– Наверное.
– Наверное?! Они не могут не дать.
– Наверное, – повторил я, чувствуя, что настроение испортилось окончательно. Может, я эгоист и о себе думаю больше, чем о жене, но мне наша встреча не нужна точно. Будь моя воля, я б ее отменил. Я не Штирлиц, чтоб посмотреть на жену десять минут и пойти дальше играть в игры с гестаповцами. – Чего ж вы приехали без предупреждения? А если бы меня не было?
– А где ты мог быть?
– Мало ли где.
– Военная тайна? – Инга понимающе улыбнулась. – Служи хорошо, и тебе обязательно дадут отпуск. Как ребята? Много из Ленинграда?
– Из Ленинграда я один. Остальные даже на карте не смогут показать, где наш город. Но это не важно. Главное, что ребята они офигительные. Ты таких ни разу не видела, это точно.
– У тебя что-то не так, – встревожилась Инга. – Вы что, часто скандалите?
– Нет, с чего ты взяла?
– Ты так выглядишь.
– Как я выгляжу, скандалистом? Я просто устал.
– Что, большие нагрузки? Ты написал, что тренируетесь два раза в день по два часа. Еще восемь часов – это сон, вместе – двенадцать. Два часа на обед, ужин и чтобы помыться. Четырнадцать. А что вы делаете остальные десять часов?
– Защищаем нашу великую Родину.
Наверное, в моем голосе было что-то такое, что заставило Ингу прекратить расспросы о службе. Мы помолчали, глядя друг на друга. Деликатный Кушнер топтался в стороне и внимательно изучал забор воинской части. На его глазах две коровы вышли из пролома в заборе и пошли, подгоняемые босоногим чумазым мальчишкой, вдоль шоссе к поселку на холмах.
– Тебя с нами отпустят? – спросила Инга. – Хотя бы до завтрашнего утра? Мы уже были в гостинице, нам пообещали один двухместный номер на сутки.
Я ненадолго задумался. К черным часто приезжали разные родственники, и почти всегда им по этому поводу выписывали увольнительные, в том числе и с ночевкой. Имелся и гостевой домик, в котором родственники могли разместиться, если солдата по каким-то причинам не отпускали из части. Но к кому я пойду со своими проблемами? Пекуш уехал, Бальчис не решает такие вопросы. Обратиться к дежурному по части? Очень я ему нужен! Тем более, что сегодня, по-моему, стоит как раз Бегунцов, который по каким-то причинам меня недолюбливает. К тому же я числюсь дневальным…
– Никто меня не отпустит. – Я покачал головой. – У нас увольнительных не дают.
– Так не бывает.
– Как видишь, бывает.
– Значит, тебя и в отпуск не пустят?
– Посмотрим.
– А к тебе можно зайти?
– Куда?
– Ну, не знаю… Туда, где вы живете, в казарму, наверное.
Я снова отрицательно покачал головой.
– Нам не надо было к тебе приезжать? Мне так хотелось тебя увидеть, я думала, ты обрадуешься… А тебе, наверное, так еще тяжелее. Извини, я не подумала об этом.
Мы поговорили о какой-то ерунде еще минут пять. Потом я извинился перед Ингой и отошел к Кушнеру:
– Тоже скажешь, что я похудел?
– Есть немного. Что, нам не надо было…
– Не надо. Если Инга еще раз захочет, удержи ее, хорошо? Ты не баба, с тобой можно говорить прямо, так вот, я скажу: мне проще без вас. Я настроился терпеть как минимум до зимы, а вы меня с ритма сбиваете. Трудно его восстанавливать, понимаешь? Здесь совсем другая жизнь!
– Я думал, ты к ней с детства привык.
– Я тоже так думал и, как выяснилось, ошибся. Тут много нового. Вернусь – расскажу. Про Мастера новостей нет?
– Из клуба уволился, где сейчас – я не знаю. Он тебе не пишет?
– Пока писем не было.
– Серый, по слухам, теперь на Южном кладбище.
– В смысле?
– Нет, ты что, он жив!
– Землекопом работает?
– Нет, наверное. Я точно не знаю, но говорят, что он там не последний человек. Понимаешь, у меня появилось много новых знакомых, которые… Ну, как тебе объяснить? Короче, ребята-спортсмены, которые работают с кооператорами. Вот, смотри, я специально привез показать, – Кушнер достал фотографию, на которой он был запечатлен стоящим в окружении нескольких человек. Все кроме него были раздеты по пояс и демонстрировали мышцы, как культуристы на показательных выступлениях. Никого из них я не знал.
– Миш! Извини, но, честное слово, меня это сейчас так мало интересует! У меня совсем другая жизнь. Вот вернусь – ты мне все расскажешь. И познакомишь, если ребята на самом деле хорошие.
– Хорошие! Я им про тебя много рассказывал. Да и они, не все, конечно, но некоторые с тобой давно заочно знакомы. Они тебе понравятся, вот увидишь!
– Согласен, договорились. Вот вернусь – и первым делом к ним. Станем вместе работать с кооператорами. Помнишь Холоновского?
– Его, пожалуй, забудешь! Тем более что я его иногда в институте встречаю. Проходит мимо, как будто ничего не было.
– Радуйся, что он держит слово. Так вот Холоновский той ночью, когда уже тебя высадил и повез домой меня, сказал такую вещь: «Начинаются большие перемены, только не все это пока поняли. Наступает время кооператоров и спортсменов. Очень скоро человек с деловой хваткой или с борцовскими навыками сможет заработать настоящие деньги».
– Он был прав! Я уже сейчас вижу, какие возможности открываются. Жаль, что ты на два года, так сказать, выпал из оборота.
– Ничего, вернусь – наверстаю. Ладно, заболтались мы с тобой. Береги Ингу! А сейчас – уезжайте. Спасибо, конечно, и я вам страшно благодарен за поддержку, но уезжайте быстрее.
Я пожал ему руку и вернулся к Инге.
– Поговорили? – спросила она, нервно покусывая губы.
– Поговорили. Знаешь, что я тут понял недавно? У нас будет сын, это точно. Я ему уже имя придумал.
– Какое?
– Артем.
– А если дочка?
– Не, только сын!
Я видел, что Инга не решается мне что-то сказать. Я сложил вместе ее ладони, обхватил их своими. Улыбнулся:
– Ну что ты мучаешься? Говори.
– Знаешь, мне тут доктор сказал одну вещь… Даже не знаю…
– Ну, в чем дело? Все-таки какие-то осложнения?
– Он мне сказал, что два года – слишком длительный срок, и для мужчины такое воздержание может обернуться проблемами. Понимаешь? Если у тебя тут будет возможность, я тебе разрешаю… Только чтобы я об этом никогда не узнала.
– Ну ни фига себе! То есть… Я тебя правильно понял?
– Правильно.
– Никогда бы не подумал, что наши врачи могут такое советовать. Слушай, это был советский доктор или американский?
– Это был его дядя. – Инга кивнула на Мишку.
– Дядя?
– Он очень известный в городе гинеколог. Я у него наблюдаюсь.
– Значит, дядя… – я обернулся и посмотрел на Кушнера, чувствуя, как в душе начинают оживать позабытые подозрения. – Скажи, а тебе этот дядя не посоветовал то же самое? Если будет возможность и чтобы я не узнал? С возможностями все в порядке, его племянничек всегда под рукой…
– Ну что ты говоришь, глупенький? Я люблю только тебя!
На том мы и расстались. Я посмотрел, как они садятся в машину и уезжают, помахал рукой и зашагал обратно в казарму.
Честно говоря, лучше б не было этой встречи! Помимо всего прочего, мне не нравилось, что о ней узнает Низам. Правда, я совершенно не представлял, как он сможет этим воспользоваться. Ну, узнает, а дальше? Отправит «своих людей» в Махачкалу на перехват Инги и Кушнера, чтобы, захватив их, заставить меня действовать по своим указаниям? Такое только в горячечном сне может привидеться. Но после истории с Холоновским я начал верить, что ночные кошмары не всегда далеки от действительности.
В казарме меня ждали командир части Меняйлов и дежурный лейтенант Бегунцов. Перед ними стоял сонный и растерянный Бальчис. Увидев меня, сержант незаметно показал кулак и облегченно сказал:
– Вот он, товарищ майор.
Меняйлов заорал, притопывая сверкающим сапогом:
– Да какого х…я! Ты что, сынок вонючий, совсем ох…ел?! Кто тебе разрешал отлучаться? Как ты посмел бросить пост?
От него пахло водкой и чесноком. Маленького роста, пузатый, в высоченной фуражке и сапогах до колен, он производил карикатурное впечатление, даже когда был спокоен. А уж видеть его в состоянии гнева и лицом к лицу было совершенно невозможно. Хотелось сделать две вещи: рассмеяться и заткнуть ему пасть коротким ударом в солнечное сплетение. На меня еще никогда в жизни так не орали. И ладно, если б я действительно сильно проштрафился. Но я не чувствовал себя виноватым. Однако не объяснять же ему, что приезжала жена. Я стоял и молчал, глядя мимо майора.
– На меня смотри! – взвизгнул Меняйлов. – И не лыбься, урод! Я тебе покажу, как надо улыбаться! Ты у меня узнаешь, кто здесь хозяин, понятно? Совсем распоясался! Служишь без году неделя, а гонору, как у дембеля. Бегунцов!
– Я, товарищ майор.
– В карцер его. Пусть посидит до утра, а завтра поедет на гауптвахту. Я лично договорюсь, чтобы его там хорошо встретили. Ты у меня, сынок, сегодняшний день надолго запомнишь…
Глава пятнадцатая. Лежачего не бьют, его топчут
Конечно, никакого официального карцера у нас не было.
Проштрафившихся сажали в непонятного назначения тамбур, расположенный к конце коридора, который вел из подсобных помещений солдатской столовой в хозяйственный двор. Шириной метр на метр, с высотой потолка метров шесть, тамбур напоминал бы вентиляционную трубу, если б не две крепкие двери, в коридор и во двор, и не яркое освещение – с потолка на коротком шнуре свисала мощная лампа. В этом тамбуре можно было только стоять, либо сидеть на бетонному полу. Два раза в день давали хлеб и воду, один раз выводили в туалет.
Бегунцов тщательно меня обыскал. Отобрал два ремня и все, что оказалось в карманах, открыл уличную дверь карцера и толкнул меня в спину:
– Заходь! Теперь поймешь, что такое настоящая служба. А то, я смотрю, Пекуш с Бальчисом тебя слишком избаловали. Пока ты не появился, все было спокойно. Ё… твою мать, из-за тебя вся казарма на уши встала! И откуда такие берутся?
На ремне у Бегунцова висела кобура. Дать ему локтем в переносицу, отобрать пистолет…Закрыть в карцере и пойти к майору Меняйлову. Спросить: «Так кто здесь хозяин? А? Что-то вас плохо слышно, товарищ майор. И говнецом попахивает. Не вы обосрались?»