Мы провели в пиратском притоне часа полтора и ушли. Все было здорово, но одно обстоятельство портило мне настроение: никогда еще женщина не «выгуливала» меня и не платила за развлечения.
На обратном пути Оксана выбрала прямой участок дороги и разогнала «мерседес» до ста восьмидесяти километров. Я старался сохранять непринужденное лицо, но сидел, вцепившись в подлокотник и упираясь ногами. Этот полет по ночному шоссе запомнился мне на всю жизнь, особенно тот момент, когда нарисовался поворот, а Оксана, глядя перед собой пронзительным взглядом и закусив нижнюю губу, летела, будто не видя его, и снизила скорость в самый последний момент.
Что на нее нашло? Ведь не убить же она нас хотела!
Много времени спустя я понял, примерно, о чем она думала в тот момент…
…Я лежал на шелковых простынях и грел душу воспоминаниями. Как Оксана и обещала, вечер получился незабываемым. Правда, чувство вины перед Ингой нет-нет, а давало о себе знать, но в целом досаждало не сильно.
Оксана вернулась из душа, одетая в черное белье потрясающего покроя. Такие шикарные вещи я видел только на картинках в «Плэйбое». Вытянувшись вдоль косяка двери, она приподняла одну ножку:
– Я тебе нравлюсь?
– Сойдет.
– Что?! Ах ты, противный!
После шутливой борьбы, в которой я победил, Оксана спросила:
– Ты пойдешь мыться?
– Я быстро. Смотри, не усни.
Она хмыкнула и переползла с кровати к тумбочке с кассетами. Когда я вернулся, на видике крутилась порнуха, а Оксана в соблазнительной позе возлежала на одеяле. Я зарычал и прыгнул на нее…
Когда все закончилось, я взял с пола пачку «Мальборо», закурил сразу две сигареты и одну передал Оксане.
– Чашка коньяка до и кальян после. Так, кажется?
– Дурак! – Она хлопнула меня по руке. – После чашки коньяка мужчины способны только говорить о футболе и женщинах…
– Смотря какие мужчины. Не хочу себя сильно выпячивать, но… – я долго нес всякую чушь, а Оксана внимательно слушала, плотно прижавшись к моему боку.
Когда я закончил, она вздохнула. Этот вздох меня сразу насторожил. Я почувствовал, что за ним может последовать что-то не очень приятное, и не ошибся.
– Я хочу тебе кое в чем признаться и кое о чем попросить.
– Я внимательно слушаю…
– Даже не знаю, с чего лучше начать.
– Начни с начала.
– Я тебе тогда не все рассказала. Помнишь, я тебе сказала, что наша часть – потешный полк моего папы, что он лучший друг военных физкультурников?
– Помню, конечно. И что?
– Папа на самом деле разработал какую-то теорию по армейскому рукопашному бою и очень сильно рассчитывает, что она поможет ему сделать карьеру дальше.
– Куда уж дальше-то? Он и так генерал!
– Он хочет в Москву, в Генеральный штаб. Я не знаю всех тонкостей, но эти соревнования для него очень важны. Он привезет команду, которая тренировалась по его методикам. А вы будете их оппонентами. Для этого часть и создавали, чтобы посмотреть, какая система лучше, папина или ваша.
– Да у нас вообще нет никакой системы! Пекуш только делает вид, что чему-то нас обучает, а на самом деле – кто что умел, тот с теми навыками и остался.
– Это специально, я же тебе говорила, что Пекуш мечтает выслужиться перед папой, чтобы на гражданку уволиться. В штабе округа думают, что вы тут по-настоящему занимаетесь и что на соревнованиях все будет всерьез, а на самом деле вас побьют, как шведов под Полтавой!
– Ну, допустим, я так просто не дамся. Не знаю, какую систему придумал твой папа, но мне и моей системы хватает, чтобы с кем угодно подраться.
Оксана отбросила одеяло и села на меня верхом. Я лежал на спине, заложив руки за голову, и с улыбкой смотрел, как она поправляет волосы, расчесывая их пальцами ото лба к затылку.
– Ты должен победить, – сказала она.
– Я постараюсь.
– Ты должен обязательно победить. Твоим главным соперником будет мой брат, Олег Звонарев. Он считается лучшим учеником отца. Я хочу, чтобы ты как следует его избил.
– Я вижу, у вас в семье теплые отношения. Могу я узнать, за что ты своего братца не любишь?
– Он подонок! Он за мной с детства шпионил и ябедничал родителям. Они ему всегда верили и наказывали меня. Он меня ненавидит. Он весь такой правильный, а я не укладываюсь в его представления о правоте. Мы и с мужем расстались после того, как Олег с ним поговорил. За мной, конечно, водились грешки, но не так много и не такие страшные, какими их Олег расписал. Он, видите ли, не мог пережить, что я обманываю его собрата-офицера!
– А ты обманывала?
– Первый год, когда мы жили, я с него пылинки сдувала и вся из кожи вон выворачивалась, чтобы ему угодить. А потом узнала случайно, что у него две шалавы на стороне, одна страшнее другой, и что он зарплату не потерял, как мне говорил, а отдал одной из них на аборт. Я пыталась понять, я пыталась поговорить… Может, у нас бы еще все наладилось, если б Олег не полез. Кто его звал?! Строит из себя праведника, а сам… – Оксана махнула рукой и не досказала. Наклонилась, упираясь ладошками в мои плечи, и усталым голосом произнесла: – Ты его должен побить. Пообещай мне. Он привык прятаться за папину спину и задирать нос, а я мечтаю о том, чтобы кто-нибудь объяснил ему, какое он ничтожество.
Я молчал. Оксана, продолжая сидеть в той же позе, внимательно смотрела мне в лицо.
– Тебе не нравится моя просьба? Ты боишься не справиться? Я спрашивала у Пекуша, он мне сказал, что ты выигрывал чемпионаты по самбо и карате и что ты лучший боец во всем округе.
– Мне не нравится, как твоя просьба оформлена, – медленно сказал я. – Значит, все это… Все, что сегодня… Это все для того, чтобы я не мог отказаться?
Теперь пришла ее очередь выдержать паузу. У Оксаны потемнели глаза. Я почувствовал, как дрогнули ее руки. Она попыталась что-то сказать, но только беззвучно открыла рот. А потом ее как прорвало. Она закричала:
– Дурак! – и принялась колотить меня кулачком по голове и плечам.
Я схватил ее за запястья. Она бессильно повалилась на меня и зарыдала. Я чувствовал себя идиотом. Я никогда не мог разобрать, когда бабы плачут искренне, а когда начинают играть.
– Как ты мог такое подумать… – всхлипывала она, сотрясаясь в рыданиях. – Как ты мог…Я по-твоему… Я совсем, да? Как ты… Как ты мог!
Я принялся ее успокаивать. Это заняло много времени. Она слезла с меня и легла, подогнув ноги и отвернувшись. Я смотрел на ее спину и ощущал себя сволочью.
– Не надо, – попросил я, кладя руку ей на бедро.
Она яростно отбросила мою руку.
Я накрыл ее одеялом.
Несмотря на неуместность веселья, мне стало смешно, когда я увидел нашу сцену со стороны.
Солдат срочной службы лежит в постели с дочерью генерала и гасит истерику, вызванную отказом набить морду ее брату… Кому рассказать – не поверят.
Наконец она успокоилась.
Я пообещал сделать все, что будет в моих силах.
…В половине пятого Оксана меня разбудила. Неуверенно улыбаясь, она сказала:
– Тебе, наверное, пора. Я сделала кофе и бутерброды на завтрак.
– Спасибо.
Я встал с кровати и в замешательстве посмотрел на спортивный костюм. Ночью я не подумал об этом, но сейчас мне казалось чересчур вызывающим идти в санчасть в таком виде. Надо было бросить в «мерседес» форму, сейчас бы переоделся и проскользнул огородами, не привлекая внимания.
– Надень кепку, и издалека сойдешь за Гусева. Он всегда по утрам бегает в таком виде.
– А если встречу самого Гусева?..
– Не встретишь, он еще дрыхнет.
За завтраком Оксана сказала:
– Ты меня ночью называл Ингой. Она тебе снилась?
– Не помню.
– Ты очень беспокойно спал.
– Тебе еще повезло. Иногда во сне я дерусь и кусаюсь.
На пороге Оксана крепко поцеловала меня и прошептала: «Я надеюсь…»
До санчасти я добрался без приключений. На завтрак не пошел, отправился на спортплощадку. Там меня и нашел Пекуш. Понаблюдав, как я занимаюсь, он сказал:
– У тебя бледный вид, и дыхание тяжеловато. Не выспался? Тогда сегодня лучше не нагружайся. Если что-то не успел, все равно уже не наверстаешь. Начало завтра в десять часов. Вместо трех команд к нам приедет только одна. А теперь самое главное…
Пекуш расставил ноги пошире, сложил руки за спиной и посмотрел на меня, слегка наклонив голову на бок и прищурив один глаз:
– Твоим главным соперником будет сын генерала. Ты должен ему проиграть.
И я подумал: «Вот черт!»
Глава восемнадцатая. Чемпион
Соревнования проводились в спортзале. С раннего утра несколько солдат под присмотром лейтенанта Бегунцова заканчивали наводить там порядок. Больше других, естественно, метались Телятников и Кузякин. Бегунцов смотрел на них с легким призрением и поторапливал.
Первым приехал грузовик с мебелью. Из него выгрузили несколько канцелярских столов и деревянные стулья с откидывающимися сиденьями, соединенные в секции по четыре. Потом стали появляться легковые машины, в основном уазики и «Волги» с черными армейскими номерами. Но были и гражданские, в том числе один рыжий ЛуАЗ, увидев который, я вспомнил приключения в Коминтерне и Холоновского. Что-то слишком часто в последнее время я его вспоминаю…
Ждали генерала Звонарева. Как и положено, он задерживался.
В нашей команде было семь человек. Мы размялись на спортплощадке и под присмотром невозмутимого Бальчиса сидели в казарме. Иногда к нам заглядывал Смеляков, отвечавший за медицинское обеспечение соревнований. Он где-то раздобыл старый кожаный саквояж с красным крестом на боку и не выпускал его из рук, отчего напоминал провинциального врача девятнадцатого столетия. Один раз он подсел ко мне и задушевно спросил:
– Как самочувствие?
– Лучше всех.
– А по виду не скажешь. Дай-ка я пульс проверю.
Я отмахнулся. Смеляков вздохнул и ушел.
Ночью я практически не спал. Я пролежал в кровати два часа и, убедившись, что сон не идет, решил прогуляться. Отойдя от санчасти всего на несколько метров, я услышал приближающиеся шаги. Кто-то торопился мне навстречу со стороны казарм. Я отошел в темноту и замер, прижавшись к дереву. Мимо меня пробежал Низам. Я впервые видел его бегущим. Он не сутулился и не шаркал ногами. Движения были тяжеловатыми, но уверенными, а дыхание ровным. Не заметив меня, он повернул к забору и через дыру ловко выскочил на шоссе, почти не снизив скорости.