— Ксения, — учитель снова напомнил о себе. — Я жду.
— Самолёты! — выпалила она чуть ли не с облегчением. — Смотрите!
Над горизонтом снова маячили знакомые уже силуэты штурмовиков.
Ну, привет.
Давно не виделись.
Наших перехватчиков и след простыл. Да и чего бы они тут вдвоём сделали? Несколько пар "сто девятых" держались чуть в стороне и выше основной массы штурмовиков — как раз на такой случай.
А вот сами штурмовики заставили крепко призадуматься.
Прошлые гости не то не готовились встретить "Чапаева", не то, всё-таки, растерялись, когда наши перехватчики уделали ведущие машины.
Эти же отлично понимали, с кем имеют дело. Широкий строй, чем ближе к нам, тем заметнее, дробился на отдельные группы машины по четыре.
— А сейчас, — задумчиво произнесла Ваша Покорная, — они разойдутся в стороны и нам…
— Женя! — вскинулся учитель.
— И нам станет нелегко, — показная вежливость при детях — штука хорошая, но иногда очень грустно чувствовать себя Кассандрой.
Предсказание сбылось, но какая нам с того радость? Самолёты заложили широкий ленивый вираж над головой нашей самоходной бани, построились в круг, но вовсе не торопились атаковать.
— Чего они ждут? — нервно спросил учитель?
— Подкрепления? — ничего более естественного на ум не приходило. — Фёдор Дмитриевич, сколько бомб нам действительно хватит? Только честно?
— Как повезёт, — глухо сказал он. — Если закрываться, руку отшибёт. Если нет…
Первые самолёты, почему-то лишь истребители, пошли вниз. Между ними и стальным яйцом бронешлема "Чапаева" повисли длинные цепочки трассеров.
Ощущалось это… ну, примерно, как подхваченный сильным ветром песок.
В лицо.
— По глазам бьют! — первой догадалась Ксения.
К счастью для нас, истребители для снайперской работы не годились. Свинцовая мелочь только без особого толку царапала краску.
Истерично трещал радиотелеграф.
— Боюсь, у меня плохие новости, — понимание накатило, как только стало ясно, что никто, кроме истребителей, нашей самоходной баней не занимается. — Они сюда не за нами.
Сразу несколько групп штурмовиков нырнули вниз так, будто лишь этих слов и дожидались.
В руке привычно уже лязгнул щит.
— Женя, что вы делаете? — судя по реакции нашего воена-инженера, здешние уставы не запрещали гонять боевые колоссы задним ходом, с задранной к небу головой, да ещё и почти бегом, только потому, что никто и подумать не мог, что это вообще может у кого-то получиться.
Несколько шатких, словно пьяных, шагов, остановка, поворот, замах — и щит вновь устремился ввысь. Не к пикирующим в нашу сторону штурмовикам, вовсе нет.
Те даже не делали вид, что заняты нами всерьёз. Бомбы они, конечно, сбросили, но и только. Даже обманчиво неповоротливый колосс выходил из-под них чуть ли не шагом.
А вот остальные штурмовики на свою цель зашли уверенно и спокойно.
Цели.
Хотя железнодорожная пушка и перестала стрелять, не заметить её сверху после такой частой пальбы не смог бы разве что слепой. Как и два натужно пыхтящих чуть в стороне поезда.
Штурмовики неслись к ним как на показных учениях. Неслись. До моего отчаянного броска.
Проверять на своей шкуре, насколько хорошо у Вашей Покорной с глазомером, никто из пилотов так и не рискнул. Бомбы они торопливо побросали куда придётся — лишь бы поскорее увести машины с пути бешено крутящегося стального блина.
Но…
Даже наша атака лишь отпугнула часть самолётов. Остальные шли, как и шли, пока бесполезный щит выписывал широкую дугу хорошо в стороне от них.
Кажется, Арон Моисеевич кричал.
Бомбы, одна за другой, падали к своим целям.
Над лесом встало дымное облако. Огрызок ствола корабельного орудия улетел в сторону как игрушечный. Примерно так улетает выше головы большой гвоздь с приклеенным на острие ружейным капсюлем, если бросить его на асфальт в момент острого приступа детской популярной забавы "вышиби ненужный глаз".
Листву с деревьев просто сдуло. В глубине дымного облака что-то гулко затрещало и пошло неторопливо, с достоинством, лопаться. Очевидно, пороховые заряды. От позиции железнодорожного орудия не осталось даже следа. Только подлетали ввысь неопознаваемые чёрные клочья.
Оба поезда торопливо улепётывали куда подальше, уже без единого стекла в окнах вагонов.
Ни одна бомба к ним так и не долетела.
Как и предполагалось.
Гулко ударился в землю щит. Несколько шагов — и увлекательный процесс его извлечения начался вновь. Заниматься этим неблагодарным делом уже не составляло труда. Самолёты торопились уйти куда подальше. Свою боевую задачу они выполнили, да и бомб у них на такую цель, как мы, всё равно уже не осталось.
— Я предполагаю, — реплика Вашей Покорной оказалась единственным звуком после взрыва железнодорожного орудия, — нам следует поторопиться за поездами. Ещё километров сто, и гоняться за нами штурмовикам просто не хватит горючего.
Ответа не последовало.
Мир вокруг снова ужался до размеров термен-камеры. Лязгнул замок, и в дверях появился воен-инженер Фёдор Дмитриевич Романенко — с пистолетом в руках и очень дурным настроением.
— Как бешеную суку, — выплюнул он. — Вот этими самыми руками!
Нервные люди с оружием — это плохо. В их присутствии неизбежно портятся настроение, цвет лица и психика. Торопливые шаги в техническом коридоре, правда, оставляли надежду, что разбушевавшегося воена-инженера попробуют хотя бы пристыдить.
Наверное.
— Фёдор Дмитриевич, — главное в разговорах с истериками — спокойствие и доброжелательность. — Вас не затруднит пояснить суть проблемы?
Не самый лучший выбор.
Определённо.
Военного затрясло так, что в какой-то момент казалось, он всё же выстрелит.
— Орудие уничтожено! — выплюнул он. — И вина здесь твоя!
— Странно, — мягкий шаг навстречу, удар с ходу по больным рёбрам и рывок за ствол отправили воена-инженера на пол. — А мне казалось, его бомбили…
Стрелять Романенко, похоже, всё-таки не собирался, но проверять это на своей шкуре не хотелось. Пистолет он, разумеется, не удержал, и Ваша Покорная стала богаче на целый антикварный ТТ. Уже второй раз за день — только в этот раз без малейшего желания возвращать оружие.
— Женя, что вы делаете! — Арон Моисеевич наконец-то добрался к нам, и теперь в полном шоке смотрел на судорожные конвульсии Романенко на полу.
— Беседую, — невозмутимый ответ учителя попросту добил. — Вы присоединяйтесь, а то наш коллега, похоже, немного увлёкся, и забыл, где он, и кем работает.
Из коридора несло тяжёлым влажным жаром. Наша самоходная баня тоже изрядно приустала скакать под бомбами. С закрытой дверью термен-камеру ещё кое-как спасали вентиляторы, но тянуть ещё и коридор их попросту не хватало.
— Так всё-таки, — чтобы не смотреть на Романенко сверху вниз, пришлось сесть на мягкий пол и демонстративно заплести ноги в позу лотоса. — Фёдор Дмитриевич. Откуда столь неадекватная реакция?
— Там не только пушка, — глухо сказал он. — Это целый поезд. Состав, вагоны…
— Если вы забыли, у нас тех составов на руках два, — раздражение выплеснулось ядовитой репликой. — С родственниками половины экипажа по вагонам!
Из коридора приглушённо ахнула Ксения. Похоже, до малявки только сейчас дошло, как ещё мог бы закончиться налёт штурмовиков.
— Вы серьёзно думаете, что Ксения или Арон Моисеевич смогли бы что-то делать после того, как их семья погибла бы у них перед глазами? — воен-инженер, похоже, хотел сказать что-то в своё оправдание, но после моего удара так и не восстановил дыхание. Меня же несло уже всерьёз.
— Ваших бойцов учили воевать! — от моих слов Романенко дёрнулся так, будто снова получил кулаком под ребро. — Их учили защищать себя. Они знали, что в них будут стрелять, и знали, что в этом случае нужно делать. А теперь скажи мне, что делать паникующим гражданским?
Кажется, меня уже срывало на крик.
— Мне сегодня один раз уже пришлось выбираться из разбомбленного поезда! — мыслишка о том, что никто из моих собеседников понятия не имеет об этом неаппетитном событии, постучалась в голову только после гневной реплики. — Врагу не пожелаю!
— Но, — договорить у Романенко не получилось.
— Без но! — больше всего мне хотелось опять и от всей души пнуть его по больным рёбрам. — Что-то похожее на присягу здесь давал один ты! И за любые наши поступки отвечаешь сам, как единственный военный на борту! Если чем-то в этом положении недоволен, как придём в город, забирай свою ходячую железяку, и вали с ней куда хочешь, на все четыре стороны! Хотя, зачем такое оружие военному, который под бомбами делает выбор не в пользу мирного населения, я вообще не понимаю! Тебе самому как, совесть не жмёт?
— Извини, — глухо сказал Романенко.
А вот это уже подло.
Судя по слезам в его глазах, он действительно понял. А может, кого-то вспомнил, из тех, кого целую вечность назад сам посадил на тот поезд. Вот уж не знаю! Но выглядел теперь наш воен-инженер как несвежий зомби — и так и не смог отыскать слова для своих дальнейших оправданий.
— Поднимайся, военный, — пришлось спешно занимать его каким-то делом. — Иди, отбей им, что пушке конец.
— У нас же шифров нет! — воскликнула из-за его плеча Ксения. — Сообщение же перехватят!
— И что? — чем дальше, тем сильнее бесила меня эта её детская непосредственность. — С той стороны фронта все уже в курсе, поверь мне. О таких успехах не молчат. А вот с нашей — куча людей под ногами четырёх боевых колоссов ждёт новых выстрелов. Этих выстрелов не будет. Сообщить им об этом, кроме нас, особо некому.
— Я сейчас, — Романенко попытался встать.
— Арон Моисеевич, Ксения, помогите ему, — лишний раз подходить к Романенко не хотелось. Как по мне, даже непродолжительного общения с фирменной истерикой Жени Че нашему пёстрому экипажу более чем достаточно. После всего пережитого, доброжелательно-субмиссивную маску Вашей Покорной и так предстояло собирать по кусочкам. Усугублять и без того мутное настроение явно не стоило.