Елена Павловна к тридцати годам сделала неплохую научную карьеру. Жизнь ее выглядела вполне налаженной и устроенной, но однажды ночью она вдруг услышала беспощадное тиканье биологических часов. Елена поняла: вопрос о материнстве надо решать быстро, точнее – немедленно. Старший научный сотрудник Легоджева была человеком целеустремленным: коль скоро она ставила перед собой задачу, то решала ее во что бы то ни стало, причем в кратчайшие сроки.
В тот же год, удивив родных и близких, она родила сына. Без мужа, как говорится, «для себя». От отца Игорю досталось лишь отчество – Владимирович. В середине прошлого века стать материю-одиночкой… тогда это был довольно смелый шаг, даже некий вызов общественной морали. Впрочем, мнение посторонних мало интересовало Елену. Ее мир отныне включал не только науку, но и маленького Гарика. Повинуясь материнскому инстинкту, Елена сразу же позволила сыну занять в сердце первое место, смирившись с тем, что науке пришлось навсегда отодвинуться на второй план.
Гарик с рождения купался в безбрежном океане материнской любви, которую ни с кем не надо было делить. А Елена Павловна безропотно, даже с удовольствием не только выполняла любые желания сына, но и старалась их по возможности предугадывать.
– Ты, Леночка, у нас чересчурница, – частенько пеняла ей любимая тетя Шура. Лена с сочувствием поглядывала на пожилую бездетную родственницу и упрямо продолжала «портить ребенка».
Вершиной безрассудной материнской любви каждый раз становился день рождения Гарика. В сердце Елены неуправляемой стихией вскипало обожание, каждый год сметавшее педагогическую плотину, которую тщетно пытались выстраивать между ней и Гариком благоразумные родственники. В день рождения сына, прорвав эту плотину, океан материнской любви заполнял все пространство вокруг мальчика бесконечными и часто безрассудными подарками. Накопленные за год деньги (Елена теперь работала без выходных и праздников и на себя почти не тратилась), все высказанные вслух или только пунктирно намеченные мечты ее мальчика воплощались к дню его рождения в целую лавину подарков. Их было не один, не два, не три… Подарки лавиной обрушивались накануне на их маленькую комнатушку в коммунальной квартире. Они теснились возле кровати Гарика, лежали на обеденном столе, стояли на пианино, на котором мальчика учили играть чуть ли не с рождения. Все это богатство терпеливо ожидало момента, когда именинник соизволит открыть глаза, потянуться в кровати и сонно оглядеться вокруг.
Тот год был особенным. Гарик уже пошел в первый класс, поэтому комнату заполнили не только игрушки, цветные карандаши и красивый костюмчик, как обычно, но и множество полезных и развивающих вещей. Хоккейные коньки. Спортивная форма. Географический атлас. Маленькие дорожные шахматы. Настольная викторина, в которой, если ответ был правильный, загоралась зеленая лампочка, а когда неправильный – красная. Коробка с пластмассовыми солдатиками, одетыми в форму обеих армий, участвовавших в кампании 1812 года. И, наконец, – обычный плюшевый медвежонок с блестящими шоколадными глазками. Когда его переворачивали, мишка рычал басом, задирая кверху кривые толстые лапы с розовыми подошвами. Медведя подарила тетя Шура, которая для Гарика уже была «баба Шура». Она частенько ворчала, что восьмилетнему ребенку нужны не только заумные игры, но и самые обычные добрые игрушки, а то вырастет, не дай Бог, «гением с закидонами», как их сосед по коммуналке. Этот арбатский Эйнштейн преподавал физику в МГУ и круглый год расхаживал по столице в ботинках с резиновыми галошами.
Вечером накануне дня рождения Гарик уснул с одной мыслью: скорее бы утро. Впрочем, сама Елена Павловна не меньше сына ожидала утреннего часа, чтобы насладиться широко распахнутыми глазами ребенка и хотя бы раз в году почувствовать себя не замученной матерью-одиночкой, на которой лежат все бесчисленные материальные и бытовые проблемы их маленькой семьи, а настоящей волшебницей, готовой исполнить любое желание своего кудрявого и золотоволосого сокровища.
Наутро Гарик, как всегда в этот день, проснулся абсолютно счастливым. Вокруг него громоздились чудеса тогдашней игрушечной промышленности. Их было так много, что от счастья именинник едва не описался. Оторопь, удивление, радость, отразившись в глазах матери, вернулись к мальчику десятикратно усиленной материнской любовью.
После завтрака и подробного изучения подарков Гарик решил, что владеть всем этим богатством в одиночку скучно. Захотелось похвастаться новыми сокровищами перед мальчишками во дворе, особенно перед теми, кто дразнил его «безотцовщиной». Потому что даже те из них, у кого был полный комплект родителей, никогда не получали в день рождения сразу столько необыкновенных и очень нужных вещей.
В те годы взрослые без страха отпускали детей во двор одних. Лишь бабушки для порядка порой поглядывали в окна, контролируя ситуацию. В то утро Гарик тоже выглянул в окно и увидел всю их честную компанию в полном составе. «Отлично, все наши в сборе! То-то удивятся!» – обрадовался мальчик. Он попытался унести все подарки в обеих руках, но то одно, то другое сокровище выскальзывало на пол. Когда из коробки выпали и раскатились по паркету шахматы, Гарик чуть не заплакал. Мама улыбнулась и помогла мальчику быстро подобрать деревянные фигурки и водворить их на место.
И тут Гарика осенило. Он взял маленький чемоданчик с биркой «Гарик Легоджев» (на дачу детского сада все ребята тогда выезжали с подобными чемоданчиками) и до упора набил его своими сокровищами. Мать с улыбкой наблюдала за приготовлениями сына. Ей и в голову не пришло отговаривать мальчика от его плана. Дескать, потеряешь, отберут, украдут, да мало ли что… Елене было наплевать, что подарки денег стоят, да ладно бы только денег – главное, они стоили времени, потраченного в очередях. В магазине «Детский мир», недавно открывшемся на площади Дзержинского, ей пришлось убить целый день, полученный в счет отгулов. Однако отговаривать сына брать подарки во двор было бы, на взгляд Елены, непростительным мещанством и жлобством. Она считала, что мальчик должен расти сильным и учиться на своих ошибках. Пусть Гарик самостоятельно принимает решения и сам же за них отвечает. Одним словом, растет мужчиной и в будущем – опорой матери. Захотел взять все подарки во двор – это его выбор. Потеряет – пусть винит только себя.
Вскоре Гарик вышел на прогулку с чемоданчиком, набитым игрушками, предвкушая заслуженный триумф.
Ребятня встретила его радостными воплями. Сашка-очкарик, сын того самого профессора в галошах, даже варежку в лужу уронил от нетерпения. Мол, давай, показывай, что принес. Гарик не спеша, словно слесарь-сантехник, поставил чемоданчик на скамейку и открыл. Сашка ахнул. Он давно мечтал стать полярником, и новенький географический атлас был самой необходимой вещью на пути к заветной мечте. Сашка хотел заикнуться о том, чтобы сменять его на стеклянные шарики, но внезапно понял, что сокровище в коричневом переплете с золотыми буквами стоит больше любых игрушек, и тихо отошел в сторонку. Витек-драчун, веснушчатый вихрастый паренек из соседнего барака, легко оттеснил от чемоданчика остальных и заглянул в его таинственное нутро. «Детские бирюльки» оставили его равнодушным, зато новенькие коньки обожгли пацанскую душу лютой завистью. Хотя виду он, конечно, не подал. Витек небрежно сплюнул, а потом заявил:
– Подумаешь, коньки! Делов-то! У меня настоящая клюшка есть, с автографом. Мне ее нападающий «Интеграла» подарил.
«Интегралом» называлась хоккейная команда закрытого НИИ, в котором трудилась Елена Павловна, недавно ставшая доктором физмат наук. Мать Витька, тоже воспитывавшая сына одна, работала в том же «почтовом ящике» уборщицей. Не до коньков ей было, пахала на две ставки, чтобы одеть и прокормить пацана…
Витька стоял и раздумывал, не навесить ли Гарику пару тумаков, чтобы не выпендривался, но тут его оттеснили от волшебного чемоданчика девчонки. Завидев коричневого медвежонка с умными блестящими глазками и с розовыми подошвами, они завизжали от восторга. Каждая осторожно брала мишку в руки и переворачивала, дожидаясь басовитого рычания.
– Дашь поиграть? – робко спросила Людочка, потрогав розовую пятку плюшевого чуда.
– В другой раз, – важно сказал Гарик. – Сам еще не наигрался.
Ажиотаж, нараставший вокруг подарков, внезапно испугал его. Торопливо, как слесарь сантехник, получивший от хозяйки деньги за «халтуру», именинник сложил свои сокровища в чемоданчик и громко захлопнул крышку. Ему вдруг стало жаль своих замечательных вещей, которые именно сейчас, в эту минуту, могут быть безвозвратно утрачены. Он всей кожей почувствовал. что восхищение дворовых приятелей и подружек его подарками постепенно стало перерастать в общую зависть, почти в ненависть. Дети смотрели на него так, как в наше время бывшие одноклассники поглядывают на товарища, выбившегося в миллионеры. Сначала в глазах мелькает любопытство, потом восхищение, и, наконец, все это выливается в мысленное пожелание лопнуть на месте, которое читается во всех взглядах. Примерно также дети смотрели на Гарика, плотно облепив его со всех сторон, а он теперь поглядывал на них с испугом и обидой. Именинник почувствовал, что надо позорно отступать прямо сейчас, в эту самую минуту. Схватить волшебный чемоданчик и дать деру домой, под надежное мамино крыло. В этой кричащей и прыгающей детской стае новенькие подарки в конце концов отберут или, что еще хуже, поломают. Порознь его сокровища уже ни на кого не произведут того ошеломляющего впечатления, какое они произвели на дворовую компанию в ту минуту, когда Гарик предъявил их все сразу, словно бесценный клад. Его удивительный праздник и самый счастливый день в году может быть вот прямо сейчас испорчен потасовкой с Витьком и собственными позорными «девчачьими» слезами.
– Ну, ладно, на сегодня все, – важно сказал Гарик с интонацией учительницы Марьи Михайловны. Она всегда так говорила, когда заканчивала урок. Именинник закрыл чемоданчик и собрался уходить. Дети разочарованно выдохнули, кто-то из девчонок запоздало крикнул: «Жадина-говядина!».