30 июня, не упуская из виду возможное поражение России, Черчилль распорядился усилить готовность Британии на случай массированного десанта немецких парашютистов. Он предполагал, что такой десант может составить до четверти миллиона человек. «Каждый, носящий форму, – написал он, – и любой другой, кто пожелает, должен выслеживать их, находить и атаковать». Среди всех военнослужащих, особенно в учебных частях и школах подготовки, необходимо непрестанно внедрять лозунг: «Убить гунна – долг каждого».
В целях отвлечения немецкой авиации с русского фронта 3 июля был совершен первый из серии налетов британских бомбардировщиков на Рурскую область и долину Рейна. На следующий день Черчилль предложил разбомбить русские нефтяные промыслы на Кавказе, чтобы нефть не досталась немцам. Опасность, которой грозило поражение русских, он видел отчетливо и 6 июля предупредил Окенлека: «Если это произойдет, баланс сил в Западной пустыне может вскоре измениться не в вашу пользу, и угроза нападения на Британию отнюдь не уменьшится». В телеграмме Сталину 7 июля он пообещал: «Мы сделаем все, что позволит время, география и наши нарастающие ресурсы, чтобы помочь вам. Накануне было совершено 400 налетов на Северную Францию, и тогда же 250 бомбардировщиков нанесли удар по Германии. Это будет продолжено. Таким образом мы надеемся вынудить Гитлера перевести часть своей авиации на Запад и постепенно снять с вас часть нагрузки». Телеграмма Черчилля заканчивалась словами, уже знакомыми британцам и американцам: «Мы будем сражаться до тех пор, пока не вышибем дух из этих негодяев».
10 июля, предлагая начать совместные действия британского и русского флотов в Арктике, Черчилль говорил коллегам: «Если русские смогут продержаться хотя бы до зимы, выгода, которую мы сможем получить, неизмерима. Досрочное же заключение мира Россией стало бы огромным разочарованием. Пока они держатся, не имеет никакого значения, где проходит линия фронта. Этот народ показал, что достоин поддержки, и мы обязаны идти на жертвы, идти на риск, на некоторые неудобства, что, по моему мнению, поддерживает их дух». Через два дня в Москве было подписано англо-советское соглашение о взаимопомощи в борьбе с Германией и отказе от заключения сепаратного мира.
Налеты немецких бомбардировщиков на Британию продолжались. Продолжались и британские бомбардировки территории Германии. В ночь на 7 июля бомбардировке подвергся Франкфурт, 11 июля – Вильгельмсхафен, 14 июля – Ганновер. Выступая этим вечером, Черчилль заявил: «Мы будем отвечать немцам в той же мере, и даже гораздо жестче по сравнению с тем, что они творят с нами». Его выступление прервали громкие и продолжительные аплодисменты. Через два дня британцы ночью бомбили Гамбург.
19 июля, когда немецкие войска были уже на полпути к Москве, Сталин обратился к Черчиллю с просьбой рассмотреть возможность высадки морского десанта в Норвегии и на севере Франции, чтобы уменьшить давление на восточном фронте. Черчилль изложил оба плана начальникам штабов, но они отвергли их как слишком рискованные. Черчилль не сомневался в правоте своих советников. 20 июля он написал Сталину: «Попытка высадиться с боями на севере Франции вызовет жестокий отпор, а мелкие операции нанесут нам обоим больше вреда, чем пользы. Но все будет сделано для того, чтобы им пришлось снять хотя бы одну часть с вашего фронта. Вы должны помнить, что мы ведем войну в одиночестве уже более года и что, несмотря на наши растущие ресурсы, нам приходится прилагать максимальные усилия как дома, так и на Ближнем Востоке. Битва за Атлантику, от которой зависит наша жизнь, а также движение конвоев под непрекращающимися атаками авиации и подводных лодок до крайнего предела истощают наши военно-морские силы, какими бы значительными они ни были».
Делается все, что можно, заверял Черчилль Сталина. Британские подводные лодки и минные заградители уже идут в Арктику. Эскадрильи истребителей тоже скоро отправятся в путь. Через пять дней Военный кабинет дал согласие передать России 200 истребителей, 60 из которых было выделено из резервов, предоставленных Соединенными Штатами. «Самолеты будут направлены, – объявил Черчилль Сталину, – несмотря на то, что это может серьезно ослабить нашу истребительную авиацию. Британия направит также от трех до четырех миллионов пар обуви, значительные объемы резины, олова, шерсти, тканей, джута и свинца. Там, где нам не хватит своих резервов, мы обратимся за помощью к Соединенным Штатам». Оказание помощи России прибавляло трудностей, а возможность поражения русских порождала новые тревоги. Британский министр-резидент на Ближнем Востоке Оливер Литтлтон 21 июля предупреждал Черчилля, что, «если Россия скоро рухнет», британцы могут быть выдавлены из Египта и будут вынуждены вести оборонительные бои на территории Палестины и даже Сирии.
Последняя неделя июля стала сотой неделей войны. Несмотря на сокращение числа налетов немецких бомбардировщиков, за месяц погибло более пятисот британских граждан. 28 июля поздно вечером Черчилль, диктуя своей секретарше Элизабет Лейтон, заметил: «Мы должны идти вперед и вперед, как лошадь, пока не упадем». Но в начале августа наступило облегчение: в результате невероятных усилий в Блетчли сумели взломать военно-морской шифр немцев. Появилась возможность читать, хотя и с незначительным запозданием, все инструкции немецким подводным лодкам. Таким образом трансатлантические конвои получили возможность уходить от подводных лодок. Если в мае те потопили более 90 торговых судов, то в августе количество сократилось до 30.
2 августа Черчилль спросил у Окенлека, специально вызванного им в Чекерс, возможно ли в сентябре или октябре провести новую наступательную операцию на Ближнем Востоке. Командующий объяснил, что необходимое для этого двукратное превосходство сил в регионе может быть обеспечено не раньше ноября. Черчилль согласился с его аргументами. 3 августа, впервые после падения Франции, премьер-министр отправился за пределы Британии. В шотландском порту он поднялся на борт «Принца Уэльского». «Сегодня двадцать семь лет с того дня, как гунны развязали Первую мировую войну, – телеграфировал он Рузвельту с борта корабля 4 августа. – На этот раз мы должны справиться лучше».
Пунктом назначения Черчилля был Ньюфаундленд, целью путешествия – встреча с Рузвельтом. 7 августа Клементина писала мужу, который еще был на борту корабля: «Очень надеюсь, мой дорогой, что эта важная поездка, помимо того что придаст решительность американцам, освежит тебя и даст возможность отдохнуть».
Через два дня Черчилль сошел с «Принца Уэльского», чтобы встретиться с Рузвельтом на борту тяжелого крейсера «Огаста». На следующий день Рузвельт посетил богослужение на «Принце Уэльском». Днем для британцев устроили небольшую экскурсию по берегу. Полковник Джейкоб записал в дневнике: «Мы поднимались на скалы, и премьер-министр, как школьник, спихивал вниз большие булыжники». 11 августа начались переговоры между президентом и премьер-министром при участии дипломатов и начальников штабов.
Соединенные Штаты дали пять важных обещаний. Они в «гигантском масштабе» окажут помощь России, координируя эту помощь с Британией; они выделят значительно больше грузовых судов для перевозки бомбардировщиков и танков через Атлантику в Британию; они обеспечат сопровождение из пяти эсминцев и крейсера или иного крупного корабля всем североатлантическим конвоям, идущим в Британию; американские летчики перегонят бомбардировщики в Британию и Западную Африку, многие из которых останутся в качестве инструкторов; и они будут осуществлять морское патрулирование на востоке вплоть до Исландии. Состоялось подписание еще двух важных соглашений. «Страны будут уважать права всех народов выбирать себе форму правления» – этот документ позже стали называть Атлантической хартией. Сформулирована настоятельная просьба к Японии вывести свои войска из Французского Индокитая и прекратить агрессию в юго-западной части Тихого океана.
Черчилль подготовил специальное предупреждение, которое должно было быть направлено Японии: «В случае продолжения агрессивных действий правительство Соединенных Штатов будет вынуждено принять контрмеры, даже если это может привести к войне между Соединенными Штатами и Японией». На встрече Рузвельт с этим согласился, но по возвращении в Вашингтон все же решил войной не угрожать.
Результаты переговоров в определенной степени разочаровали членов британской делегации. «Самое печальное», – сказали они Черчиллю, это сокращение поставок Британии тяжелых бомбардировщиков, обусловленное трудностями производства и прочим дефицитом. Кроме того, записал в дневнике один из членов делегации полковник Джейкоб, «ни один из американских армейских офицеров не выразил ни малейшей заинтересованности в участии в войне на нашей стороне». Зато присутствовавшие американские военные моряки, как рассказал Черчилль по возвращении Военному кабинету, «не скрывали своего стремления вступить в войну». Но еще более важно, отметил он, что ему удалось «установить теплые личные отношения с нашим великим другом». Этот «друг» пошел и дальше: Черчиллю было обещано, что американскому сопровождению конвоев будет приказано атаковать любую немецкую подводную лодку, которая обнаружит себя, даже если это произойдет в 200 или 300 милях от конвоя. Рузвельт даже дал понять, сообщил Черчилль, «что будет искать малейшей возможности, чтобы оправдать враждебные действия».
В то время как Черчилль пересекал Атлантику, чтобы встретиться с Рузвельтом, Гитлер прилетел в Борисов, расположенный посередине между его штаб-квартирой в Восточной Пруссии и Москвой, желая проинспектировать свои победоносные войска и понять: может ли Россия быть повержена, пока Соединенные Штаты сохраняют нейтралитет? Стенограммы Военного кабинета от 25 августа отразили опасения и сомнения Черчилля: «Осознает ли президент риск, которому подвергаются Соединенные Штаты, придерживаясь нейтралитета? Кроме того, если Россия будет разгромлена, существует огромная опасность, что война может повернуться исключительно против нас. Несомненно, мы можем продолжать борьбу, но в таком случае навязать нашу волю нацистской Германии будет гораздо труднее».