— Испытайте, ребята!.. Докажу! Череп и кости!
Грифт задумался. Филин и Киян почтительно выжидали. Алексей с надеждой смотрел то на Грифта, то на Кияна и Филина.
— А что, орлы? Он парень гвоздик, только никуда не лезет, поскольку с обеих сторон тупой, — сказал Грифт, и все дружно засмеялись.
— Что же ему предложить на пробу? — подсуетился Филин. — В море нырнуть?
От предложения Филина у Алексея похолодела спина. Море-то еще холодное. Заболеть можно запросто.
— Нырнуть в море любой фраер сможет. Тут ума большого не надо, — сказал Грифт, показывая, что само испытание должно быть более серьезным. — Парень-то он смелый… А мы должны испытать его ум и твердость воли. Чтоб видно было само дело. Сказал слово и выполнил!
Киян и Филин примолкли, Алексей внутренне насторожился. С таким подходом к испытанию его воли он был согласен, но…
— Я вот что предлагаю, — сказал Грифт, задумчиво хмуря брови, как бы соображая о важном мероприятии. — Слушай меня внимательно, Капитан!
— Слушаю, — поспешно произнес Алексей.
— Скажи нам честно, как на духу. Сможешь ли ты вот так запросто к своим знакомым в гости сходить?
— Хоть сейчас! — выпалил Алексей, удивляясь легкости испытания.
— Ты не спеши с ответом, помозгуй. Надо не просто сходить и чаек попить с вареньем да конфетами, а выполнить наше задание, — сказал Грифт.
— Какое такое задание? — осторожно спросил Алексей.
— Да ничего особенного. Пустяк! — улыбнулся Грифт.. — Но это испытание на твердость твой воли и твоего слова. По нашему заданию обойти все комнаты. Хватит ли у тебя на это духу?
— Хватит! — не задумываясь, выпалил Алексей.
— Тогда вот что, дорогуша. Сейчас мы тебе наметим объект, — лицо у Грифа стало жестким, хотя он и старался придать ему мягкость. — Ты вчера у Клуба моряков с кем встречался? Что за чувиха?
Филин и Киян притихли.
— Вчера? У Клуба моряков? — Алексей радостно улыбнулся. — То Лара была.
— Давно ее знаешь?
— В одном классе учились, а потом, когда они переехали, она в другую школу перешла.
— Как ее фамилия?
— Шнайдер. У нее папа был художник.
— А где живет, знаешь?
— Конечно! Недалеко от Клуба моряков, на Черноморской.
— Вот и выбрали объект для твоего испытания. К ним и пойдешь, Капитан. И смотри у меня, язык держи за зубами, а глаза раскрой пошире. — Грифт сделал паузу и уже иным, приказным тоном продолжал: — А теперь слушай! Обойдешь всю квартиру, все комнаты и запомнишь, что и где стоит, какие картины у них на стенах висят. Усек?
— Ага, — ответил Алексей.
— И пойдешь сегодня. Сейчас же! Киян тебя проводит. — Грифт дал ему такой подзатыльник, что Алексей еле устоял на ногах. — Топай! И помни: череп и кости!
Алексей, еще мгновение назад радовавшийся приятному исходу дела, со страхом понял, что Грифт шутить не любит и добра от него ждать не следует. И еще он поклялся себе, что, как только расплатится с долгом, навсегда порвет с этой компанией.
Дом, в котором жила Лара Шнайдер, стоял за высоким забором, на тихой, тенистой улице, по обеим сторонам которой росли старые акации. Калитка открывалась просто: надо потянуть за узелок шпагата и изнутри поднимется защелка. А вход в дом шел через застекленную веранду, похожую на большой аквариум. В углу, между забором и верандой, был отгорожен железной сеткой крохотный участок. Там квохтали куры. Алексей вспомнил, что отец Лары любил пить сырые яйца.
— Топай, Капитан! — Киян толкнул Алексея в спину. — И смотри, чтоб все чин по чину!
Лара была дома одна. Мать ее еще не пришла с работы. Девочка радостно захлопала в ладоши и объявила, что напоит гостя чаем, и не простым, а зеленым.
— Зеленый пьют в Средней Азии, — сказал в ответ Алексей, показывая свои познания в этой области.
— Да… — Лара погрустнела и закусила губу.
Алексей сразу понял свою оплошность.
— Прости, Лара. Я нечаянно, не хотел напоминать…
— А я никогда и не забываю… Второй год, как мы одни с мамой.
— Мы без папы уже пятый…
Алексей знал отца Лары, они раньше жили почти рядом, на одной улице. Известный художник Шнайдер рисовал его отца, прославленного бригадира грузчиков порта. А потом художнику дали эту большую квартиру, но долго он в ней не пожил. Уехал в творческую командировку в Среднюю Азию, присылал письма и рисунки из Ташкента, Самарканда, Бухары, Хивы… А потом пришло известие, что умер от укуса змеи.
Чай пили на кухне. Потом Лара показала Алексею свою комнату, комнату мамы, кабинет отца и они расположились в гостиной. Лара завела патефон, поставила пластинку, и полились плавные звуки модного танго «Брызги шампанского».
— Тебе нравится? — спросила Лара.
— Да, — кивнул Алексей.
— А мне очень, очень нравится!
Алексей оглядывал стены, на которых висели картины. Большие и маленькие. Попытался запомнить. На одной — горы и море. На другой — лес и речка. На третьей — море и парусный корабль. На четвертой — улица и дома… Картин было много. Они были во всех комнатах. Алексей растерялся. Как их запомнить все?
— Что-то я не помню, чтобы ты интересовался живописью, — улыбнулась Лара.
— Все эти картины твой папа нарисовал?
— Нет, не все. Есть работы и других художников. Папиных друзей. — Ларе нравилась роль экскурсовода. — Эта, маленькая, работы французской школы. Ее нам подарил мамин дедушка, привез из Парижа еще давным-давно, до революции. А это вообще редкость. Подлинная работа самого Айвазовского. Его этюд к знаменитой картине «Торжество Феодосии».
— Что-то я не помню картины с таким названием в картинной галерее.
— Ты не все знаешь.
— Могу поспорить, что нет там такой! — уверенно произнес Алексей, поскольку картинная галерея великого художника находилась неподалеку от типографии, где работали дед и мама, и он часто бывал там.
— Она была! Была! А потом сгорела.
— Как это? — удивился Алексей.
— Очень просто, на полсаре. В девятьсот пятом году.
— Картинная галерея никогда не горела, — уверенно сказал Алексей.
— Да не она, а здание старой городской власти! Там в зале много народу собралось, обсуждали царский манифест о свободе. Помнишь, учили по истории?
— О том пожаре мой дедушка часто вспоминает. Он там тоже был и еле выбрался, когда пожар начался.
— Правильно! В том здании и находилась картина Айвазовского «Торжество Феодосии», которую он подарил буржуазным властям города. — Лара победно посмотрела на мальчика. — Вот она и сгорела тогда, понял теперь?
— Ага.
— А этот этюд сохранился. — Лара подвела Алешу к небольшой картине в позолоченной раме. — Папа говорил, что ей цены нет. Потому что она единственная в целом мире!
— Ух ты, а я и не знал! — признался Алексей. Потом они сидели на диване, вспоминали класс, в котором учились вместе. Лара рассказала, что, когда ей бывает грустно, она ходит на гору, на место, откуда видны вся Феодосия и широкий залив моря.
— На наше местечко? — обрадованно спросил Алексей.
— Ага! Там так здорово!
— А я редко бываю.
— Ну и дурак!
— Я чаще на кладбище хожу, — сказал Алексей, — на папину могилу.
— Прости меня, я не хотела обидеть. Прости…
— Ладно, прошло. А на площадку нашу обязательно схожу, — и предложил: — Может вместе?
— Давай сходим, Леша, — согласилась Лара и добавила: — Пусть та площадка навсегда будет нашим местечком. Идет?
— Завязано! — горячо согласился Алексей.
Ему было просто и приятно находиться рядом с этой девочкой. Они говорили обо всем и не могли наговориться, как старые друзья после разлуки, хотя никакой разлуки вообще-то не было. Они жили в одном городе, просто почему-то ослабла та ниточка, которая их некогда связывала, а теперь она снова становилась крепче.
Но хорошее настроение враз улетучилось, когда Филин и Киян, подталкивая Алексея в спину, заставили его подняться на чердак.
Грифт уже находился там и жестом руки указал место около себя:
— Садись, Капитан!
Он сунул Алексею в руки чистую бумагу и карандаш.
— Рисуй план хаты!
Киян и Филин встали за спиной. Попробуй возразить, так тут же прибьют. И никто не узнает о твоей гибели. Алексей взял карандаш и дрожащей рукою стал рисовать вход в дом, кухню, комнаты… Он только теперь начал осознавать, какой ценою расплачивается за карточный долг.
— Где висят эти картинки?
Грифт показал вырезанные из журнала цветные репродукции. Алексей сразу узнал их. То были фотографии картины французских экспрессионистов и эскиза «Торжество Феодосии».
— Они висят… Они висят, — Алексей грустно вздохнут. — Там много разных картин.
— Выкладывай, где висят эти! — Киян сунул ему кулаком под ребро.
— Больно! Ты чего?
— Показывай и не темни.
— Дай припомнить…
— Дать? Мы тебе сейчас так дадим, что враз копыта откинешь, — пригрозил Киян.
— Не дави на Капитана! — повелел Грифт. — Он парень смекалистый и все припомнит.
Алексей карандашом ткнул в гостиную, показывая, где висели картины:
— Вот тут… Обе.
— Точно? — голос Грифта был суровым.
— Ага! — устало выдавил из себя Алексей. — Там висят.
— Браво, Капитан! Наводка что надо! — Грифт тут же стал иным, добрым и веселым, довольно потер ладони. — Живем, братва! Я ж говорил, что нам подфартит. За эти вшивые картинки знающий человек нам целую мошну отвалит! — И тут же ласково похлопал Алексея по плечу: — Не дрейфь, оголец! Первый раз всегда поджилки трясутся.
Все сразу оживились. На иллюстрации из журнала смотрели так, словно перед ними уже лежала куча денег. А Алексею было не по себе. Ноги стали чугунными, руки непослушными. Острое чувство вины, словно раскаленные угли, жгло его изнутри. Он, он во всем виноват! Из-за каких-то жалких рублей, позорного долга, открыл бандюгам дорогу в дом к хорошим людям. Ему казалось, что сейчас он не сдержится, не выдержит и все скажет этим… А что он может им сказать? Не надо грабить? Да кто его послушает?!