Девушка побледнела, и Барнабас наклонился ко мне.
— М-м, не лучший твой выход, — прошептал он.
Тэмми гневно замахала руками в сторону двери.
— Убирайтесь, пошли вон! — заорала она. — Валите отсюда, или я звоню в полицию.
Она была в бешенстве, я шагнула вперед, но Барнабас взял меня за локоть и отодвинул к стенке.
— Тэмми, будет пожар! — почти закричала я, не задумываясь теперь, что со стороны выгляжу как чокнутая. Ужас был слишком реальным. — Я видела, как вы оба погибнете. Уезжайте сегодня вечером. Куда угодно, только уйдите из дома!
— И ты говоришь, это я кажусь сумасшедшей, болтая о душах? — спросила Накита.
— Валите отсюда! — орала Тэмми, и Джонни открыл свою дверь, уставившись на нас через щелку.
— Я говорил вам, что это не сработает, — подвел итог Барнабас, не отпуская мой локоть, и потянул меня к двери.
— Все, ладно, — в коридоре стоял холодильник, на его стенке был прилеплен блокнот для записей. Тут же на резинке висел карандашик. Я схватила его. — Я дам тебе номер телефона, — сказала я, записывая цифры. — Позвони ему, окей? Это зовут Шу. Он живет в Айове. В прошлом месяце я помогла ему. Вернее я помогла его дружку, Эйсу, но он прямо сейчас находится в психиатрической больнице, так что поговори с Шу.
Блин, Мэдисон, не умеешь ты вовремя заткнуться.
— Ты такая же ненормальная как Мэри Поппинс, да? — язвительно протянула Тэмми, чувствуя себя смелее теперь, когда мы были почти на пороге.
— Просто позвони ему, — сказала я. — Его собирались обвинить в убийстве трех человек, когда его друг занес компьютерный вирус в систему больницы. Нам удалось его остановить. Мы пытаемся помочь, Тэмми!
Она скрестила руки на груди, не выпуская телефон из рук.
— Вы чокнутые.
— Просто позвони ему, окей? И вот мой номер мобильного. Позвони, если захочешь поговорить.
— Так или иначе, до восхода солнца она не доживет, — сухо заметила Накита, и я глубоко вздохнула.
— Позвони Шу, — еще раз сказала я, бросив лист из блокнота на пол между нами. — Узнай, что я не съехала с катушек. Или не звони. Мне все равно. Только не оставайтесь дома сегодня вечером. И ты и Джонни. Я знаю, что он тебе как заноза в заднице, но возьми его с собой. В кино, в кафе, да куда угодно, главное дома не оставайтесь! Ты должна верить мне, Тэмми! Тут будет пожар!
Она шагнула вперед, более уверенная теперь, когда мы почти подошли к двери. Джонни с широко раскрытыми глазами стоял позади нее, собака с игрушкой в пасти виляла хвостом. Тэмми не сводила с нас взгляда, но именно Джонни поднял лист бумаги с номером телефона. С силой девушка захлопнула перед нами дверь. Удар отозвался эхом в подъезде. Музыка за дверью стала громче.
Засунув руки в карманы, Барнабас мрачно проговорил:
— Просто супер.
Глава 5
Отдельная благодарность Джеку за высокоскоростную и высококачественную вычитку… Очень довольный
Ответив Джошу «CUL8R, THX» [3] на его сообщение о том, что он идет спать, но постарается выскользнуть из дома в течение получаса, я закрыла и убрала телефон. Я взглянула на Барнабаса, сидевшего рядом со мной между стеной прачечной и мусорным контейнером. Девять вечера тут — это одиннадцать дома. Значит, у меня есть час до комендантского часа. Я не знала когда начнется пожар. Тамми была на улице перед домом во время моего первого видения, так что, вероятно, это произойдет где-то между девятью и полуночью по местному времени. Мне как всегда «повезло» с тем, что пожар должен был начаться в то время, когда я, как обычно уверяю папу, что как раз иду спать.
Сейчас Тамми и Джонни не было дома. И мы с Барнабасом следили, чтобы это так и осталось.
Дом через дорогу ожил отсветами и звуками несчетного числа телевизоров. Из-за прачечной мы наблюдали, как полицейская машина, которую вызывала Тамми, отъехала около часа назад. Им понадобилось почти три часа, чтобы приехать и сорок минут на то, чтобы уехать; два копа, садясь в машину и отъезжая, смеялись над историей Тамми, что, если подумать, довольно грустно, потому что трое сумасшедших были-таки у нее дома, а копы не приняли ее всерьез. Тамми и Джонни ушли сразу после копов. Джонни плакал все дорогу, пока Тамми тянула его за собой по тротуару, и выглядел испуганным в свете садившегося солнца, когда она села в помятое купе Дженнифер. Я должна была чувствовать себя лучше от того, что она последовала моему совету и ушла из квартиры, но страх что они могут вернуться заставлял меня волноваться и держал в напряжении.
Стемнело, свет машин проезжающих по дороге между нами и многоквартирным домом создавал движущиеся точки ясности в депрессивной ночи. Накита делала плановый облет территории. Я сидела спиной к красным кирпичам, поджав колени и почти касаясь ими подбородка, держала серебряную цепочку и покачивала своим амулетом, лениво заставляя менять его форму. Этому меня научила Накита.
Я скучаю по Джошу.
— Барнабас, — тихо сказала я, чувствуя себя одиноко, хотя он сидел рядом. — У тебя есть душа. Как иначе?
Он молчал, наблюдая, как я играю с блестящим черным камнем, инкрустированным серебром. Я сосредоточилась на нем, преломляя вокруг него свет, пока он не стал выглядеть, как серебряный крест с черным камнем посередине.
— Ты лучший из нас, — сказала я, смотря на свой амулет. Я была довольна результатом, хотя в руке он все еще и ощущался как овальная гладкая речная галька. — Без изъянов и красивый. Ты обязан иметь душу.
— Ангелы — не созданы для земли, — сказал он. — Только рожденные на земле наделены душой.
— Хорошо, но ведь ты оставил небеса ради земли, — возразила я, не веря, что Бог может быть так жесток. Но опять же, посмотрите, что он уготовил мне. — Может, это значит, что на самом деле ты всегда принадлежал земле. Что все это время у тебя была душа, и ты просто не знал. Ведь ангелы не выглядят и не ведут себя одинаково. Если это не душа, то, что делает нас различными, тогда что?
У меня в руке крест превратился в пару черных ангельских крыльев. Барнабас некоторое время молча смотрел на них, потом пробормотал:
— Я оставил небеса потому что мне запретили возвращаться, а не потому что меня одарили душой.
Подарок, думала я. Сомневаюсь, чтобы его беспокоило то, что у него может не быть души, пока Накита не сказала, что у нее есть частичка моей, с воспоминаниями, которые черные крылья украли у меня; с воспоминаниями страха темноты, умирания, конца всего. — Накита сказала, что ты был изгнан, потому что полюбил смертную девушку.
Приоткрылась дверь черного хода прачечной и работница поцокала наружу, проверив, что за ней закрылась дверь, прежде чем направиться к припаркованным неподалеку машинам. Молча мы наблюдали, как она села в машину и ее красный Пинто ожил, начав медленно отъезжать.
— Это правда? — спросила я во вновь наступившей тишине. Барнабас ничего не ответил, его челюсть была сжата и глаза черны в темноте. Внезапно смутившись, я дала ангельским крыльям превратиться обратно в более знакомую версию гладкого камня. — Извини, — прошептала я. — Я затыкаюсь.
Боже, зачем я лезу в его прошлое? Не смотря на то, что мы выглядим ровесниками, у него за спиной больше трех тысяч лет против моих семнадцати. Можно подумать он вообще захочет хоть чем-нибудь со мной делиться.
— Тогда еще не было хранителей времени, — сказал он неожиданно, и я подпрыгнула, несмотря на то, что он произнес это очень мягко, почти неслышно на фоне шума проезжающих машин. — Кошения разрешались серафимами, как и сейчас, пока не утрясется ситуация с тобой. Мне было приказано окончить жизнь девушки, чья душа должна была умереть. Ее гордость должна была помешать ей просить искупления.
Сидя, Барнабас переместил вес с одной ноги на другую, руками он обнимал свои колени, его глаза хоть и были направлены на мусорный контейнер, но, очевидно, не видели его. Потерянное выражение на его лице пугало.
— Тогда земля была еще так свежа, — начал он и черты лица его расслабились. — Не было всего этого бетона, неба, загрязненного выхлопными газами. Как если бы энергия творения еще отдавалась эхом в горах и слышалась в жужжании пчел, или в дыхании ребенка на грани превращения в женщину, женщину настолько совершенную, что на небесах были готовы оборвать ее короткую жизнь ради того, чтобы заполучить ее душу незапятнанной.
Я подавила дрожь, боясь услышать продолжение.
— Она спала в поле. Моя Сара, — вздохнул он, его плечи расслабились, когда он со странным акцентом произнес ее имя. — Ее звали Сара, и я не видел ничего более прекрасного во всем творении. — Он опустил голову. — Им нужно было послать кого-то сильнее.
Мне хотелось коснуться его руки, но я не посмела. Как я могла, хотя бы представить что понимаю? Он рассмеялся бы мне в лицо.
— Я не мог этого сделать, — сказал он, склонив голову. — Я… решил не делать этого. Я решил… — Только сейчас он поднял на меня глаза, напугав напряженным пристальным взглядом. — Ее душа все еще была жива и прекрасна. Тогда казалось неправильным взять ее. Она проснулась, и я стоял над ней с косой наизготове [4]. Она была так напугана. Я не хотел, чтобы ее совершенная красота запомнила то уродство, с каким она покинет землю, и я солгал. Я сказал, что ей нечего бояться, и я прикоснулся к ней, почувствовал, как она дрожит. Она поверила мне. Не нужно было мне ее касаться. Я все еще смог бы сделать это, если бы не почувствовал ее страх.
Он улыбался сейчас, как от приятного воспоминания.
— То, что она поверила мне, когда я сказал, что не причиню ей вреда, поразило меня. Я не мог предать это доверие, и моя ложь стала правдой. — Барнабас прищурился и, расцепив руки, уперся ими в грязный цемент. — Второй жнец пришел завершить то, что я не смог; и я вступил с ним в бой и победил, отправил его сломленного обратно, чтобы он смог восстановиться в кузнях небес [5]