Черчилль особо подчеркнул, что вразрез с мирным договором ВВС Германии быстро догоняют британские. «Это, – сказал он, – общеизвестный факт. Но помимо этого есть и кое-что неизвестное. Со всех сторон мы слышим, что развитие авиации в Германии выходит далеко за рамки того, о чем я сегодня говорил. В связи со всем этим я могу сказать одно: берегитесь! Германия – страна, способная на военные сюрпризы».
Далее Черчилль заговорил о ключевой роли промышленности: «Смешно говорить о выпуске всего лишь 10 000 самолетов. Однако следует иметь в виду ресурс нашей промышленности. А он очень велик. Я помню, что к концу войны организация, которую я возглавлял в Министерстве вооружений, выпускала до 24 000 аэропланов в год, а в последующем планировалось выпускать гораздо больше. Конечно, такое количество аэропланов – даже десятая их часть – не могло бы подняться в воздух одновременно, но эти цифры дают представление об огромных возможностях промышленности, если предварительно проведена длительная подготовка и запущена масштабная производственная программа».
Черчилль напомнил палате общин, как во время мартовских дебатов по авиации Болдуин сказал: «Если вы не удовлетворены, можно решить вопрос голосованием». «Но какая польза, – спросил Черчилль, – раскалывать палату голосованием? Вы можете целый год гоняться по кулуарам за голосами вместо того, чтобы заниматься делом. Хотя в июле правительство объявило, что к 1939 г. ВВС получат еще сорок две эскадрильи, но программа построена таким образом, что к марту 1936 г. полностью могут быть готовы лишь пять новых машин. Несмотря на известные сведения о том, как быстро растет мощь немецкой авиации, работы не были ускорены. Если эта волокита продлится еще хотя бы несколько месяцев, Британия лишится возможности догнать Германию в производстве самолетов».
«Когда Черчилль закончил и сел, – отметил Фрэнсис Стивенсон, – он чуть было не сорвал овации». Отвечая, Болдуин сказал палате, что «не давал оснований думать ни о сокращении, ни об ограничении какого-либо вида вооружений, хотя крайне сложно получить точные данные о реальной мощности немецкой авиации. Однако дело обстоит вовсе не так, будто военно-воздушные силы Германии могут быстро сравняться с нашими. Немецкие ВВС не достигают и 50 % от британских. К концу 1935 г. британские ВВС будут по-прежнему составлять примерно 50 % всей европейской авиации. Следовательно, пока нет оснований бить тревогу и тем более паниковать. В настоящий момент не существует непосредственной угрозы ни нам, ни кому-либо в Европе – ничего по-настоящему критического».
Болдуин ответил Черчиллю словами, которые были предварительно согласованы с кабинетом министров: «Я не могу заглядывать вперед больше чем на два года. Мой прямой и горячий друг говорит о том, что может случиться в 1937 г. Исследования, которые я смог провести, позволяют мне уверенно утверждать, что приведенные им цифры значительно преувеличены. Правительство его величества полно решимости ни при каких условиях не допустить отставания от военно-воздушных сил Германии».
Приняв заверения Болдуина за чистую монету, Черчилль отозвал свой запрос. Лейбористский проект, содержавший критику правительственных планов перевооружения, был поставлен на голосование и отвергнут 276 голосами против 35. 29 ноября Мортон написал Черчиллю: «Ваше великолепное изложение ситуации вчера вечером несомненно достигло своей цели. По крайней мере, у нас есть заявление премьер-министра, что его правительство обязуется не допустить отставания британских военно-воздушных сил от немецких». Но, по словам Мортона, цифры, доказывающие утрату Британией своего двукратного преимущества, на самом деле были уже известны Болдуину. Комментируя дебаты в письме вице-королю, Хор предположил, что если бы кабинет позволил министрам отвечать на «технические вопросы, то Черчилль выиграл бы с большим преимуществом».
Вечером 29 ноября Рэндольф дал в отеле «Риц» ужин с танцами в честь шестидесятилетия своего отца. При этом, несмотря на возраст, энергия Черчилля была неистощима. 12 декабря, пытаясь добиться от правительства, чтобы было увеличено время на дебаты по биллю об Индии, поскольку, как он заявил, «самоуправление означает лишь свободу одной части индийцев эксплуатировать другую», он получил поддержку 75 парламентариев-консерваторов, однако правительство и по этому вопросу добилось большинства (283 голоса).
В январе 1935 г. Черчилль сделал последнюю попытку изменить билль об Индии, предложив на несколько ближайших лет ограничить ее автономию провинциальными ассамблеями в соответствии с рекомендациями комиссии Саймона. Но ни выступление по радио 29 января 1935 г., ни поддержка сына – противника билля не привели к успеху. Более того, из-за Рэндольфа голоса консерваторов оказались раздроблены, что привело к победе кандидата от лейбористов. Консервативные газеты яростно обрушились на «подрывные действия» уже не одного, а обоих Черчиллей.
11 февраля по завершении второго чтения билля об Индии Черчилль предупредил: передача Индии центрального самоуправления позволит небольшой группе политически активных людей уничтожить права миллионов неорганизованных индийцев и слабо представленных в политике социальных меньшинств. «Те члены парламента, которые выступят против билля, – сказал он, – надеются похоронить идею, что британцы в Индии – чужаки, которые уберутся из страны, едва только смогут установить собственный вид правления. Они хотят утвердить представление о том, что британцы в Индии – партнеры индийцев, которых мы с полным доверием приглашаем присоединиться к нашим правительственным и административным учреждениям ради их и нашего общего долговременного процветания».
Когда Черчилль закончил, раздались аплодисменты. Но после того как Болдуин пообещал, что «власть закона и порядка», установленная британцами, сохранится под контролем индийцев, билль был принят во втором чтении 404 голосами против 133. При этом против правительства выступили 84 консерватора.
25 февраля, когда билль об Индии еще только рассматривался, индийские князья, собравшись в Бомбее, приняли резолюцию, выражающую резкое недовольство федеральным устройством страны. Это вызвало смятение в Уайтхолле: правительство, рассчитывая на сотрудничество, надеялось на мягкое прохождение билля. 26 февраля, воодушевленный протестом князей, Черчилль заявил, что работа над биллем стала бесполезной. Однако Хор стоял на том, что князья должны принять схему в существующем виде. Вопрос был поставлен на голосование, и предложение Черчилля было отвергнуто 283 голосами против 89.
«Билль об Индии теперь в комитете, а я постоянно в палате, выступая три-четыре раза в день, – писал Черчилль Клементине 2 марта. – Произношу короткие речи по пять, десять, пятнадцать минут, иногда по полчаса, всегда без бумажки, и, думаю, в какой-то мере подчинил себе палату. Я обретаю свободу и легкость, каких у меня никогда прежде не было, и луплю правительство почти как хочу. Сторонники правительства запуганы, обижены и угрюмы. У них в библиотеках и курительных комнатах всегда 250 человек, готовых завалить любую нашу поправку, а в наших боевых порядках около 50, которые держатся сплоченно и со все большей убежденностью. Я вполне успешно вел за собой оппозицию и добился того, что дебаты стали увлекательными. Мы издеваемся над ними, потому что они лакеи и рабы».
Кроме того, Черчилль сообщал Клементине, что не доверяет правительству, в частности, из-за поведения его лидеров и упадка их духа: «Резервы правительства очень невелики. Оно как большой айсберг, который дрейфовал в теплых морях, где его основание понемногу таяло, так что теперь он неизбежно должен перевернуться. Это и правда очень плохое правительство, хотя в нем есть способные люди. Причина в том, что у него нет руководящего разума. Без эффективного премьер-министра кабинет работать не будет. Бедняга Рамсей почти умалишенный, ему куда лучше было бы в психушке. Болдуин – хитрый, терпеливый, но при этом на удивление ленивый и неэффективный. Почти постоянно они спотыкаются. Кабинет может проводить заседания, только предварительно договорившись обо всем на закрытом совещании, чтобы обеспечить непрерывность слушаний. Безусловно, так долго продолжаться не может. Ллойд Джордж, конечно, был бы рад вмешаться и создать какое-нибудь правительство военного времени, в котором мне, полагаю, предложили бы место. Но я совершенно не расположен связывать свое имя с какой-либо администрацией перед всеобщими выборами».
Когда наконец билль об Индии прошел, Черчилля в Чартвелле посетил Дж. Д. Бирла, один из ближайших друзей Ганди, и написал ему после этого о заинтересованном и дружелюбном отношении Черчилля. «Скажите мистеру Ганди, чтобы он воспользовался предложенными полномочиями и обратил это в успех. Черчилль сказал также, что всегда чувствовал, что есть пятьдесят Индий и только Британия способна поддерживать баланс между ними, во всяком случае, на долгое время вперед. И со своим обычным великодушием он заметил: «Теперь все у вас в руках; добейтесь успеха, и я поддержу вас, чтобы вы добились гораздо большего».
4 марта правительство опубликовало новую «Белую книгу», в которой признало «серьезный дефицит» во всех трех оборонных ведомствах. Военные расходы следовало увеличить на 10 миллионов фунтов стерлингов. Через четыре дня в письме Клементине Черчилль отметил: «Правительство слишком поздно, робко и в недостаточной степени осознало растущую немецкую угрозу. Ситуация с Германией все мрачнее. Вследствие того что правительство заявило, будто десятимиллионное увеличение расходов на вооружение вызвано перевооружением Германии, Гитлер впал в дикую ярость и отказался принимать Саймона, который собирался посетить его в Берлине. Гитлер сослался на простуду, но это очевидный предлог. Подобный жест, которым британского министра иностранных дел оттолкнули от ворот Берлина, убедительно свидетельствует об уверенности Гитлера в превосходстве немецких военно-воздушных сил и армии. Из-за их изуверского контршпионажа (ты знаешь, на прошлой неделе они со средневековым зверством обезглавили двух женщин), – продолжал Черчилль, – очень сложно точно узнать, что они готовят, но то, что опасность быстро нарастает, – несомненно. Все напуганные страны сбиваются вместе. Мы посылаем Энтони Идена в Москву, и я не могу возражать против этого. Русские, как и французы, и мы сами, хотят, чтобы их не трогали, а нации, которые хотят, чтобы их не трогали и дали им мирно жить, должны объединиться ради взаимной безопасности. Безопасность – только в количестве. Если снова начнется Великая война, – что, я думаю, может произойти в двух– или трехлетний период или даже раньше, – это будет конец света. Я надеюсь и молюсь – да минуют нас эти бессмысленные ужасы!»