Справа и слева фазаны сыпались с деревьев. Мы забегали в темноте, как сумасшедшие, шаря по земле лучами из наших фонариков.
«Пум! Пум! Пум!» — эти три свалились мне чуть ли не на голову. Я стоял прямо под деревом, когда они падали, и я тут же их подобрал — двух петушков и курочку. Они были мягкими, тёплыми, их перья приятно щекотали ладони.
— Куда их положить? — спросил я. Я держал их за ноги.
— Складывай сюда, Гордон! Бросай всех в кучу, здесь, где светло!
Клод стоял на краю поляны, освещённый лунным светом, и держал в каждой руке по пучку фазанов. Его лицо светилось, глаза были широко раскрыты и горели от восторга. Он радостно смотрел по сторонам, как будто ребёнок, вдруг узнавший, что весь мир — шоколадный.
«Пум!»
«Пум! Пум!»
— Мне это не нравится. Что-то их слишком много.
— Ого! — прокричал он, бросил тех птиц, что были у него уже в руках, и снова убежал на поиски.
«Пум! Пум! Пум! Пум!»
«Пум!»
Теперь их было несложно искать. У каждого дерева лежало по два. Очень быстро я отыскал шесть штук, взял по три в каждую руку и отнёс их в общую кучу. Потом ещё шесть. И ещё. А они всё падали.
Клод был в совершенном экстазе, бегал туда и обратно, как призрак среди деревьев. Я видел луч его фонарика, танцевавший в темноте. Сделав очередную находку, Клод победно взвизгивал.
«Пум! Пум! Пум!»
— Жаль, что этот пидарас Хейзел не слышит! — закричал Клод.
— Не ори, — сказал я, — опасно.
— Что-что?
— Не ори. Нас может услышать лесник.
— В жопу всех лесников! — прокричал он. — Они сидят по домам!
Ещё три-четыре минуты фазаны продолжали падать, затем всё внезапно прекратилось.
— Ищи, — прокричал Клод, — их тут полно валяется!
— Давай закругляться, пока не поздно.
— Ничего, — сказал Клод, — ещё поищем.
Мы посмотрели под каждым деревом на сто ярдов от поляны, на север, юг, восток и запад, и, я думаю, в конце концов, нашли почти всех. Получилась довольно внушительная куча фазанов.
— Это чудо, — говорил Клод. — Чтоб я сдох.
Он смотрел на них, будто в трансе.
— Лучше возьмём по полдюжины и уберёмся отсюда побыстрее, — предложил я.
— Я их посчитаю, Гордон.
— У нас на это нет времени.
— Я обязан их посчитать.
— Ты что, пойдём уже.
— Один.
— Два.
— Три.
— Четыре.
Он считал очень внимательно, поднимая и откладывая каждого фазана в сторону.
Луна теперь была прямо у нас над головами, и вся поляна была отлично освещена.
— Я тут торчать не собираюсь, — сказал я и отошёл в тень, ожидая, пока он закончит счёт.
— Сто семнадцать… сто восемнадцать… сто девятнадцать… сто двадцать! Сто двадцать штук! Это мировой рекорд!
Я нисколько в этом не сомневался.
— Папа один раз принёс пятнадцать, и после этого неделю не просыхал!
— Ты чемпион, — сказал я, — теперь мы можем идти?
— Подожди, — ответил он, задрал свитер и стал разматывать большие мешки. — Это твой, — сказал он, протягивая один из них мне, — набивай быстрее.
Луна светила так ярко, что я смог прочесть написанное у шва мелким шрифтом «Джей Даблъю Крамп. Кестонская Мельница, Лондон Юго-Западный 17».
— А тебе не кажется, что этот ублюдок с чёрными зубами сейчас смотрит на нас из-за дерева?
— Не может быть, — сказал Клод. — Он нас сейчас поджидает у заправки, я ж тебе объяснял.
Мы стали наполнять мешки. Птицы были мягкими, их головы болтались, а кожа под перьями была всё ещё тёплой.
— На тропинке нас будет ждать такси, — сказал Клод.
— Что-что?
— Я всегда возвращаюсь на такси, Гордон, разве ты не знал?
Я сказал, что нет.
— Такси — анонимно, — сказал он, — никто не знает, кто там сидит, кроме водителя. Так меня научил отец.
— А кто водитель?
— Чарли Кинч. Он только рад нам помочь.
Когда всё было закончено, мы забросили мешки на плечи и побрели сквозь тёмный лес к дороге.
— В город я это не потащу, — сказал я.
В моём мешке было ровно шестьдесят фазанов, он весил полтораста фунтов, если не больше.
— Чарли меня ещё никогда ещё не подводил, — сказал Клод.
Мы дошли до опушки и посмотрели сквозь изгородь на дорогу. Клод почти прошептал:
«Чарли, малыш,» — и старик за рулём такси, стоявшего всего за пять ярдов, высунул голову под свет луны и хитро улыбнулся нам беззубым ртом. Мы пролезли через изгородь, волоча по земле мешки.
— Привет, ребята! — сказал Чарли. — Что это у вас?
— Капуста, — ответил Клод. — Открой дверь.
Ещё через две минуты мы были в безопасности, медленно спускаясь в такси с холма к нашему городку. Если не считать криков Клода, операция была завершена. Он едва не лопался от восторга, и то и дело наклоняясь вперёд и хлопая Чарли Клинча по плечу, повторяя: «Ну что, Чарли? Как тебе наш багаж?» — и тот оборачивался, глядел на плотно набитые мешки, валявшиеся на полу, и говорил: «Боже мой, как это вы умудрились?»
— Шесть пар там твои, Чарли, — сказал Клод.
Чарли ответил:
— Фазанов на открытие сезона будет маловато, я так думаю.
— Я тоже так думаю, Чарли, я тоже, — сказал Клод.
— Ради Бога, скажи мне, зачем тебе сто двадцать фазанов? — спросил я его.
— Заморожу на зиму. Положу в морозилку на станции, там где корм для собаки.
— Надеюсь, не сегодня?
— Нет, Гордон, сегодня нет. Сегодня мы их оставим у Бесси.
— У какой Бесси?
— Бесси Орган.
— Бесси Орган!?
— Бесси всегда их мне носит, ты разве не знал?
— Я ничего не знал.
Этого я совершенно не ожидал. Её муж, преподобный Джек Орган, был нашим местным викарием.
— Добычу всегда должна приносить респектабельная женщина, — сказал Клод. — Правда, Чарли?
— Бесси у нас умница, — ответил Чарли.
Мы уже въехали в город, фонари ещё горели, мужчины разбредались из пабов по домам. Я видел, как Уилл Праттли тихонько зашёл в свой рыбный магазин, в то время как голова миссис Праттли торчала из окна наверху, но он ничего не замечал.
— Наш викарий неравнодушен к жареным фазанам, — сказал Клод.
— Он вывешивает фазана на восемнадцать дней, — объяснил нам Чарли, — а потом хорошенько встряхнёт, все перья осыпаются.
Машина повернула влево и влетела в ворота священника. В доме было темно, нас никто не встретил. Мы с Клодом оставили фазанов в сарайчике для угля за домом, и, попрощавшись с Чарли Клинчем, с пустыми руками пошли к заправочной станции.
Светила луна. Я не знаю, ждал ли нас мистер Кроллек у дверей. Я его не заметил.
— Вот и она, — сказал мне Клод на следующее утро.
— Кто?
— Бесси, Бесси Орган.
Это имя он произнёс с гордостью и несколько хозяйской интонацией, как генерал говорил бы о храбрейшем из своих офицеров.
Я вышел на улицу вслед за ним.
— Воон там, — сказал он, указывая на Бесси.
Далеко на дороге я увидел женскую фигурку, двигавшуюся в нашу сторону.
— Что это она везёт? — спросил я.
Клод хитро посмотрел на меня.
— Без риска, дичь можно провезти только в коляске с ребёнком, объяснил он.
— Да-да, — пробормотал я, — ну конечно.
— Там в коляске — Кристофер Орган. Ему полтора года. Это очень славный малыш, Гордон.
Я едва мог разглядеть ребёнка, сидевшего в колясочке с открытым верхом. Издалека он казался маленьким пятнышком.
— Ты только представь себе — под ним фазанов шестьдесят или даже семьдесят, не меньше, — счастливо проговорил Клод.
— В коляску ни шестьдесят, ни тем более семьдесят фазанов не поместится.
— В глубокую — поместится, если вынуть матрас и хорошенько их упаковать, доверху. Потом накрываешь простынкой, и всё. Фазан — он немного места занимает.
Мы стояли у бензоколонок и ждали Бесси Орган. Стояло тёплое, безветренное сентябрьское утро, но небо затягивало тучами и в воздухе пахло грозой.
— Старушка Бесси, вот это наглость — прямо через весь город! — сказал Клод.
— По-моему, она очень торопится.
Клод зажёг вторую сигарету от окурка.
— Бесси никогда никуда не торопится.
— Походка у неё очень уж необычная, — сказал я ему, — посмотри сам.
Клод прищурился, глядя сквозь сигаретный дым. Затем вынул сигарету изо рта и посмотрел ещё.
— Ну как?
— Кажется, и вправду немного спешит, а? — осторожно проговорил он.
— Очень спешит.
После этого настала короткая пауза. Клод не отрываясь смотрел на приближавшуюся фигуру.
— Она просто не хочет попасть под дождь. Точно, в этом всё дело. Она думает, что сейчас дождь пойдёт, и боится, что малой промокнет.
— Почему же она не поднимет верх коляски?
На это Клод ничего не ответил.
— Она бежит! — воскликнул я. — Смотри!
Бесси перешла на спринт.
Клод стоял неподвижно и смотрел на неё. Издалека был слышан детский плач.
— В чём там дело?
Клод молчал.
— Что-то с ребёнком, — сказал я, — слышишь?
Бесси была от нас за двести ярдов и стремительно приближалась.
— Теперь слышишь? — спросил я.
— Да.
— Он орёт, как резаный.
Тоненький голосок был всё громче, ребёнок надсадно орал. Орал, не переставая.
— У него истерика, — объявил Клод.
— Я тоже так думаю.
— Поэтому она и бежит, Гордон. Она хочет побыстрее сунуть его под холодную воду.
— Ты прав, — сказал я, — только послушай, как орёт!
— Если это не истерика, то что-то ещё в этом роде.
— Согласен.
Клод нервно сучил ногами по гальке на дороге.
— С маленькими детьми каждый день тысяча и одна неприятность, — сказал он.
— Конечно.
— Один ребёнок как-то засунул пальцы в колесо коляски. Все пальцы ему так и отрезало.
— Да-да.
— Что бы то ни было, лучше бы она так не бежала.
Длинный грузовик с кирпичами подъехал к Бесси сзади и замедлил ход, водитель высунулся из двери. Бесси продолжала бежать, не обращая на него никакого внимания. Она была уже так близко, что я видел большое раскрасневшееся лицо и широко раскрытый рот, хватавший воздух. Я заметил, что у неё были аккуратные белые перчатки и смешная белая шляпка, подобранная в тон, похожая на гриб.