Армия Деникина прекратила наступление на Москву. Черчилль тщетно просил кабинет министров направить Деникину дополнительную помощь. Его план по созданию особых русских армейских корпусов для Юденича тоже закончился ничем. Его полномочия как министра в отношении России ограничивались тем же, что и в прошлом году: обеспечить вывод британских войск. 1 ноября последние британские солдаты покинули порт Владивостока. Через месяц развалилась армия Колчака, а сам адмирал бежал на восток, оставив большевикам более миллиона боеприпасов, преимущественно британских. 30 ноября Черчилль отметил свой сорок четвертый день рождения под аккомпанемент рушащихся надежд на демократическое возрождение России.
К концу ноября Деникин уступил большевикам уже половину юга России. Поляки, которых он презирал, были далеки от мысли помочь ему восстановить линию фронта. Они продвигались в глубь Украины. «Последние шансы на спасение ускользают, – написал Черчилль Ллойд Джорджу 3 декабря. – Мы не предпринимаем никаких действий, чтобы убедить Польшу сказать свое веское слово на фронте и наладить отношения между Деникиным и Польшей. Очень скоро ничего не останется, кроме Ленина и Троцкого, наших пропавших 100 миллионов и позора».
Черчилль уговаривал Деникина начать мирные переговоры с Польшей. «Поверьте, друг мой, я понимаю ваши трудности, – написал он в телеграмме от 11 декабря, – и я преследую единственную цель, а именно – уничтожение большевистской тирании, которая угрожает невежественным, неразумным и уставшим народам». На следующий день большевики вошли в Харьков. Деникинские войска начали беспорядочное отступление к Черному морю.
«Иллюзия – предполагать, что весь этот год мы боролись за дело противников большевизма в России, – написал Черчилль в записке для Военного кабинета 15 декабря. – Наоборот, они сражались за нас, и эта истина станет мучительно очевидна, когда они будут уничтожены и большевики восторжествуют на всех обширных территориях Российской империи». В этот день большевики вошли в Киев. Через девять дней в Сибири они овладели большей частью Иркутска, куда бежал Колчак. 26 декабря генерал Нокс отправился морем из Владивостока. В тот же день генерал Холман телеграфировал с юга России, прося помощи в эвакуации 800 из 2000 членов британской миссии. 31 декабря Черчилль отдал приказ эвакуировать британские силы через Батум.
Черчилль проиграл свою долгую битву за свержение московского режима. Для многих в Британии, в особенности для лейбористов, его «личная война против России» стала повторением предыдущих эксцессов. В лондонской вечерней газете Star карикатурист изобразил его в виде гордого охотника с ружьем в руке и шестью мертвыми кошками под ногами. На четырех из них были надписи: «Сидни-стрит», «Антверпенский просчет», «Галлипольская ошибка» и «Русское заблуждение». Две кошки остались без имени. Подпись под карикатурой гласила: «Уинстон охотится на львов и добывает кошек».
На новогодние праздники Черчилль был гостем сэра Филипа Сассуна в Лимпне в его роскошном поместье на южном побережье. Среди гостей были также Ллойд Джордж и газетный магнат лорд Риддел. В эти выходные, как во многие другие, Черчилль работал над своими военными мемуарами. Он только что узнал, что ему полагается 5000 фунтов от Times за право их публикации (по курсу 1990 г. – 75 000), а вскоре он должен был получить вдвое больше за газетные публикации в США. В последний год он диктовал текст своему стенографисту Гарри Бекенхэму.
«Мы много говорили с Уинстоном о его книге, – записал Риддел в дневнике. – Он сказал, что закончил большую часть первого тома. Он планирует надиктовать 300 000 слов, и на этом завершить. Он говорит, что его приводит в восторг мысль, что можно получать по полкроны за слово! Он ушел наверх, собираясь часа два-три поработать над книгой. Когда он спустился, я сказал премьер-министру, с которым в этот момент разговаривал: «Страшно подумать! Пока мы впустую тратим время, Уинстон гонит слова по полкроны за штуку». Это очень позабавило ЛД».
В середине января, когда Ллойд Джордж был в Париже на совещании Верховного совета союза стран Антанты, где вырабатывались окончательные условия Версальского договора, он решил устроить заседание кабинета министров в Париже. Мирная конференция решила пригласить большевиков обсудить торговые отношения между Россией и Западной Европой. Черчилль все еще надеялся оказать поддержку стремительно отступавшим армиям Деникина. «Временами он становился почти безумцем», – писала Фрэнсис Стивенсон в дневнике 17 января. В этот день Генри Уилсон нашел Черчилля в очень странном настроении: он рассуждал, не стоит ли подать в отставку.
«Дорогая моя Клемми, – написал он жене двумя днями позже, – я бы с большим удовольствием провел эти дни в любом другом месте, чем слоняться здесь без толку». 25 января, вернувшись в Лондон, он опубликовал в Illustrated Sunday Herald статью, в которой писал о «дьявольских намерениях» Ленина. «Все тираны – враги человечества, – заявил он. – Все тирании должны быть свергнуты». Впрочем, через девять дней, узнав, что Деникин, скорее всего, будет сброшен в море, он призвал его прекратить борьбу, найти безопасное убежище для своих солдат и сторонников и начать переговоры с большевиками о небольшой территории, на которой они могли бы существовать.
«В характере и организации большевистского правительства происходят существенные изменения, – сообщал Черчилль Деникину. – Несмотря на дьявольское коварство, с которым оно создавалось и сформировалось, сейчас оно тем не менее представляет собой силу порядка. Те, кто его возглавляет, уже не просто революционеры, но личности, которые, захватив власть, заинтересованы удержать ее и пользоваться ею. Считается, что они искренне желают мира, несомненно опасаясь, что в случае продолжения войны их сожрут собственные армии. Мирный период вкупе с реорганизацией промышленности вполне может обеспечить объединение России».
Призыв Черчилля к компромиссу услышан не был. Деникину идея об «эволюции» большевизма казалась абсурдом. Через четыре дня после того, как Черчилль выступил за переговоры, большевики вошли в Одессу. Тысячи сторонников Деникина были убиты. Остатки бежали морем в Крым. В тот же день большевики расстреляли Колчака.
Уходили последние лидеры сопротивления. 5 марта Черчилль дал распоряжение генералу Холману покинуть Россию. Теперь он выступал за своего рода санитарный кордон, частью которого должна стать Германия. 10 марта он писал одному из своих советников: «На мой взгляд, цель, которую мы должны преследовать в настоящее время, – это создание сильной, но мирной Германии, которая не будет атаковать наших союзников французов, но в то же время будет служить бастионом от российского большевизма».
23 марта Черчилль высказался об антибольшевистских силах, остающихся на севере России: «Считаю, они сделали все, что могли, держась месяц за месяцем без всякой надежды, но сейчас стремятся заключить мир с большевиками». На следующий день он отправился в двухнедельный отпуск во Францию. Теперь он тоже считал единственной перспективой мирные переговоры. Пересекая Ла-Манш, он написал Ллойд Джорджу: «Я должен быть готов заключить мир с Советской Россией на самых лучших доступных условиях, чтобы стабилизировать общую ситуацию и одновременно обезопасить нас от большевистской заразы. Разумеется, я не верю, что возможно достижение какой-то гармонии с большевизмом. Но при всем том естественное стремление к материальному благу неизбежно: мы должны надеяться – к радости или горю, – что мирное влияние приведет к исчезновению опасности этой кошмарной тирании».
27 марта последние деникинские войска покинули свою главную базу – порт Новороссийск. Когда в город вступили большевики, они обнаружили огромное количество британских припасов. Большая часть последней британской помощи стала собственностью и арсеналом тех, чье поражение она должна была обеспечить. Деникин и его тридцатипятитысячная армия переправились в Крым. Его кампания завершилась. 29 марта Генри Уилсон, узнав, что миссия генерала Холмана благополучно эвакуировалась, записал в дневнике: «Так заканчивается катастрофой очередная военная авантюра Уинстона. Антверпен, Дарданеллы, Деникин. Его суждения всегда ошибочны, во власти он безнадежен». Но он ошибался: дело было в том, что, как и прежде, Черчилль был лишен реальной власти в своем стремлении повернуть военную ситуацию в России на пользу Британии.
Во Франции Черчилль остановился на вилле своего друга герцога Вестминстерского в Мимизане. Он охотился на кабанов, рисовал. Компанию ему составил генерал Роулинсон. Пошло четыре с половиной года после того, как Роулинсон пришел ему на смену в Антверпене, и ровно два года с тех пор, как Черчилль посещал штаб-квартиру Роулинсона в разгар немецкого наступления 1918 г. «Мы с генералом, – написал он Клементине 29 марта, – в промежутках между рисованием и прогулками верхом непрерывно обсуждаем сражения прошлой войны. Я совершенно не работаю. Такое со мной впервые. Видимо, я наконец взрослею».
31 марта кабинет министров решил предложить генералу Деникину прекратить борьбу. Один из членов кабинета записал: «К счастью, Уинстон за границей». Но Черчилль уже и сам хотел абстрагироваться от этих проблем. Из Мимизана он писал Ллойд Джорджу: «Я полностью погрузился в отпуск и пытаюсь забыть обо всех неприятностях». Во вторую неделю мая польские войска вытеснили большевиков из Киева. В Крыму преемник Деникина генерал Врангель держал оборону против ожесточенных атак большевиков.
Черчилль хотел, чтобы Британия проявила инициативу не как участница борьбы, а как посредница. На министерском совещании 28 мая он сказал: «Британское правительство должно предложить советскому правительству честное сотрудничество в согласовании условий перемирия между генералом Врангелем с одной стороны и польским правительством с другой. Крым может как минимум на год стать прибежищем для противников большевиков. Тем из беженцев, кто пожелает вернуться в Россию, это должно быть позволено на условиях амнистии. Большевики должны прекратить вмешательство в дела Афганистана, Персии и Кавказа, а также большевистскую пропаганду в Центральной Европе и Британии. В ответ Британия признает большевистскую Россию».