своим премьер-министром. Он привлекает как простой народ, так и «элиту». И безусловно заслуживает этого. Он такой сердечный, кто-то называет его даже милым».
Летом Черчилль постоянно размышлял над планами будущей десантной операции в Северной Европе с целью нанесения удара Германии на суше. 26 мая он изложил свои мысли о создании плавучих причалов, необходимых для разгрузки десантных кораблей, переправившихся через Ла-Манш. «Они должны подниматься и опускаться с приливом, – написал он. – Проблема с якорями должна быть решена. Представьте мне наилучшее решение. Не спорьте по существу. Трудности сами будут спорить с нами».
Задача была поставлена перед инженером-строителем Тейлором Вудроу. Две бетонные гавани, каждая размером с гавань Дувра, должны были быть построены так, чтобы их можно было провести на буксире через Ла-Манш. Но ни о каком форсировании Ла-Манша и наступлении на суше нельзя было думать, пока в Северной Африке у немцев было достаточно сил, чтобы перехватить инициативу. В ту самую ночь, когда Черчилль писал свою записку, Роммель начал наступление в Западной пустыне. «Отступление станет фатальным, – телеграфировал Черчилль Окенлеку. – Это вопрос не только брони, но и силы воли. Храни вас всех Бог».
В то время как армии Роммеля и Окенлека сражались в Западной пустыне, британские бомбардировщики 30 мая нанесли удар по Кельну. Впервые за войну в налете приняли участие 1000 бомбардировщиков. Немецким промышленным предприятиям был нанесен большой урон, но 39 самолетов были сбиты. На этой же неделе произошло очередное столкновение, оказавшее еще большее влияние на исход войны. На Тихом океане, в результате совместных англо-американских усилий по дешифровке японских радиограмм, 4 июня флоту Японии, направлявшемуся для захвата острова Мидуэй – перевалочного пункта на пути к Перл-Харбору, – был навязан бой. Все четыре японских авианосца были выведены из строя. При таком множестве зон боевых действий и военных планов Черчилль решил отправиться через Атлантику на вторую встречу с Рузвельтом.
В Западной пустыне Роммель успешно продвигался к Тобруку. 15 июня Черчилль телеграфировал Окенлеку, что местный гарнизон должен быть усилен, чтобы иметь возможность «наверняка удержать город». Через два дня он поездом отправился из Лондона в шотландский город Странраер. Там он пересел на тот же самолет-амфибию, на котором вернулся в Англию пятью месяцами ранее.
«ПМ в потрясающей форме, – записал Брук в дневнике, пока они летели через Атлантику, – и радуется, как школьник». После суточного перелета с посадкой для дозаправки на Ньюфаундленде приводнились на базе морской авиации менее чем в пяти километрах от Белого дома. Переночевав в британском посольстве в Вашингтоне, Черчилль самолетом морской авиации США был доставлен на ближайший к дому Рузвельта аэродром в Гайд-парке, на реке Гудзон. Рузвельт уже ждал его на летном поле.
Рузвельт повез Черчилля показать свое поместье с видом на Гудзон. «В этой поездке для меня было несколько содержательных моментов, – вспоминал Черчилль. – Физический недостаток Рузвельта не позволял ему ногами управлять педалями, но оригинальное приспособление давало возможность все делать руками, поразительно сильными и мускулистыми. Он предложил мне пощупать его бицепсы и сказал, что им позавидует и знаменитый боксер. Это обнадеживало, но, должен признаться, когда в нескольких случаях машина кренилась и ныряла у края обрыва над Гудзоном, я только надеялся, что механика и тормоза в исправности. Все это время мы говорили о делах, и, хотя я старался не отвлекать его от управления, мы добились большего прогресса, чем могли бы на официальной конференции».
20 июня во время беседы с Рузвельтом Черчилль подчеркнул, что, поскольку «ни один ответственный британский военачальник» не видит шансов на успех десантной операции в Ла-Манше в сентябре 1942 г., этой осенью новой зоной боевых действий должна стать Атлантика и Средиземноморское побережье Французской Северной Африки. Рузвельт согласился. Неспособность Америки подготовить достаточное количество боевых самолетов и десантных судов делает полномасштабную десантную операцию невозможной. Заглядывая дальше, они пришли к совершенно секретному соглашению: Соединенные Штаты и Британия станут равными партнерами в исследованиях по созданию и производству атомной бомбы.
Вечером Черчилль с Рузвельтом президентским поездом отправились в Вашингтон. Черчилль стал гостем Рузвельта в Белом доме. На следующее утро, когда они беседовали в Овальном кабинете, Рузвельту передали листок розовой бумаги. Он прочитал и молча передал его Черчиллю. В сообщении говорилось: «Тобрук сдался. 25 000 взяты в плен». Черчилль не поверил и попросил Исмея позвонить в Лондон. Но прежде чем Исмей успел это сделать, пришло второе сообщение – от командующего военно-морскими силами Британии в Средиземном море. Оно начиналось словами: «Тобрук пал».
Сомневаться больше не приходилось. «Поражение – это одно, – позже писал Черчилль. – Бесчестье – совсем другое». Некоторое время никто не произносил ни слова. Затем Рузвельт повернулся к Черчиллю и спросил: «Чем мы можем помочь?»
В течение дня выяснилось, что количество пленных приближается к 33 000. Также стало ясно, что Роммель продолжает движение к египетской границе и может даже войти в Египет. Вечером Рузвельт предложил направить американскую бронетанковую дивизию вокруг мыса Доброй Надежды в Египет. Черчилль телеграфировал Окенлеку: «Что бы я ни думал по поводу ведения боевых действий и о том, как следовало бы воевать, я полностью доверяю вам и полностью разделяю с вами ответственность».
Второй раз за два года возникла необходимость защищать Египет. «Вы в такой же ситуации, – телеграфировал Черчилль Окенлеку, – в какой мы можем оказаться в случае вторжения в Англию, и необходим такой же твердый и решительный настрой». В этот день он узнал, что проблемы американского судоходства делают невозможной отправку обещанной бронетанковой дивизии в Каир, который оказался в опасности из-за успешного прорыва Роммелем египетской границы. Вместо этого американцы предложили 300 танков и 100 самоходных гаубиц; они могли быть отправлены на двух сухогрузах, предназначенных для перевозки сахара, специально реквизированных у Гаваны.
Вечером 23 июня Черчилль отправился из Вашингтона поездом в Южную Каролину. Там, утром 24 июня, он наблюдал за десантированием американских парашютистов. «Никогда не видел, как с неба валится сразу тысяча человек», – позже написал он. Днем он наблюдал за учебными стрельбами армейской бригады, после чего самолетом вернулся в Вашингтон и около полуночи 25 июня поднялся на борт своей амфибии в Балтиморе. Пожимая на прощание Гопкинсу руку, Черчилль сказал: «Теперь в Англию, домой – и в прекрасную драку». Он только что узнал, что в палате общин решили голосовать за вотум недоверия к нему. Дебаты начались 1 июля, в тот самый день, когда немецкие войска достигли Эль-Аламейна, пройдя 400 километров по территории Египта. До Каира оставалось немногим более трехсот. Как сказал один из самых ярых критиков Черчилля, лейборист Бивен, «премьер-министр выигрывает дебаты за дебатами и проигрывает битву за битвой. Страна начинает говорить, что он ведет дебаты как войну и войну как дебаты».
В свою защиту Черчилль сказал, что действовал заодно с военным кабинетом при принятии всех крупных решений и что непосредственное оперативное управление действующими частями осуществляют начальники штабов. Он не просил ни о каком «одолжении»; он сказал, что занял пост премьер-министра после того, как «всеми силами» защищал своего предшественника, Чемберлена, в то время, когда жизнь империи «висела на волоске». Черчилль добавил: «Я ваш слуга, и у вас есть право уволить меня, когда пожелаете. Но у вас нет права требовать от меня исполнять обязанности, не имея власти на эффективные действия». Далее Черчилль сказал палате, что, если вотум недоверия не пройдет, «это обрадует всех друзей Британии и всех верных слуг нашего дела и прозвучит погребальным звоном в ушах тиранов, которых мы стремимся низвергнуть».
Вотум недоверия провалился. За него проголосовали всего 25 человек, против – 475. Черчилль вернулся на Даунинг-стрит, 10, где встретился с сыном Эмери, Джулианом, который только что вернулся из Западной пустыни и стал уговаривать его посетить войска для поднятия боевого духа.
«Вашего присутствия в районе боевых действий будет достаточно», – сказал Чериллю Эмери. «Вы имеете в виду, просто явиться там и поговорить с ними?» – спросил тот. «Да, с офицерами и рядовыми», – ответил Эмери.
Черчиллю понравилась мысль посетить зону боевых действий, но Иден сказал, что, на его взгляд, премьер-министр может стать «помехой». «Я буду как навозная муха над коровьей лепешкой?» – уточнил Черчилль.
Пока планировалась эта поездка, очередной арктический конвой в Россию получил сильнейший удар. Из 34 грузовых судов были потоплены 23. Из почти 600 танков, которые направлялись в Россию, 500 были утрачены. В августе и сентябре конвои решено было отменить. 14 июля Черчилль узнал, что только за одну неделю в Арктике и Атлантике было потеряно почти 400 000 тонн грузов. «Беспримерное количество как для этой войны, так и для прошлой, – сказал он Рузвельту. – Если так продолжится, любое возмещение бессмысленно».
Черчилль относился к неудачам без паники. Генерал-майор Джон Кеннеди, руководитель военных операций в Военном кабинете, записал в дневнике 17 июля: «Уинстон безусловно внушает уверенность. Я восхищаюсь его неспешной манерой. Он справляется с колоссальным объемом работы, и при этом никогда не выглядит напряженным. Сегодня он был особенно доброжелательным и жизнерадостным. Хорошо понимаю его окружение, которое покоряется ему. Помню, Дадли Паунд однажды сказал: «Этого человека нельзя не любить», и теперь понимаю, что он прав».
Президент Рузвельт надеялся провести хотя бы ограниченную операцию по переброске десанта через Ла-Манш в сентябре 1942 г., возможно, на Шербурском полуострове. В последнюю неделю июля он отправил в Лондон Гопкинса и двух представителей Комитета начальников штабов – генерала Маршалла и адмирала Кинга. Но Черчилль и его начальники штабов настаивали на том, что шербурский план недостаточен, чтобы помочь России, и слишком слаб, чтобы отвоевать и удержать полуостров. После трех дней напряженных дискуссий американцы согласились отказаться от шербурской операции, считать приоритетным направлением на 1942 г. высадку войск в Северной Африке и постараться подготовиться к широкомасштабной десантной операции в районе Ла-Манша в 1943 г.