свой шанс получите.
– Ну, хватит, – вмешался Броуди. – Мы не можем позволить ему такие глупости.
– А вам-то какое дело? – повернулся к нему Квинт. – Судя по тому, что я видел, вы только рады будете, если он спустится и не поднимется. По крайней мере, не будет больше…
– Замолчите! – взорвался Броуди. Вообще-то ему было все равно, погибнет Хупер или останется в живых – наверно, смерть ихтиолога даже доставила бы ему тайное удовольствие, – но такого рода воздаяния ихтиолог определенно не заслужил. Да и как можно желать смерти другому человеку? Нет, нет.
– Ну, давайте, – обратился к Хуперу Квинт. – Забирайтесь в эту вашу штуку.
– Сейчас. – Хупер снял рубашку, кроссовки и брюки и стал натягивать неопреновый гидрокостюм. – Когда буду в клетке, – он просунул руки в резиновые рукава, – оставайтесь у борта и наблюдайте. Если поднимется достаточно близко к поверхности, стреляйте. И держите наготове гарпун.
– Что нужно, я сделаю, – ответил Квинт. – Вы лучше о себе побеспокойтесь.
Облачившись в гидрокостюм, ихтиолог прикрутил регулятор к вентилю баллона, затянул крыльчатую гайку и, открыв воздушный клапан, сделал два глубоких вдоха, проверяя, работает ли система.
– Поможете надеть? – Он посмотрел на полицейского.
Броуди поднял баллон, а Хупер просунул руки в лямки, застегнул поясной ремень и надел маску.
– Балласт забыл прихватить, – сказал он.
– Не балласт вы забыли, а мозги.
Хупер натянул на правое запястье петлю от подводного ружья, взял камеру и шагнул к планширу.
– Возьмите каждый по веревке и подтяните клетку повыше, к поверхности. Потом, когда я войду через верхний люк, отпустите и дайте ей погрузиться. Пусть держится на веревках. Цистернами плавучести я пользоваться не стану, разве что веревки оборвутся.
– Или их перекусят, – добавил Квинт.
Хупер посмотрел на него и улыбнулся:
– Спасибо, что напомнили.
Броуди и Квинт потянули за веревки, клетка поднялась к поверхности, и люк показался из воды.
– Вот так, хорошо. – Хупер плюнул в маску, протер слюной стекло и надел ее на лицо. Потом вставил в рот мундштук дыхательной трубки, сделал вдох и, перегнувшись через планшир, отодвинул задвижку и открыл люк. Уже встав коленом на клетку, он остановился и вынул трубку.
– Забыл кое-что.
Поскольку нос остался под маской, голос прозвучал немного гнусаво. Ихтиолог прошел по палубе, поднял брюки и, порывшись в карманах, достал что-то и расстегнул гидрокостюм.
– Что это? – спросил Броуди.
Хупер поднял руку. На ладони лежал оправленный в серебро зуб акулы. Точно такой, какой он подарил Эллен. Ихтиолог опустил его в гидрокостюм, застегнул «молнию» и улыбнулся.
– Осторожность лишней не бывает.
Он снова пересек палубу, взял в рот загубник и шагнул на клетку.
Наблюдая за ним, полицейский уже не в первый раз спросил себя, так ли уж он хочет знать правду об Эллен и Хупере.
Еще не достигнув дна клетки, ихтиолог остановился, повернулся, выпрямился и, подтянувшись, закрыл крышку люка. Потом посмотрел вверх, на Броуди, и показал двумя пальцами, указательным и большим, что все в порядке.
– Ну что, отпускаем, – сказал Броуди. Он стравили веревки, и клетка ушла вниз фута на четыре.
– Возьмите винтовку, – сказал Квинт. – Она внизу, в сетке. И осторожней – винтовка заряжена. – Он забрался на транец и поднял гарпун.
Броуди спустился вниз, нашел винтовку и торопливо вернулся на палубу, по пути послав патрон в патронник.
– Сколько у него воздуха?
– Не знаю. – Квинт пожал плечами. – Сколько ни есть, я сильно сомневаюсь, что он успеет использовать весь запас.
– Может быть. Но вы же сами сказали, что с этой акулой ничего не угадаешь наперед.
– Да, но тут другое. Невозможно сунуть руку в огонь и надеяться, что не обожжешься. Человек в здравом рассудке так не поступит.
Стоя в клетке, Хупер ждал, пока рассеется пена из пузырьков. Под маску просочилось немного воды, и он откинул голову назад, надавил на стекло и несколько раз с силой выдохнул через нос. Как всегда под водой, ихтиолог испытывал привычное ощущение легкости, свободы и покоя. Он был один в голубом безмолвии, пронизанном лучами солнечного света. Единственным звуком оставался глухой шум его собственного дыхания и мягкое шуршание выдыхаемых пузырьков. Хупер прислушался – ничего. Без балласта его тянуло вверх, и приходилось держаться за прутья, чтобы не ударяться баллоном о крышку клетки. Вверху, неторопливо покачиваясь, темнел серый корпус лодки. Поначалу клетка раздражала его своей теснотой, тем, что ограничивала свободу движений, мешала ощущать перемещение водных масс. Но потом он вспомнил, зачем оказался здесь, и досада сменилась облегчением.
Хупер поднял голову и поискал взглядом акулу. Разумеется, она не отсиживалась под лодкой, как предполагал Квинт. Акула вообще не могла «сидеть», не могла оставаться в неподвижности. Движение было условием ее выживания.
Даже при ярком солнечном свете видимость в темной, мутной воде не превышала сорока футов. Медленно поворачиваясь, ихтиолог всматривался в окружающий мрак, пытаясь рассмотреть малейший намек на цвет или движение. Он даже заглянул под лодку, где цвет воды уже сменился с голубого на серый, а потом на черный. Ничего. Хупер посмотрел на часы. По его расчетам, при экономном, контролируемом расходовании воздуха он мог оставаться под водой еще не меньше получаса.
Подхваченная отливом, между прутьями клетки бесшумно проскользнула и коснулась маски наживка, небольшой белый осьминог. Хупер вытолкнул его из клетки, мельком посмотрел вниз и уже начал отворачиваться, но что-то зацепило взгляд. Из темной синевы медленно и бесшумно поднималась акула. Поднималась, как будто не прикладывая к тому ни малейших усилий, словно ангел смерти к месту назначенного заранее свидания.
Завороженный, ихтиолог следил за ней, подстегиваемый инстинктом спасения, но парализованный и прикованный к месту. По мере приближения яснее становилась ее расцветка. Если на поверхности рыба казалась буровато-серой, то под водой ее верхняя половина выглядела стальной, с голубоватым отблеском там, где ее касались солнечные лучи. Нижняя часть, под боковой линией, была в грязно-кремовых и серых пятнах.
Хупер хотел поднять камеру, но рука отказалась повиноваться. Еще минуту, говорил он себе, еще минуту.
Тихо, как тень, акула приблизилась к клетке, и Хупер отпрянул. Их разделяли считаные футы, когда рыбина повернулась и, словно демонстрируя с достоинством свои размеры и мощь, проплыла мимо. Нос, приоткрытая в ленивой ухмылке пасть с рядами зазубренных треугольников, черный бездонный глаз, направленный как будто на него, подрагивающие жабры, напоминающие бескровные раны на бронированной коже.
Хупер осторожно протянул руку и коснулся ее бока, холодного и твердого, не липкого, но гладкого, как винил. Он не стал убирать руку и даже погладил пальцами грудные и брюшные плавники и, наконец, расширяющийся хвост.
Теперь акула удалялась от клетки. Хупер услышал негромкие хлопки и увидел три спиральки бегущих вниз пузырьков, которые быстро утратили живость и остановились, не достигнув акулы. Пули. Рано, сказал он себе. Нужен еще один проход – для снимков. Рыба начала разворачиваться, закладывая вираж, и ее гуттаперчевые грудные плавники заработали под другим углом.
– Что, черт возьми, он там делает? – недовольно пробурчал Броуди. – Почему не стреляет?
Квинт не ответил. Он стоял на транце, всматриваясь в воду и крепко сжимая в руке гарпун.
– Ну, давай же, рыбка, давай. Иди ко мне.
– Вы ее видите? – спросил Броуди. – Что она делает?
– Ничего. Пока ничего.
Рыба ушла из поля зрения, и Хупер мог различить только призрачное, медленно двигающееся по кругу серебристо-серое пятно. Он поднял камеру и нажал на спуск. Ихтиолог понимал, что эти снимки никуда не годятся, что ничего не получится, если акула не подойдет еще раз, но не хотел пропустить тот миг, когда она появится из тьмы.