С оглушительным треском где-то совсем рядом разорвалась мина. Пахнуло жарким дыханием разрыва. Над головой пропели осколки. Куда ж это ударило? На сигнальном мостике возник пожар. Моряки, еще не придя в себя от удара взрывной волны, набрасываются на предательское пламя, заливают его водой. Пламя сбито. Враг лишился ориентира…
Над крейсером бушевал смерч раскаленного металла. Но наперекор всему стучал точками и тире фонарь-ратьер. Сигнальщик Алексей Печенкин поддерживал устойчивую связь флагманского корабля со всем отрядом, передавал приказания флагмана десанту. Опаленный и окровавленный, сигнальный мостик — уши и глаза крейсера — жил и боролся!
В бой вступило огромное количество огневых точек противника. Десятки и десятки амбразур и бойниц в дотах дышали пламенем в лицо десантникам. Фашисты старались бить главным образом по крейсерам.
Зенитчики втянулись в дуэль. Как только в амбразуре или в оконном проеме какого-нибудь дома вспыхивал сине-багровый огонек пулемета, мгновенно раздавался залп спаренной 100-миллиметровой установки, и огневая толчка умолкала..
Когда от кормы до мола оставалось всего несколько метров, краснофлотец Михаил Федоткин разбежался и перепрыгнул на заснеженный обледенелый причал. С бота ему подали дополнительный швартов. Но как только Федоткин принял сходню, гитлеровцы открыли ожесточенный огонь по корме крейсера. Однако десантники, скопившиеся уже в коридорах возле трапов, ведущих на палубу, неудержимым потоком хлынули на берег.
В бинокль видно, как по улице, освещенной горящими зданиями, ползет танковая колонна. На ходу танки открывают огонь. Но едва успели они сделать по нескольку выстрелов, как их накрыли снаряды нашего главного калибра. Стреляя с интервалом в полминуты, вторая башня буквально разметала танки, оказавшиеся в ее секторе.
Несколько залпов дает и другая башня. На берегу встает стена огня — попадание в склад боеприпасов. Взрыв настолько силен, что люди на мостике крейсера едва удерживаются на ногах.
А спаренные 100-миллиметровые установки, которыми командует лейтенант П. И. Машенин, подожгли цистерны с бензином. Порт заливает чудовищно яркое зарево. Теперь уже не надо ни прожекторов, ни осветительных ракет. И без того видно, как спешат к причалам новые вражеские подразделения.
На крейсере запели счетверенные пулеметы группы главстаршины Степана Буркина. Темп стрельбы таков, что выстрелы сливаются в одно мощное однотонно-протяжное звучание. Они словно невидимой метлой сметают с улиц фашистов…
Совсем уже было светло, когда мы заканчивали высадку десанта, выгрузку автомашин, орудий, боеприпасов. На молу не осталось места для них. И хотя с крейсера не успели еще спустить несколько пушек, дальнейшее промедление с отходом становилось крайне рискованным. При дневном свете „Красный Кавказ“ представлял великолепную неподвижную цель для вражеских артиллеристов. С минуты на минуту могла появиться и авиация противника. А маневрировать, стоя у стенки, как известно, нельзя.
— Отходить! — приказал мне Басистый.
Отданы швартовы, соединявшие корабль с молом. Остается якорь. Но выбирать его уже некогда. Расклепываем якорную цепь. Громыхая, она выползает из клюза и тяжело плюхается в воду… „Красный Кавказ“ плавно удаляется от мола.
Всего два часа простоял он здесь. Но какие это были часы!..»
О первых самых драматических и напряженных часах штурма порта Феодосии вспоминает и Николай Ефимович Басистый, который находился на крейсере «Красный Кавказ» и был командиром всей десантной операции:
Крейсер «Красный Кавказ» подошел к внешней стенке широкого мола, но концы на стенке не успели закрепить, и ветер стал относить корабль от стенки. Потребовалось немало времени, чтобы крейсер смог отшвартоваться.
Мое первое донесение командующему флотом и начальнику штаба флота:
«Десант катеров-охотников, двух тральщиков высажен, эскадренные миноносцы, крейсеры высаживаются. Порт освобожден».
А противник открывает огонь. По порту бьют все огневые средства: артиллерия, минометы, пулеметы. Бухта освещается ракетами. Мы находимся в крайне невыгодном положении: нас видят как на ладони, а нами с крейсеров и эсминцев артиллерийские и минометные батареи немцев не просматриваются. В таких условиях стрельба ведется самостоятельно каждым командиром орудия и пулеметной установкой, по вспышкам, прямой наводкой. Опыт подготовки командиров орудий в мирное время к такому виду стрельб очень пригодился в условиях ночного боя кораблей с берегом.
В борьбе за высадку десанта был проявлен массовый героизм краснофлотцами, политработниками и офицерами.
«Красный Кавказ» очутился в тяжелом положении. Он отшвартовался к широкому молу, и немцы могли видеть его лучше других кораблей. Основная сила огня обрушилась на этот корабль.
Несмотря на повреждения и пожары, выход из строя части краснофлотцев и офицеров, аварийные партии действовали самоотверженно. Они быстро устраняли повреждения.
Во вторую башню крейсера попал снаряд, который пробил броню и разорвался в боевом отделении. От возникшего пожара загорелся пороховой заряд, от которого пожар мог распространиться через трубу элеватора в пороховой погреб. Взрывом снаряда были убиты и ранены прислуга боевого отделения. Оставшийся в живых раненый комендор Покутный вытащил горящий тяжелый заряд из элеватора и пытался отнести его в сторону. С обгорелым лицом и руками он потерял сознание у броневой двери.
Через некоторое время в башню с верхней палубы через лаз проникли комендор Пушкарев и старший электрик Пилипко. Они быстро отдраили броневую дверь и выбросили горящий пороховой заряд из башни на верхнюю палубу, а находившиеся здесь краснофлотцы выбросили его за борт.
Комендоры Покутный, Пушкарев и старший электрик Пилипко в борьбе за спасение корабля совершили подвиг.
На крейсере «Красный Крым» от разрыва снаряда загорелись заряды, и только решительные действия орудийной прислуги не дали пожару распространиться…
А на берегу наращивание наших сил продолжается. За штурмовым отрядом бросились в атаку 1000 красноармейцев, высаженных с эсминцев.
Бои идут уже в городе. Крейсеры продолжают артиллерийское состязание с батареями противника. Нанося удары, они сами получают серьезные повреждения. Разрывом мины на мостике крейсера «Красный Кавказ» убиты сигнальщики, корабельный связист лейтенант Денисов и флагманский связист штаба высадки капитан-лейтенант Васюков. На ходовом мостике осколком мины ранен начальник медицинского управления Военно-морского флота бригадный врач Ф.Ф. Андреев, а также военком крейсера Щербак.
Наступает предрассветная мгла. Неизбежны налеты авиации противника. Наконец корма крейсера «Красный Кавказ» у стенки. Концы закреплены, поданы сходни. Медлить нельзя, дорога каждая минута. В течение 20–25 минут полторы тысячи бойцов сошли на берег. Приказываю немедленно сниматься. Командир крейсера, отклепав якорь-цепь, вышел в Феодосийский залив. Спустя некоторое время «Красный Крым» закончил высадку и присоединился к крейсеру «Красный Кавказ».
Радирую командующему флотом:
«Весь десант высажен… События на суше развиваются нормально».
Гитлер был взбешен, когда получил известие о внезапной высадке крупного морского десанта в порт Феодосии и потере Керченского полуострова. Командир дислоцированного здесь 42-го корпуса генерал граф Шпонек был немедленно снят с должности, отозван в Берлин и предан суду военного трибунала.
Председательствовал на заседании трибунала Геринг.
Судебное разбирательство было кратким и больше походило на расправу: граф Шпонек был приговорен к смертной казни.
Но приговор сразу не был приведен в исполнение, а спустя некоторое время смертная казнь была заменена заточением в крепость.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В блиндаже было светло. Под потолком висел фонарь «летучая мышь». Весело тикали часы-ходики, гирька на цепи вытягивала время из будущего.
Вадим Серебров в который раз прошелся по блиндажу. Все складывается совсем не так, как планировали в Главном разведывательном управлении флота и к чему так готовились и упорно тренировались. Он прикидывал варианты, но при любом раскладе выходило одно — выполнение задания превращается в нереальность. Кончалась долгая зимняя ночь, приближалось время начала высадки десанта. А они все еще торчат здесь, в поселке Каранель, и неизвестно, когда и на чем смогут добраться до города. Пешим ходом быстро одолеть эти десять километров им уже не удастся. Даже если будут бежать, как на кроссе с полной выкладкой. А там все только и начнется… Штаб брать — это одно дело, а где искать фон Штейнгарта? А взять его надо обязательно! Носом рой землю, сказал на прощание начальник разведки флота, а этого фрица разыщи и доставь! Вадим грустно усмехнулся. Мы околачиваемся в блиндаже, дергаемся, а немецкий граф сейчас наверняка где-то в Феодосии весело гуляет с девками и музыкой.
Было ясно, что они зря потратили драгоценное время на штурм блиндажа. Нужно было обойти его стороной и двигаться по намеченному маршруту. А они наивно поверили, что удастся завладеть немецкой машиной. Ну завладели, а дальше что? Как стояла, так и стоит та машина. И ни с места. Мотор не заводится. И воду залили в радиатор, и бензина нашли полканистры. А машина ни в какую, даже ни разу не фыркнула, не чихнула.
Гидрограф Петров остался у машины и кумекает с мотором.
«Я эту немецкую заразу, — сказал он со злостью, — заставлю на коммунизм работать!»
Вадим снова, в который раз перешагнул через крупную раковину, что валялась на деревянном полу. Обычная раковина, черноморская, величиной с кулак.
А блиндаж сделан добротно. Просторный, основательно врыт в землю. Стены, потолок, пол из оструганных досок. Вдоль стены вместительные полки, на которых все аккуратно расставлено. Полевой телефон. В углу широкий топчан. Вешалка с верхней одеждой — плащами и шинелями. Железная печь. Стол крепкий. Две амбразуры в сторону моря. Крупнокалиберный пулемет и коробка патронов. Два выхода: один — к окопам, друго