Знатный человек воображает, что пренебрежение, вызванное отказом от блеска, не может угнетать обывателя, и не понимает, что этот обыватель привык считать некоторые развлечения своей потребностью.
Различие между ложной и здоровой моралью состоит в том, что первая ищет лишь средство против зла, а вторая заботится о том, чтобы не было самих причин этого зла.
Человек не безучастен к счастью или несчастью других только тогда, когда он сам чувствует себя довольным.
Для того чтобы женщина зависела от мужчины, он сам не должен ни от кого зависеть.
Ничто не возмущает нас больше, чем несправедливость; все другие виды зла, которые нам приходится терпеть, ничто по сравнению с ней.
Вкус не связан с нашими потребностями. Мужчина должен быть уже благовоспитанным, если он хочет выбрать себе жену по вкусу.
Вполне естественно, что человек использует свою жизнь и для того, чтобы многих научить жить и чтобы в таком случае жертвование своей собственной жизнью не представляло собой ничего удивительного.
Противоестественно, когда человеку приходится проводить свою жизнь в том, чтобы учить ребенка жить.
Долг касается только необходимого самосохранения, поскольку он согласуется с сохранением вида; все остальное есть выражение благорасположения и благоволения.
Гнев есть весьма благонравное чувство слабого человека. Стремление подавлять его вызывает непримиримую ненависть.
Я должен считать большим злом то, от чего я избавляю другого, и малым злом то, что я испытываю сам.
Христианин, говорят, не должен иметь пристрастие к бренным вещам. Под этим подразумевается также, что следует заблаговременно предохранять всех от такого пристрастия.
Приличие есть мнимоблагородное; блеск есть мнимоложное; разукрашенное есть мнимопрекрасное.
Благосклонность познается только через неравенство. Под благосклонностью я понимаю готовность оказывать добро даже в том случае, когда общая естественная симпатия не служила бы для этого достаточным основанием.
Оттого что искусствам и наукам мы приписываем такое важное значение, мы относимся с презрением к тем, кто далек от них, и это приводит к несправедливости, которой мы не совершили бы, если бы чаще рассматривали их как равных нам.
Вред, приносимый наукой людям, состоит главным образом в том, что огромное большинство тех, кто хочет себя в ней проявить, достигает не усовершенствования рассудка, а только его извращения, не говоря уже о том, что для большинства наука служит лишь орудием для удовлетворения тщеславия.
Первый вид неравенства – это неравенство мужчины и ребенка, мужчины и женщины. Мужчина, так как он сильный, а они слабые, некоторым образом считает себя виноватым, если не пожертвует чем-нибудь в их пользу.
Человек может мудрить сколько угодно, и все же он не может заставить природу следовать иным законам.
Польза, которую приносит наука, заключается или в блистательности (например, математика), или в предотвращении зол, которые сама же она и причинила, или же в определенного рода благонравии как второстепенном следствии ее.
Сколько столетий прошло, прежде чем появилась подлинная наука, и сколько в мире народов, которые никогда не будут ее иметь!
Прежде всего, будьте мудры, справедливы и умеренны; тогда наши добродетели скоро достигнут и трона и сделают добрым также и государя.
Чрезвычайно важно для человека знать, как надлежащим образом занять свое место в мире, и правильно понять, каким надо быть, чтобы быть человеком.
Моральный вкус в отношении полового влечения заключается в том, что каждый хочет казаться здесь или очень тонким, или чистым.
Немалый вред. состоит. в том, что действительно полезные книги, всплывающие время от времени на поверхность широкого океана книжной учености, остаются незамеченными и должны разделить участь прочих отбросов – быстро погибнуть.
Мы чувствуем в себе голос природы, который говорит нам: это благородно и справедливо, поэтому поступать так – наш долг.
Науки придают всей жизни новую красу, удерживают от многих зол, а когда они достигают известной высоты, устраняют зло, которое они сами причинили.
Потеря свободы и единоличная власть повелителя представляют собой большое несчастье, но это приводит к упорядоченной системе; более того, при такой власти действительно больше порядка, хотя и меньше счастья, чем в свободном государстве.
Добродетель сильна; следовательно, все, что нас ослабляет и под влиянием наслаждений делает нас изнеженными или зависимыми от заблуждения, противно добродетели.
Совершенно нелепо было бы говорить: вы должны любить других людей. Следовало бы скорее сказать: у вас есть все основания любить своего ближнего, и это справедливо даже в отношении ваших врагов.
Мудрый может менять мнение; глупец – никогда.
Не обращайся с другими как со средством для достижения твоих целей.
Нужно учить молодежь относиться с уважением к обыкновенному рассудку как с помощью моральных, так и с помощью логических оснований.
Рассудительным людям легко избежать ошибки, заключающейся в высказывании: это у нас имеет всеобщее значение, а следовательно, оно и вообще таково.
Жизнь людей, предающихся только наслаждению, без рассудка и без нравственности не имеет, по нашему мнению, никакой ценности.
Мораль есть учение не о том, как мы должны сделать себя счастливыми, а о том, как мы должны стать достойными счастья.
Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству.
Метафизика познания
Метафизическое познание должно содержать только априорные суждения: этого требует отличительная особенность его источников. Но откуда бы суждения ни брали свое начало и какую бы логическую форму они ни имели, они различаются по содержанию, в силу чего они бывают или лишь поясняющими и не прибавляют ничего к содержанию познания, или расширяющими и умножают данное познание; первые можно назвать аналитическими, вторые – синтетическими суждениями.
Общий принцип всех аналитических суждений – закон противоречия. Все аналитические суждения целиком основываются на законе противоречия и по своей природе суть априорные познания, все равно, каковы понятия, служащие им материей, – эмпирические или нет.
Все математические суждения синтетические. Это положение, кажется, совершенно ускользало до сих пор от наблюдения аналитиков человеческого разума, более того, оно прямо противоречит всем их предположениям, хотя оно неоспоримо достоверно и весьма важно по своим следствиям.
…всякое математическое познание имеет ту особенность, что оно должно показать свое понятие сначала в созерцании, и притом априорном, стало быть, чистом, а не эмпирическом: без этого средства математика не может сделать ни одного шага; поэтому ее суждения всегда интуитивны, тогда как философия должна удовлетворяться дискурсивными суждениями из одних только понятий и может, конечно, пояснить свои аподиктические учения посредством созерцания, но никогда не может выводить их из него.
Пространство и время – вот те созерцания, которые чистая математика кладет в основу всех своих познаний и суждений, выступающих одновременно как аподиктические и необходимые; в самом деле, математика должна показать все свои понятия сначала в созерцании, а чистая математика – в чистом созерцании, т. е. она должна их конструировать, без чего (так как она может действовать не аналитически, через расчленение понятий, а лишь синтетически) ей нельзя сделать ни одного шага, именно пока ей не хватает чистого созерцания, ведь только в чистом созерцании может быть дан материал для априорных синтетических суждений.
Геометрия кладет в основу чистое созерцание пространства. Арифметика создает понятия своих чисел последовательным прибавлением единиц во времени; но в особенности чистая механика может создавать свои понятия движения только посредством представления о времени. Но и те и другие представления суть только созерцания…
Чистая математика, и в особенности чистая геометрия, может иметь объективную реальность только при том условии, что она направлена единственно на предметы чувств, а о них имеется твердо установленное основоположение, гласящее, что наше чувственное представление никоим образом не есть представление о вещах самих по себе, а есть представление только о том способе, каким они нам являются.
Если расчленить все наши синтетические суждения, поскольку они объективно значимы, то окажется, что они никогда не состоят из одних лишь созерцаний, связанных, как обычно полагают, в одно суждение только через сравнение; они были бы невозможны.