По пути на кухню я выглянул в коридор. Серые стражи двери неподвижно, словно терракотовые воины, стояли на своих постах. Скрестив руки на животах. Интересно, откуда, по их мнению, исходила угроза? Снаружи или изнутри? Но спрашивать их об этом мне почему-то не хотелось.
Полковник Малинин расположился на кухне, как у себя дома. Он уже разболтал пакетик своего растворимого порошка в моей любимой кружке с изображением чьей-то бледной посмертной маски с черными провалами пустых глазниц в обрамлении стилизованной под готику надписи «Мертвоград» и прихлебывал это пойло, заедая бутербродиком с семгой. Коих, бутербродиков, то есть, лежало перед ним на тарелке штук восемь. Самых разных – с рыбой, с сыром, с колбасой, с ветчиной, с копченой индейкой.
– Я тут, Каштаков, пошарил у тебя в холодильнике, – радостно сообщил полковник. – Ты ведь не против?
Конечно, я был только за!
– Мой дом – ваш дом, Вячеслав Семенович, – ответил я, выбирая чай, который помог бы мне взбодриться и обрести требуемую ясность мысли.
Немного подумав, я остановил свой выбор на «Дарджилинге».
– Я знаю, – довольным голосом произнес у меня за спиной полковник.
Определенно, к этому человеку, к его манере говорить и держать себя, нужно было привыкнуть. Тот, кто плохо знал Вячеслава Семеновича, никогда бы не понял, что на самом деле он действительно был признателен мне за гостеприимство. И ему на самом деле было хорошо здесь, на моей кухне, с моей кружкой в руке. Да и бутерброды он наготовил не только себе одному, но и для меня. Ну, во всяком случае, мне хотелось так думать.
– Может быть, и ваших коллег пригласим к столу? – предложил я, имея в виду людей в сером, охранявших входную дверь так, будто она вела в опочивальню Президента. Ну, или, по крайней мере, в столовую Градоначальника.
– Ты, Каштаков, моих ребят не трогай. – Малинин взялся за бутерброд с колбасой. – Они свое дело знают. И голодными никогда не останутся. А у нас с тобой разговор строго конфиденциальный. Я понятно выражаюсь?
– Более чем.
– Ну вот.
Малинин откусил кусок от бутерброда и принялся со смаком жевать. И вид у него при этом был такой, будто он уже сказал все, что хотел.
Я налил себе чаю и сел напротив.
– Угощайся, – пододвинул мне тарелку с бутербродами Малинин.
Как будто это я у него в гостях.
– Спасибо, я до восьми утра не ем.
Малинин хмыкнул, не то насмешливо, не то разочарованно, и взял бутерброд с сыром бри.
Интересно, подумал я, глядя на него, а существует ли такое место, где полковник Малинин не чувствовал бы себя как дома? Лично я не мог представить ничего подходящего. А может быть, в этом и заключалась его сила? В умении моментально вживаться в любую ситуацию и тут же подстраивать ее под себя? Но тогда что это? Врожденная, унаследованная от предков система рефлексов или совокупность приобретенных на практики навыков? А может быть, это своего рода атавизм? Тяжелое наследие совместного проживания наших далеких пращуров в тесных, задымленных, провонявших плесенью и по́том пещерах? Кому проще было выжить в таких условиях? Тому, кто легко мог проломить голову раздражающему его соседу. И тому, кто своей манерой поведения мог убедить здоровяка с каменным топором в том, что он имеет полное право рядом с ним находиться…
– О чем задумался, Каштаков?
Тряхнув головой, я не сразу, но все же вернулся в реальность.
– Что?..
Надо же, я почти заснул. С кружкой чая в руке.
– Плохо выглядишь, говорю.
– Ну-у…
Я вдруг понял, что не знаю, что ответить!
Это было ужасно, но голова с недосыпу отказывалась работать. Напрочь.
Малинин всыпал в свою – то есть, мою, конечно, на самом деле, – кружку еще один пакетик растворимого кофе и залил его кипятком.
– Зря кофе по утрам не пьешь, – искоса глянул он на меня. – Бодрит.
– Кому как.
Язык ворочался с таким же трудом, как и мысли.
А что вы от меня хотите, господин полковник? Я спал меньше часа!
В Китае одной из самых ужасных считалась пытка бессонницей. А китайцы – они в этом деле толк понимают… В смысле, в пытках… И в чае еще, конечно… Ну и Конфуций еще… Лао-Цзы…
Мысли расплывались, как масляное пятно по поверхности лужи.
Я залпом выпил кружку остывшего чая.
В голове как будто немного прояснилось.
Но именно что только как будто.
И совсем ненадолго.
– Вячеслав Семенович, я что-то неважно себя чувствую…
– Понимаю, – полковник глядел не на меня, а на тарелку с бутербродами. Выбирая, за какой бы взяться. – Хочешь таблетку антипохмелина?
– Вы что, их все время с собой носите?
– Зачем? Попрошу парней, чтоб в аптеку сгоняли, – через мое плечо Малинин глянул в коридор. – А то они что-то совсем застоялись.
– Зачем вы их вообще притащили?
Конечно, следовало бы спросить, зачем он сам притащился? В такую-то рань? Но это было бы невежливо. Даже для крепко невыспавшегося детектива.
– Ну, как тебе сказать. – Малинин задумчиво постучал ложечкой по краю кружки. Звук получился глухой и пресный. Как растворимый кофе. – Я, как бы, не был уверен в том, что визит к тебе пройдет гладко.
– В каком смысле? – искренне удивился я.
– Я не знал, кого здесь застану.
– Кого еще вы рассчитывали здесь застать, кроме спящего мертвым сном детектива?
Малинин прищурился и указал на меня ложечкой.
– Почему ты сказал «мертвый»?
С конца ложечки сорвалась черная капля и разбилась о стол.
– Это устоявшийся речевой оборот.
– Знаешь, что говорил о таких оборотах старик Фрейд?
– Нет.
– Я тоже точно не помню, – признался Малинин. – Что-то насчет того, что трезвый пьяного не разумеет… Так кажется… Нет! Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке! Вот так!
– Вы имеете в виду оговорку по Фрейду?
– Может быть, – ушел от прямого ответа чекист.
Я взял чайник и долил себе в кружку чая.
– Мертвый сон – это значит, что я очень крепко спал.
– И все?
– А какой здесь может быть подтекст?
– Может быть, ты вчера видел покойника?
У меня пятки похолодели. Пол у меня на кухне выложен плиткой.
– В каком смысле?
– Ну, надо же, – усмехнулся полковник. – Смысл ему подавай… Двусмысленный ты наш… А что, если просто так? Без всякого смысла?
– Постойте, постойте, – я быстро затряс головой, пытаясь разогнать серый туман, обволакивающий мозг, как смог Москву. – О чем мы вообще говорим?
– Вообще-то мы просто завтракаем, – полковник отсалютовал мне кружкой «Мертвоград». – Ты ведь сам меня пригласил. Не помнишь?
– Ну, да, верно, – кивнул я. – Но сначала вы вломились в мой дом.
– Не вломился, а вошел, – уточнил Малинин. – Если бы я вломился, то двери бы на месте не было.
– Хорошо, пусть будет так. – Я благоразумно решил не спорить. Смысла в этом не было никакого. А убедить чекиста в обратном, то есть в том, что его появление в моей квартире есть не что иное, как незаконное вторжение, я бы все равно не смог. – Тогда объясните мне, какова цель вашего визита?.. Ведь было же что-то еще, помимо желания выпить кружку растворимого кофе в обществе невыспавшегося детектива?
– Конечно, – согласился Малинин. – Мне было жутко интересно, как детектив провел вчерашний вечер.
– Это официальный допрос?
– Всего лишь дружеское чаепитие. Для допроса, Каштаков, я бы тебя на Лубянку вызвал.
Уже хорошо.
– Вчера мы с детективом Гамигином были в «Оскаре Уайльде».
– По какому поводу гуляли?
– Вы же знаете.
– Ничего я не знаю.
– Мы закрыли дело Хуупов.
– Вдвоем бражничали?
– Да. Правда, в кафе уже встретили знакомого, Антошу. Ну и подсели к нему.
– Что за Антоша?
– Старый хакер.
– А имя у него есть?
– Антоша.
– Полное имя.
– Наверное, есть. Но я его не знаю.
– Не тренди, Каштаков.
– Честно, не знаю. Никогда не интересовался. А зачем он вам?
Малинин будто и не услышал мой вопрос. Глотнул кофе.
– А как же ваша демоница? Ее почему с вами не было?
– Сказала, что устала. Пошла домой.
– Так вы весь вечер провели в «Оскаре Уайльде»?
– Ну, да.
– Во сколько вы туда заявились?
– В десятом часу.
– А днем где были?
– В офисе.
– Целый день?
– Накопилась куча бумажной работы.
– И как долго вы проторчали в «Оскаре»?
Изображая задумчивость, я закатил глаза к потолку.
Очень хорошо, что я подтвердил версию Малинина о том, что голова у меня болит с похмелья. Теперь, если что, я и на провалы памяти ссылаться могу.
– Кажется, часов до трех. Или до половины четвертого. А что, Вячеслав Степанович, мне требуется алиби?
Малинин снова проигнорировал мой вопрос.
– А потом?
– Потом пошли домой.
Я недоумевающе пожал плечами – мол, что еще мы могли делать в четыре часа ночи?
– Именно пошли? – подозрительно прищурился чекист.
– Ну, да. Туда мы приехали на метро. Но в четыре часа утра метро уже не ходит.
– Можно было вызвать такси.
– Мы решили прогуляться. Здесь ведь недалеко.
– Ночью шел дождь.
– Нам с Ансом нравится дождь. Вот если бы с нами была Лоя, тогда бы непременно пришлось брать такси.
Я вошел в роль – врал напропалую и, как мне казалось, весьма убедительно.
Полковник недовольно засопел. Глотнул кофе и взялся за бутерброд с семгой.
– И тебе, как я понимаю, ничего не известно о том, что случилось этой ночью?
– Ночью шел дождь.
– Да иди ты? – наигранно изумился Малинин.
– Вячеслав Семенович…
– Ладно, начистоту, Каштаков. Ты знаешь, что ночью в Тимирязевской академии была перестрелка?
– Нет, – соврал я, не моргнув глазом.
– Уверен?
– Абсолютно.
– И в Тимирязевке тебя вчера ночью не было?
– Я слышал, что многие в юности мечтают заниматься сельским хозяйством, но я, помнится, хотел стать космонавтом.
– Жалко, что не стал.
– Почему?