л. Все эти выставки, на которые никто не ходит, планы, отчеты… Вере хочется работать в архивах, самой сделать какое-нибудь исследование, писать в журналы.
За такими тяжкими мыслями Веру застал звонок в дверь. Вера удивилась. Так звонил только Олег — требовательно и громко. Но для него было рано, он никогда не возвращался с работы раньше семи. А сейчас только половина шестого.
Звонок повторился, и Вера открыла дверь, даже не поглядев в глазок. На пороге стоял муж. На лице его была радостная улыбка, в одной руке огромный букет роз, а в другой — не менее огромный торт из «Севера». Розы были пышные, полностью открывшиеся, ядовито-розового цвета, да к тому же одуряюще пахли. У Веры закружилась голова. Запах роз она не выносила, так же, как запах кофе. Но если от кофе к горлу подступала дурнота, то от запаха роз начинало сильно стучать в висках, руки немели и голова становилась чугунной. Лет в шестнадцать бабушка, встревожившись, водила ее к профессору, и тот сказал, что Верин организм так реагирует на розы, потому что они ему очень не нравятся, и что лучше Вере близко с розами не общаться.
И Вера точно помнила, что она несколько раз говорила Олегу в первые месяцы знакомства, что розы она терпеть не может. Она вообще не слишком любила пышные садовые цветы, куда приятнее маленький букетик незабудок или душистого горошка… Потом вопрос о розах отпал сам собой, потому что муж вообще не приносил Вере цветов, только дежурную ветку мимозы на Восьмое марта.
Вера отступила назад. Олег протиснулся в дверь со своими дарами и глупой улыбкой и запел:
— Розовые розы! Светке Соколовой! Светке Соколовой, однокласснице моей!
Он ужасно фальшивил. Раньше Веру это умиляло, теперь начало раздражать. К счастью, на этом пение закончилось, очевидно, он не помнил, как там дальше про розовые розы и Светку Соколову.
— Верунчик! — воскликнул муж. — Ты мне не рада?
— Я не ждала тебя так рано, — честно ответила Вера.
— Это приятный сюрприз! — заявил муж и потянул носом.
Вера отметила этот жест и поняла, что муж голоден и надеялся, что Вера забудет все обиды и приготовит ему сегодня сытный обед. Он со своей стороны не будет вспоминать о вчерашнем скандале и милостиво позволит Вере и дальше о себе заботиться. Муж даже купил ей букет роз, чтобы закрепить примирение. И, наверное, уже готовит себя к большому вечернему сексу.
— Ты нарочно? — спросила Вера, стараясь задержать дыхание. — Нарочно купил розы, зная, что я терпеть не могу этот запах?
— Ну, Верунчик, — протянул муж. — Ну, малыш, не дуйся, лучше давай поедим и поговорим спокойно.
Вот как, оказывается после того, что он наговорил ей вчера. Вера просто дуется!
Олег положил букет на тумбочку в прихожей и прошел на кухню. Там он открыл холодильник, чтобы поставить торт, и увидел, что холодильник пуст. Потом Олег обследовал девственно чистую плиту, понял, что Вера мириться с ним не хочет, и жутко разозлился.
— Целый день дома сидела, — с пафосом начал он, — мужу пожрать приготовить не могла!
Веру передернуло от его грубости, она тут же сообразила, что муж нарочно так выражается, зная, что ей это не нравится. Вере стало скучно и противно.
— Ты не очень старайся, — сказала она, — вчера ты уже все сказал, так что сегодня будешь только повторяться. Я все выслушала и сделала для себя выводы. Выражаясь словами мексиканских сериалов, наш брак оказался ошибкой. Мы друг друга не устраиваем и раздражаем, так что самое умное будет, если мы расстанемся без взаимных обид.
— Да? — муж поглядел на нее с любопытством. — И как ты это себе представляешь?
— Ты соберешь вещи и уедешь из моей квартиры, — сказала Вера, глядя в сторону.
— Да? А это ты видела? — и он сунул Вере под нос аккуратно сложенный кукиш.
Вера отшатнулась, а он пошел на нее, выплевывая слова:
— Ишь, чего выдумала! Я на тебе, между прочим, женат, и в этой квартире прописан! От тебя меня, конечно, воротит, но жилплощадь терять нашла дурака!
— Эта квартира после смерти бабушки только моя! — крикнула Вера. — Ты хоть и прописан, но права на собственность не имеешь!
— А ты попробуй меня выпиши! — злорадно захохотал он. — Погляжу я, как это у тебя получится! И продать эту квартиру не сможешь, опять-таки потому что я не выпишусь! Так что не очень-то выступай, милая женушка, а то как бы самой на улице не оказаться!
Он внезапно поглядел на брошенный в прихожей букет роз, и глаза его зажглись нехорошим блеском. Вера поскорее захлопнула дверь в бабушкину комнату.
Вот так-то, думала она, приехали. Как в детстве бабушка говорила: станция Березай, кому надо — вылезай! Конечно, она ожидала от Олега чего-то подобного, не полная же она дура, но все равно поразилась той перемене, что произошла с ним, как только речь зашла о жилплощади.
«И как это меня угораздило? — тоскливо думала Вера. — Что теперь делать? Даже не с кем посоветоваться…»
Когда она минут через сорок вышла из комнаты, чтобы почисть зубы перед сном, Олег пил на кухне чай и ел торт прямо из коробки, отрезая огромные куски.
— Тебя не приглашаю! — сказал он. — Назло все сам съем!
При этих словах он рыгнул. Вера поскорее ретировалась.
Ночью муж ходил по квартире, лил воду в ванной и в туалете. Очевидно, он привел свою угрозу насчет съеденного целиком торта в исполнение и теперь мучился от обжорства.
«Так ему и надо»! — сонно подумала Вера.
— Вы ничего не можете сделать самостоятельно! — прогремела Анна Ивановна Укропова, и для большего эффекта ударила кулаком по столу.
От удара подпрыгнула, жалобно пискнув, компьютерная мышь, и свалилась на пол дареная паркеровская ручка.
— Но Анна Ивановна, — Валечка, попеременно то бледнея, то краснея, пыталась возражать директрисе. — Но Анна Ивановна, я звонила в газету, а они все равно не пришли, сказали, что их читателям неинтересны литературные дебаты позапрошлого века…
— Значит, плохо звонили! Значит, не сумели достаточно убедительно объяснить! А все потому, что у вас на уме только собственная внешность, дети и мужчины!
— Какие дети? — Валечка чуть не плакала. Какие мужчины? Вы меня так загрузили работой, что ни о мужчинах, ни тем более о детях некогда даже подумать!
— Все! — рявкнула Анна Ивановна. — Отправляйтесь к себе и занимайтесь своими непосредственными делами!
Валечка попятилась, жалобно шмыгая носом, и исчезла за дверью кабинета.
Анна Ивановна сняла очки в строгой металлической оправе и тяжело вздохнула. Она была крайне недовольна своими сотрудниками. Они больше думали о личной жизни и домашних делах, чем о процветании музея. Вот она, Анна Ивановна, была не такой! Даже в молодости у нее работа всегда была на первом плане. Поэтому она так и не создала семьи, не обзавелась детьми, зато сделала карьеру, стала директором музея, и музей ее всегда был на хорошем счету! На последнем совещании в отделе культуры председатель комитета. Иван Семенович Крысоватый, упомянул ее музей в положительном смысле. Он так и сказал: «Неплохо обстоят дела и в других музеях», при этом взглянул на нее, так что сразу стало ясно, какой музей Иван Семенович имеет в виду…
Анна Ивановна снова вздохнула. Семьи-то все же нет.., единственный родственник — племянник Владимир, слабый, бесхарактерный человек… Анна Ивановна помогала ему, чем могла, устраивала на разные неплохие места, но Вова ни на одной работе не мог надолго задержаться, не сходился характером с сотрудниками и руководством. Здоровье у него тоже слабое, удивительно для довольно молодого человека, только недавно отметившего сорокалетие. Сейчас он находился в больнице, и Анна Ивановна собиралась после работы его навестить.
Неожиданно зазвонил телефон. Анна Ивановна сняла трубку и проговорила решительным, готовым к свершениям голосом:
— Укропова слушает!
Она ждала звонка от Ивана Семеновича Крысоватого, надеялась, что он звонит, чтобы отметить ее значительный вклад в музейное дело и предложить повышение.
Однако звонили из больницы.
— Укропов Владимир Васильевич ваш родственник? — осведомился сухой женский голос.
— Племянник, — ответила Анна Ивановна и на всякий случай схватилась за сердце.
— Владимир Васильевич скончался сегодня днем, — сообщила больничная служащая таким тоном, как будто смерть племянника целиком и полностью на совести Анны Ивановны.
— Как — скончался? — переспросила Укропова. — Почему скончался?
— Почему люди умирают? — женщина довольно внятно хмыкнула. — Причину смерти укажут в свидетельстве. Так что вы приезжайте с документами, оформите все необходимые бумаги…
Анна Ивановна повесила трубку и некоторое время сидела в тишине. Владимир в своем репертуаре! Умереть совершенно неожиданно, от какой-то незначительной причины — это явное проявление бесхарактерности!
Однако ей было жаль племянника, она привыкла опекать его, заботиться о нем, и в глубине души понимала, что с его смертью жизнь станет еще более пустой…
Однако надо было ехать в больницу, а до того заскочить домой за документами и деньгами…
Анна Ивановна сняла трубку и сообщила своей заместительнице, что ее срочно вызывают в комитет по культуре. Сообщать сотрудникам о своих личных проблемах было не в ее правилах.
В сквере возле шестиэтажного кирпичного дома стояла темно-зеленая иномарка с тонированными стеклами. На ее переднем сиденье находились двое мужчин. Один — высокий кудрявый брюнет с красивым капризным лицом и фигурой профессионального спортсмена, второй — небольшого роста, коротко стриженый шатен с близко посаженными карими глазами. Если шатен держался спокойно и уверенно, то кудрявый красавец явно нервничал.
— Почему опять я? — Чуть не плача, спрашивал он своего соседа. — В больнице я, здесь опять я!
— Потому что я так сказал! — отрезал шатен. Будешь делать все, что я скажу, и не обсуждать!
Денег хочешь?
Денег темноволосый красавец хотел. Он хотел их всегда, хотел сильно и страстно. Он хотел денег днем и ночью, летом и зимой, в будни и праздники. Как всякая сильная любовь, его любовь не была взаимной. Деньги его не любили, они исчезали из его карманов с удручающей скоростью. Только что, казалось, он раздобыл довольно много денег — глядь, и они уже кончились, и снова нужно бегать, унижаться и где-то их доставать.