Первое публичное собрание новой организации должно было пройти в Альберт-холле при поддержке союза Лиги Наций. Она видела своей целью собрать вместе все организации, которые стоят за коллективную безопасность и перевооружение страны. Таким образом, идея, предложенная Черчиллю Ванситтартом и Липером в начале года, стала реальностью. 21 октября Черчилль разъяснил Ричардсу, секретарю Антинацистского совета, свою позицию: «Я не рассматриваю возможность строительства какого-нибудь нового, соперничающего с другими общества, а лишь сплочение существующих организаций, чтобы активизировать их, придать им эффективность». Описывая впечатления от работы совета, Черчилль написал Остину Чемберлену: «Для меня стали сюрпризом и позиция коллег по Лейбористской партии, и их резолюция, и проявленная в ней ясность мышления, и глубокое ощущение надвигающейся угрозы».
8 ноября Черчилль снова озвучил свои опасения в палате общин. «Пока не будет единого фронта против потенциальной агрессии, не будет и согласия, – сказал он. – Все европейские государства продолжат пятиться по дипломатической шахматной доске, пока не исчерпают возможностей отступления. И тогда от безысходности и, возможно, в самом неожиданном месте произойдет военный взрыв в условиях, которые, по всей вероятности, будут не самыми благоприятными для тех, кто отступал».
Тем временем Черчилль готовился к выступлению по предстоящим дебатах по обороне. За две недели до дебатов один офицер ВВС, только что вернувшийся из поездки в Германию, майор Герберт Роули, посетил его и предоставил сведения об отставании британской авиационной программы. На следующий день командир танковой бригады бригадир Перси Хобарт сообщил Черчиллю о проблемах в сфере его деятельности. Дебаты начались 11 ноября с выступления Инскипа, который заявил, что Британия уже располагает 960 самолетами, и уверял, что в подготовке обороны все идет хорошо.
На следующий же день Черчилль предложил поправку, в которой говорилось, что средства британской обороны, особенно воздушной, в таком состоянии, что не способны обеспечить мир, безопасность и свободу британскому народу. «В 1937 г., – предупредил он, – нас ждет резкое нарастание неблагоприятных факторов. А между тем во многих составляющих национальной обороны до сих пор отмечается серьезное отставание. Это касается и территориальной армии, и военно-воздушных сил. Армии не хватает едва ли не всех видов вооружений, которых требует современная война. Где противотанковые пушки, где беспроводные средства связи, где полевые зенитные орудия?»
Далее, опираясь на личный опыт, Черчилль напомнил парламенту: «Идея создания танков, которая произвела революцию в современной войне, была британской, а в ее обоснованности Военное министерство убедили совершенно невоенные люди. Позвольте вас заверить, что сегодня им с таким же трудом пришлось бы пробивать и новую идею. Я знаю, чту говорю. Во время той войны у нас была чуть ли не монополия, мы были единоличными лидерами в производстве танков и несколько лет потом занимали в этом ведущее место. Все глаза были обращены на Англию. Теперь все это в прошлом. Ничего не было сделано, чтобы обеспечить танковые войска новыми машинами. Тучные годы пожрала саранча. Теперь должен пройти очень долгий период, прежде чем мы сможем ожидать существенного увеличения производства вооружений. Нам же до сих пор твердят, что нет необходимости в создании министерства поставок и нет ничего срочного, что должно заставить нас изменить нормальный ход экономики».
Возвращаясь к возражениям правительства относительно увеличения поставок в рамках программы перевооружения 1933–1935 гг., Черчилль заявил: «Как я слышал, говорили, что у правительства не было мандата на перевооружение до всеобщих выборов. Подобные аргументы абсолютно неприемлемы. Ответственность министров за безопасность общества неограниченна и не требует специального мандата. У премьер-министра есть огромное большинство в обеих палатах парламента, готовое проголосовать за любые необходимые меры по обороне. Страна еще никогда не пренебрегала своим долгом, если ей представляли истинные факты, и я не вижу оправданий для проволочек».
Правительство продолжает настаивать на том, что, мол, опасно превращать Британию «в огромный склад боеприпасов», – продолжил Черчилль и резко осудил эту демагогию, заявив парламенту: «Первый лорд Адмиралтейства в своей речи вчера вечером пошел даже дальше. Он заверил нас: «Мы постоянно пересматриваем свою позицию. Все полностью подвижно». Я верю, что так и есть, но никто не может понять, в чем заключается эта подвижность. Правительство либо не может ни на что решиться, либо не может заставить решиться премьер-министра. Правительство в парадоксальном положении: оно твердо в своей мягкотелости. Так что мы по-прежнему тратим месяцы и годы – бесценные, возможно, жизненно важные – на корм саранче. Мне говорят: «Министр поставок не нужен, потому что все идет хорошо». Я отрицаю это. Это неправда».
Свою речь Черчилль закончил обращением к коллегам-парламентариям: «Я был ошеломлен неспособностью палаты общин решительно реагировать на угрозы. Должен сказать, этого я не ожидал. Мне никогда не пришло бы в голову, что мы позволим втягивать себя в такое положение месяц за месяцем, год за годом и что даже признание правительством собственной ошибки не приведет в парламенте к единению, способному действовать адекватно критическому положению. Я заявляю, что, если палата не решится посмотреть правде в глаза, это будет означать пренебрежение своим долгом, что не имеет аналогий в ее долгой истории».
Times, так долго и враждебно критиковавшая Черчилля, назвала его речь «блестящей». Многих парламентариев все больше начинало тревожить, что кабинет министров не контролирует ситуацию. «Стиль Черчилля стал более взвешен и спокоен, чем обычно, – написал в своем дневнике член палаты общин от Лейбористской партии Гарольд Николсон, – однако он словно кувалдой вколачивает свои тезисы».
Ответил Черчиллю сам Болдуин, попытавшийся объяснить, почему с осени 1933 г. до всеобщих выборов лета 1935 г. он не мог энергичнее заниматься перевооружением: «Я излагаю перед палатой свои взгляды с абсолютной искренностью. Вспомните время, когда в Женеве заседала Конференция по разоружению. Вспомните, что тогда в стране царили сильнейшие за всю послевоенную эпоху пацифистские настроения. На довыборах в Фулхэме осенью 1933 г. правительство потеряло место, и его занял кандидат-пацифист. Настроение, которое проявилось на выборах в Фулхэме, было общим для всей страны. Я спрашивал себя: каковы шансы, что в ближайшие год-два отношение общества настолько изменится, что страна даст мандат на перевооружение? Предположим, я обратился бы к стране и сказал, что Германия перевооружается, и мы тоже должны перевооружаться. Кто-нибудь может представить, какой крик в ответ на это подняла бы пацифистская общественность? Я не мог не думать о том, что это неизбежно привело бы к поражению на выборах. Мое положение как лидера большой партии вовсе не было комфортным».
Полемика Черчилля и Болдуина вызвала много комментариев. «Я не могу припомнить, видел ли когда-нибудь палату в таком смущении», – написал Черчиллю один молодой парламентарий-консерватор. По поводу речи Болдуина Лондондерри написал: «Мы говорили ему и Невиллу о существующих рисках, но их слишком пугало поражение на выборах. Невилл в этой пьесе играл роль злодея, потому что, будучи лордом-канцлером, он финансово блокировал все решения». Еще один член палаты от Консервативной партии сэр Арчибальд Бойд-Карпентер написал Черчиллю: «Должен поздравить вас с прекрасной вдохновляющей вчерашней речью. Я сказал себе: «Слава богу, у кого-то есть отвага». И я еще сильнее почувствовал это после ответа Болдуина, от которого мне почти стало плохо». Черчилль ответил: «Никогда еще не слышал такого отвратительного признания от публичного человека, как то, которое сделал вчера Болдуин».
Осознавая, что призыв Черчилля к бдительности встречает растущую поддержку в парламенте, Болдуин согласился принять вторую группу депутатов. За пять дней до этой встречи Андерсон представил Черчиллю последние отчеты о производстве военной авиации в Германии, подготовленные разведкой министерства. Из этих сведений было ясно, что, если война случится в 1937 или 1938 г., у Британии не хватит ни средств противовоздушной обороны, чтобы отразить нападение с воздуха, ни возможностей авиации для ответного удара или хотя бы для того, чтобы проводить политику невмешательства. Что касалось ключевого вопроса о соотношении сил, то, по оценке Министерства авиации, в июне 1937 г. у Британии могло быть 372 бомбардировщика против 800 немецких. За три дня до встречи депутатов с Болдуином еще один человек, имевший доступ к секретной информации, майор Дж. П. Майерс, написал Черчиллю, что из 89 истребителей «хокер фьюри», заказанных правительством, в оговоренный контрактом срок готовы лишь 23.
23 ноября вторая парламентская группа депутатов призвала Болдуина обсудить состояние британской обороны. И снова, хотя пришел Инскип, ни один из трех военных министров – ни Хор, ни Суинтон, ни Дафф Купер – не явился на встречу, чтобы лично выслушать критику их ведомств и прямо ответить на нее. Болдуина сопровождали Невилл Чемберлен и лорд Галифакс. Депутатов, как и в прошлый раз, возглавляли Остин Чемберлен и лорд Солсбери. В ходе дискуссии стало ясно, что многие опасения и оценки Черчилля теперь разделяют и в министерских кругах. В течение двух прошедших лет масштаб военного производства оставался недостаточным, чтобы противостоять нападению Германии, если оно произойдет в 1937 или 1938 г. Пытаясь объяснить, почему до сих пор нет резервов для защиты Лондона, Инскип сказал депутатам: «Пока что нам несомненно не хватает боевой техники».
Дискуссия 23 ноября, запись которой заняла пятьдесят восемь машинописных страниц, состояла главным образом из настойчивых вопросов Черчилля. «Я безусловно могу назвать с дюжину эскадрилий, – сказал он, в частности, – в которых у самолетов нет ничего из необходимого оборудования. В других много летчиков, но так мало самолетов, что пилотам не на чем заниматься летной подготовкой. Факт остается фактом: мы так и не получили восемьдесят боеспособных эскадрилий для защиты столицы в следующем году». На это Инскип ответил лишь одно: «Я бы уточнил понятие «боеспособных».