Михаил Смолин
ЧЕМ ОПАСЕН ДЛЯ РОССИИ ПРОЕКТ «УКРАИНА»?
1. Чем опасен для России проект «Украина»?
Чем же опасен для России проект «Украина» сегодня?
Украинское государство не является обычным соседом России, как, скажем, Китай или Норвегия. Политическая элита этого государства погружена в идеологию «украинства», которая будет всячески сопротивляться в вопросах евразийской интеграции, или, говоря языком русской традиции, процессу «собирания Русских земель».
«Украинство» формирует русофобские чувства своих граждан к России. И такое отношение не является сиюминутным настроением, навеянным «кризисом» 2014 года.
К сожалению, русофобия является исторической и мировоззренческой сутью идеологии «украинства», стремящейся к замещению Русского мира. История «украинства» во многом пользуется русской историей для того, чтобы поместить туда свою искаженную псевдоисторию.
Все «украинские герои» — гетман Мазепа, Шевченко, Грушевский, Донцов, Бандера, Шухевич и другие боролись с Россией в той или иной форме.
Особо надо отметить, что о рождении государства Украина в XX столетии заявлялось трижды — в 1917, 1941 и 1991 годах. Запад откалывал Украину от России всякий раз, когда пытался уничтожить нашу страну.
«Украинство» неразрывно завязано на Россию и без борьбы с Россией не имеет никакого исторического смысла. Как не имеет смысла болезнь без самого тела, в котором эта хворь поселилась.
После коммунистической эпидемии «украинство» — это дальнейшее осложнение духовного расстройства, которым болеют на русском юге. Роль советской власти в создании «украинца» трудно переоценить. Большевики, конструируя из «украинцев» альтернативу доминирующей русской массе в Советском союзе, дали УССР слишком много территорий, никогда не попадавших в ареал деятельности «украинского» дела.
Сразу же после революции коммунистическая партия начала «коренизацию», «украинизацию» Южной Руси, готовя себе кадры для борьбы с «великорусским шовинизмом». Миллионы южнорусских людей были пропущены через этот комбинат по производству советских «украинцев», цель которого — заглушить влияние русской культуры и уничтожить единство русского юга и русского севера.
В XX столетии «украинский» национализм и советская «украинизация» делали одно дело, разрушая русское единство.
Украина сохранилась в границах советских времен только под давлением западных стран, победивших в результате холодной войны. Украинская государственность девяносто первого года — это такой же трофей США в победе над Советским союзом, как и украинская государственность 1918 года для Германии в победе над большевиками после Брестского мира.
Проблема «украинства» для России в том, что в ситуации XX столетия, когда русская цивилизация переживала сложные внутренние нестроения, под сомнение был поставлен смысл участия южнорусского населения в строительстве общерусского мира. Вирус самовлюбленного регионализма жестоко поразил постсоветскую элиту южнорусского населения. В отличие от общерусского западничества, воспринявшего либеральные и социальные идеи Западной Европы, «украинство» проявило себя как своеобразное южнорусское областническое западничество, черпавшее свои идейные предпочтения из польско-католического мира.
Проект «Украина» обязательно рухнет, рухнет так же, как все искусственные советские образования типа ГДР. «Украина» уже сегодня теряет привычные очертания государства, это анархическая гетманщина, раздираемая «украинскими» неомагнатами-олигархами. Отсюда и расколотость общества «Украины» на большинство, относящееся индифферентно к мифам «украинства», и на фанатичное меньшинство, готовое уничтожить или подчинить себе полмира для торжества «украинского порядка».
Опасность Украины серьезна, но Россия справлялась и не с такими историческими проблемами.
2. Россия как Срединная Империя, между Востоком и Западом
С началом нашего века все более появляется ощущение необходимости выбора пути Империи. Империи как освобождения от столетнего интеллектуального и духовного наваждения революционной смуты.
Империя как вершина государственности была исторической наградой русской нации за жертвенность в своем многовековом существовании, в развитии духовных сил и государственных дарований.
Государства — малые и средние — не способны к самостоятельности, к независимому существованию в политике, и великие государства всегда навязывают им свою волю. Самостоятельность — привилегия сильного и смелого. Стать независимым, развить до имперских масштабов свои силы — это подвиг, на который не многие решаются и еще менее достигают цели. Необходимо больше ценить и глубже осознавать призванность России к мировой деятельности и не стремиться к успокоенности и беспечному существованию.
Сегодня в нации воскресает осознание своей исключительной, самобытной мировой роли России как альтернативного пути и Западу, и Востоку.
На самом деле мир не делится так просто и симметрично — на Восток и на Запад. Между ними есть еще один самостоятельный мир — мир Православный, срединный. И нет нужды искать идеалов, шатаясь из крайности европейского западничества в крайность евразийского восточничества. Наш Русский мир в равной степени потеряет свое силовое и духовное равновесие и если присоединится к Европе, и если уйдет на Восток. Мы также должны быть близки и одновременно далеки и от католическо-протестантского Запада, и от мусульманско-языческого Востока. Это даст нам возможность маневра в отношении конкретно-политических решений. Необходимо в равной мере опасаться как сильной интеграции в структуры Запада и Востока, так и полной отдаленности. Все должно мериться государственной и национальной целесообразностью для той или иной степени вовлеченности или отчужденности.
Мы — мир срединный, Православный, самостоятельный, со своей исторической традицией и преемственностью от римских кесарей и византийских василевсов. Присутствие Православной силы в мире удерживает этот мир от сваливания в кровавый хаос или диктат всемирного завоевателя над всеми остальными. Православная Империя (будь то римская, византийская или русская) выполняла на протяжении нескольких тысяч лет одну и ту же функцию в этом мире — функцию удерживающего, будучи гарантом, что притязания любого агрессора, возомнившего себя властителем мира, рано или поздно обратятся в исторический прах, обретя уготованный им свыше законный исход.
Крестоносные Православные Империи были охранителями мира и спокойствия. Всю нашу историю Срединный мир сдерживал как завоевательные стремления Запада на Восток: всевозможных варваров раннего Средневековья, католические крестовые походы, польские и шведские (Карл XII) устремления, французские (Наполеон) и немецкие нашествия (Вильгельм и Гитлер), так — и быть может, еще более сильные — движения Востока на Запад, начиная со всевозможных кочевников: готов, гуннов, арабов, хазар, половцев, монголов, турок и кончая неудавшимися попытками японского милитаризма XX века.
Западничество и евразийство есть поэтому откат от сложной проблемы национального самосознания и уход в рассуждения о том, к кому мы ближе и с кем нам быть. Здесь не решается вопрос: кто мы, к чему мы призваны? Здесь — шатание из одной западной крайности отказа от русскости, в другую, восточную, евразийскую. Отказ от разрешения этих вопросов облегчает построения внутри историко-политических идеологий западничества и евразийства, но не отвечает на внутринациональные запросы самосознания и не способен укрепить русскую государственность.
3. Казнь декабристов. Кто мученики и кто мучители?
Наше общественное сознание под беспримерным давлением либеральных и левых «книжников» привыкло видеть в декабристах героев-мучеников. Как же иначе? Ведь пятеро были повешены, более сотни сосланы на каторгу, отправлены рядовыми на Кавказ, разосланы по разным сибирским местам на поселение. А судьбы декабристских жен? Их истории просто никогда не передавались у нас без «слез на глазах» и без «сжатых кулаков» от ненависти к «царизму» и главному их мучителю — Императору Николаю I.
Но позволительно спросить: не сами ли «страдальцы» устроили свои муки, не сами ли они вели себя самоубийственно?
Давайте зададимся вопросом. Что должен был делать Император Николай I, на момент восстания являвшийся той Верховной властью в Империи, историческое существование которой измерялось уже десятым столетием? Какие были основания у Императора не действовать так, как он действовал, охраняя свой прародительский Престол, спокойствие Державы и мир в обществе? Ведь самый большой порок власти — это ее бездействие или безвластие в момент, когда решается судьба государства. Скорее Государь имел полное право быть еще жестче по отношению к вооруженному мятежу, чем это было в реальности.
Если отказать Верховной власти в праве самозащиты от бунтовщиков, то почему, собственно, нужно оставлять наказания за другие преступления — например, чисто уголовные?
Возводя в ранг героев всевозможных бунтарей, разрушителей, революционеров и прочих, безусловно, «прогрессивных» людей, мы почему-то никогда не вспоминаем о настоящих страдальцах от этих кровавых героев — законопослушных или верноподданных гражданах. Где и когда можно было слышать добрые слова в адрес исполнивших свой долг 14 декабря — таких, как знаменитый генерал граф Милорадович, которого Каховский смертельно ранил выстрелом сзади, а князь Оболенский ударил штыком в спину; об убитом тем же Каховским полковнике Стюрлере, жестоко раненных генералах Шеншине, Фредериксе, полковнике Хвощинском, конногвардейцах (например, ротмистр Велио потерял руку), гренадерах и других солдатах, лишившихся жизни или здоровья только потому, что «сто прапорщиков хотят переменить весь государственный быт России»?
Декабризм был движением «нового типа» — революционным движением со стремлением к цареубийству и уничтожению всех членов Царствующего Дома. Не потому, что они плохи или хороши, а по идее, по убеждению, поскольку единоличная власть в идее для них неприемлема, непонятна, не нужна, «невыносима». Декабризм — первый бунт с «философской» подкладкой, с противопоставлением историческому идеалу своего мечтания о будущем. Это было «новым» в борьбе с Верховной властью русских Царей, не наблюдаемым во всевозможных бунтах и восстаниях прошлых веков.