– Соревнования объявляются открытыми! Регламент соревнований: бои проводятся в пяти весовых категориях, а также за звание абсолютного победителя. Формула боя: два раунда по пять минут. В случае ничьей дается дополнительное время. Бой может быть прекращен ввиду явной чистой победы, ввиду явного технического преимущества, в связи с невозможностью продолжать бой или в связи с отказом от продолжения боя. Запрещены удары в пах, в глаза, в горло и позвоночник. Запрещено прыгать на лежащего соперника. В случае неоднократного или разового серьезного нарушения правил боец может быть дисквалифицирован. На ковер вызывается первая пара. Итак, Ми-и-и-и-ха-и-ил Хле-е-е-бников, профилирующий вид – бокс, кандидат в мастера спорта. Ра-а-а-сул Да-а-а-га-а-а-ев, вольная борьба!
«Где он научился так буквы тянуть? – подумал я, глядя на Бегунцова. – И зачем? Тут есть глухие?»
На представление бойцов зрители ответили жидкими аплодисментами. Звонарев пометил что-то на бумажке и подпер подбородок рукой.
Хлебников и Дагаев вышли, хмуро пожали друг другу руки и выслушали наставления Пекуша и Бегунцова. Потом Бегунцов взмахнул рукой, крикнул: «Бой!» и отскочил в сторону. Хлебников тут же пошел в атаку и не прекращал ее до тех пор, пока буквально не вогнал противника в землю. Бой занял меньше минуты. Бегунцов поднял руку Хлебникова. Дагаев в сопровождении Бальчиса удалился из зала, размазывая по лицу кровь.
Следующий бой длился значительно больше. Сошлись два борца-классика. Оба были кавказцами и так походили друг на друга, что вскоре я перестал различать, где из них кто. Ударной техникой они владели слабо, в основном боролись в партере. На исходе первого раунда болевым приемом на ногу победил «наш». Я удивился: это значит, что запланирован какой-то процент поражений команды противников? Или заранее предопределен исход только моего поединка, а все остальные дерутся честно?
– На ковер вызываются Олег Звонарё-ё-ё-ё-ёв и Константин Ор-р-р-р-дынский! Мастер спорта по самбо, обладатель черного пояса по карате-до, неоднократный победитель областных и республиканских соревнований…
Профилирующий вид Звонарева Бегунцов не объявил, зато мои регалии перечислил с избытком и наградил черным поясом, которого у меня не было. Наверное, для того, чтобы победа генеральского сына выглядела внушительнее.
Я угадал, противником оказался тот самый блондин с наглым взглядом. Мы были примерно одного роста и телосложения. Когда мы обменивались ритуальными рукопожатиями, по его взгляду я понял, что он знает о написанном для нас сценарии боя. А собственно, чего я ждал? Что он не участвует в этой грязной игре?
Бегунцов ощупал мои перчатки, шепнул:
– Не забыл? Восьмая минута. – И дал сигнал к началу поединка.
Я пошел в атаку. Я решил задать генеральскому сыну хорошую трепку. Пусть победитель умоется кровью и навсегда запомнит свою купленную победу.
Защищался он неумело. Я молотил его, как тренировочный мешок, доставая и руками, и ногами. Он остался стоять только потому, что я ему это позволил.
Я сбавил темп, давая ему возможность очухаться. Он отступил, опустив руки, и оглянулся на зрителей. Вид у него был такой, как будто он хотел им сказать: «Вы видели, что он делает?»
Я снова пошел в наступление. К чести Олега, он попытался контратаковать, но я легко отбил его удар ногой и провел мощную серию в голову. Он пошатнулся и попятился. Из носа у него потекла струйка крови, левый глаз начал заплывать. Бегунцов свистнул, останавливая поединок. К Звонареву подбежал Смеляков. Осмотрел повреждения, вытер кровь и хотел сделать что-то еще, но Звонарев его оттолкнул и злобно посмотрел в мою сторону.
– Готовы? – спросил Бегунцов.
Ему никто не ответил. Он оглянулся на генерала, сидевшего с непроницаемым лицом, и дал сигнал к продолжению. Звонарев пошел на меня, высоко держа руки и опустив подбородок. Мне стало интересно посмотреть, что он задумал, и я дал ему возможность атаковать. Он приблизился, без всякой подготовки нырнул и схватил меня за ноги. Я мог остановить его одним ударом, но не стал этого делать, и позволил себя уронить. Зрители одобрительно загудели. Какое-то время я давал Звонареву возможность валять меня по полу, но как только он вознамерился оседлать меня и провести добивание, подмял его и провел несложное удушение воротником кимоно. Он рыпнулся, пробуя освободиться, и суматошно замолотил меня по спине. Один или два удара по почкам были чувствительны, но не более. Я играл с ним, контролируя удушение таким образом, чтоб он чувствовал мою полную власть над ним, но более-менее мог дышать. В глазах Олега появился страх. Я злорадно ухмыльнулся и прошептал:
– А ты думал, легко стать чемпионом?
Я не видел, но почувствовал, что Бегунцов направился к нам, намереваясь разнять. Я бросил Олега, перекатился на спину и эффектно вскочил без помощи рук.
Звонарев поднялся, тряся головой. Я пошел на него. Он пятился, пока не оказался у белой линии.
Кто-то из зрителей крикнул:
– Давай, Алёша! – И я не сразу врубился, что это адресуется мне. Я посмотрел: мне улыбался и махал рукой седоголовый таджик, командир ВМО. Он сидел в середине последнего ряда. Соседи недоуменно посмотрели на него и что-то сказали, а он отрицательно мотнул головой и крикнул, держа ладони, как рупор:
– Алёша, вперед!
Я махнул рукой в ответ…
Я махнул рукой в ответ и увидел Оксану. Она только что появилась и стояла около двери. Только ее мне не хватало для полного счастья!
Воспользовавшись моей заминкой, Звонарев решился на атаку. Он начал ее с дальней дистанции, используя круговые удары ногами. Это было глупостью, так можно бить только подавленного противника. Что я и продемонстрировал: выбрав момент, я коротко и сильно ударил под ребра, отступил и провел двойную вертушку, в первый раз только просвистев пяткой перед лицом Звонарева, а во второй – в полную силу долбанув его в грудь. Его буквально снесло. Он упал задом на голый пол и проскользил несколько метров. Стоило видеть его лицо в этот момент…
Поданный Бегунцовым сигнал оповестил о конце первого раунда. Никто не принес стул, чтобы я мог отдохнуть, не подал воду и полотенце. Насколько я понимал, секундировать должен был Бальчис, но он, уйдя с побитым Дагаевым, в зале так и не появился.
Я сел на гимнастическую скамейку. Бегунцов и Смеляков помогли Звонареву подняться, усадили на раскладной стул. Доктор раскрыл саквояж, вытащил какие-то пакеты и склянки, засуетился вокруг генеральского сына. На этот раз он не протестовал.
Ко мне подсел Пекуш. Посмотрел на зрителей, вздохнул. Как всегда, выражение лица у него было насмешливо-доброжелательным. Но голос звучал грозно:
– Ты что, ох…ел? Ты чего творишь, салага?
– Кто виноват, что мальчик не умеет драться?
– Не твое дело, что он умеет! Делай, как сказано, понял? Короче, ляжешь под него прямо сейчас. Плевать, правдоподобно это будет или нет, но через минуту ты должен валяться. Понятно?
Я кивнул. Пекуш похлопал меня по колену, встал и ушел.
Я отыскал взглядом Оксану. Кто-то принес стул, и она сидела отдельно от зрителей. На ней были джинсы-варенки и белая футболка, плотно обтягивающая грудь. Не только я, но и многие зрители не отводили от нее глаз. А она комкала в пальцах платочек и не отрываясь смотрела на брата, делая вид, что страшно переживает его неудачу.
– Приготовиться! – крикнул Бегунцов.
Я встал, вышел на маты, перешагнул белую линию. Олег тяжело поднялся со стула. Доктор Смеляков подхватил в одну руку стул, а в другую – саквояж с красным крестом, и засеменил на свое место, к отдельному столу справа от генерала.
Генерал смотрел на меня. Взгляд его был бесстрастным.
– Начали! – Бегунцов, забыв про свисток, хлопнул в ладоши.
Следовало подготовить зрителей к моему поражению. Я первым начал атаку и осыпал Звонарева градом ударов, которые смотрелись эффектно, но не причиняли вреда. Он ответил несколькими неуверенными прямыми ударами. Я сделал вид, что один из них оказался удачным, и отступил, тряся головой.
Ободренный, Звонарев попер на меня. Я защищался незаметными со стороны блоками и уклонами, много финтил и постоянно делал вид, что готовлюсь перейти в контратаку, но не могу выбрать момента, так как натиск противника слишком силен. Вряд ли это выглядело убедительно, но ничего другого предложить я не мог – актер из Олега был такой же хреновый, как и боец, так что приходилось думать за двоих.
Неожиданно Звонарев ударил меня ногой в пах. Придуриваться не пришлось, я упал вполне натурально. Удар не был случайной ошибкой, Звонарев попал туда, куда целился. Бегунцов должен был остановить бой, объявить моему противнику замечание и дать мне время восстановиться. Но он предпочел сделать вид, что ничего не заметил.
Звонарев обрушился на меня сверху. Он попытался провести болевой прием на локтевой сгиб. Я защитился, отпихнул его и вполсилы ткнул выпрямленной ладонью под ложечку. Лицо Олега исказилось гримасой. Брызгая слюной, он прошипел:
– Козёл!
Я ударил еще раз в то же место. Со стороны этого не было видно, зрители думали, что мы просто возимся, борясь за позиционное преимущество.
Звонарев попытался надавить мне локтем на горло. Я вывернулся и захватил в замок его плечо. Какое-то время мы молча боролись. Звонарев вполне искренне старался меня победить, я – столь же искренно делал вид, что с трудом сдерживаю его наступление. Он терял силы быстрее, чем я, и в какой-то момент просто обмяк, лежа на мне.
– Ты должен проиграть, – прошептал он голосом, в котором смешивались угроза и просьба.
– Стоп! – прогремела над нами команда Бегунцова. – Встать, продолжить бой в стойке. Ордынский, вам замечание за безынициативные действия…
Мы поднялись. Я насмешливо оглянулся на Бегунцова. За какие действия мне замечание? Пользуясь тем, что стоит спиной к зрителям, Бегунцов сделал страшные глаза и беззвучно сказал:
– Падай, урод! Падай! – А вслух крикнул: – Начали, бой!