Во второй половине дня Черчилль отправился в Чекерс. По пути он заехал в госпиталь, где, по распоряжению короля, вручил Дадли Паунду орден «За заслуги». Паунд, переживший два удара, не мог говорить, но узнал Черчилля и молча пожал ему руку. Через тринадцать дней, в день Трафальгарской битвы, он умер.
Советское правительство настаивало, чтобы Британия признала границы Советского Союза по состоянию на июнь 1941 г. Прибалтийские страны и восточная часть Польши должны считаться частью России. Черчилль не возражал. 6 октября он сказал Идену: «Думаю, нужно сделать все, что в наших силах, чтобы убедить поляков согласиться с русскими насчет их восточной границы в обмен на то, что Польше будут отданы в качестве компенсации Восточная Пруссия и Силезия. Это может стать основой конференции трех держав, запланированной в Тегеране». Сталина же больше всего интересовал вопрос о дате и масштабе десантной операции в Ла-Манше.
Впрочем, в начале октября, за месяц до предполагаемой тегеранской конференции, Черчилль изменил мнение о дате начала высадки союзных войск в Европе. Дешифровка немецких радиосообщений показала, что Гитлер, до сих пор явно желавший перебрасывать немецкие войска на север Италии, не ввязываясь в крупное сражение, теперь настаивал, что линия фронта должна быть южнее Рима. Италию он предполагал защищать так же решительно, как и Тунис. Ничто нельзя отдавать без ожесточенных боев. Из этого стало ясно, что чем больше сил и средств будет задействовано союзниками в итальянской кампании, тем больше будет выставлено против них немецких дивизий и тем больше немецких сил здесь будет впоследствии разгромлено. Даже русский фронт сможет выиграть в результате переброски немецких дивизий в центр Италии.
В Италии находилось 11 дивизий союзников. Им противостояли 25 немецких. Еще 22 дивизии союзников формировались в Британии для операции в Ла-Манше. Черчилль считал, что их будет недостаточно для операции в Северной Европе, если же они будут переброшены в Италию, это потребует от Германии привлечения большего количества войск, и она понесет более тяжелые потери. Исходя из этого, 19 октября он высказал начальникам штабов свои опасения: «Мы таким образом можем дать возможность противнику, используя великолепные железнодорожные и автомобильные коммуникации, быстро сосредоточить против нас огромные силы и устроить нам военную катастрофу посильнее Дюнкерка. Такая катастрофа может реанимировать Гитлера и нацистский режим».
Начальники штабов согласились, что Британия должна максимально укрепить Итальянский театр военных действий. Сосредоточив усилия на войне в Средиземном море, можно будет войти на Балканы и укрепить позиции на Эгейских островах. При этом англо-американская бомбардировочная авиация, базирующаяся теперь не только в Британии, но и на юге Италии, должна усилить воздушные удары по Германии.
Черчилль объяснил свои новые планы Идену, который в то время находился в Москве. 20 октября он написал об «опасной приверженности договору по проведению в мае операции в Ла-Манше. Из-за этого мы можем упустить наши возможности в Италии и на Балканах и в то же время иметь недостаточно сил в Северной Франции, чтобы продержаться после тридцатого или сорокового дня». И хотя Иден ответил, что русские не согласятся с отменой или хотя бы отсрочкой операции в Ла-Манше, Черчилль продолжал настаивать. 22 октября он указал Рузвельту, что две британские дивизии на Сицилии, которые должны присоединиться к сражению за Италию, собираются передислоцировать в Британию в рамках подготовки к операции в Ла-Манше. Тем самым они будут выключены из боевых действий более чем на шесть месяцев. 24 октября он телеграфировал генералу Маршаллу: «Спинным мозгом чувствую, что переброска наших лучших 50‑й и 51‑й дивизий с передовой в Италии не отвечает интересам будущей операции в Ла-Манше. Мы, разумеется, выполним наши договоренности, но я молю Бога, чтобы это не обошлось нам слишком дорого».
По настоянию американцев перебрасывались не только эти две британские дивизии, но еще четыре американские, лучшие на итальянском фронте. 26 октября Черчилль написал Идену: «Битва за Италию должна быть доведена до победы. Время для подготовки десанта через Ла-Манш еще останется. Сталину следует четко дать понять, что заверения, данные в мае 1944 г., могут видоизмениться под влиянием изменившихся обстоятельств битвы за Италию». И Черчилль с горечью резюмировал: «Вот что происходит, когда сражения даются исходя из юридических соглашений, сделанных пусть и из лучших побуждений, но много месяцев назад, и война ведется без учета постоянно изменяющихся обстоятельств. Британия сделает все, что в ее силах, но нет никакого смысла заниматься планированием поражения ради получения временной политической выгоды». Британские начальники штабов были согласны с Черчиллем и настаивали, чтобы американский Комитет начальников штабов также считал Италию приоритетным направлением как минимум до захвата Рима. Тем временем британские и американские десантные суда, которые могли быть использованы для высадки войск на итальянское побережье близ Рима, уже готовились покинуть Средиземноморье и отправиться в Британию. 27 октября на совещании военного кабинета Черчилль заявил, что подаст в отставку, если его требование насчет Италии будет отвергнуто. Брук тоже требовал, чтобы в Италию было направлено достаточно сил для закрепления успеха.
Чтобы успокоить Сталина, Черчилль направил 29 октября телеграмму Идену, особо подчеркнув, что операция в Ла-Манше не отменяется, но задержка десантных судов в Средиземноморье ради того, чтобы не проиграть битву за Рим, может привести к небольшой отсрочке, возможно до июля. В поддержку Черчилля выступил Эйзенхауэр. Он заявил, что если десантные суда будут передислоцированы из Италии как планируется, то его наступление на Рим может быть отложено до января или даже февраля 1944 г. Черчилль попросил Рузвельта учесть эту точку зрения, и американский Комитет начальников штабов согласился, чтобы десантные суда задержались еще на месяц. Но после этого они должны будут уйти. Операция в Ла-Манше не должна быть осуществлена позже назначенного на май срока. 50‑я и 51‑я дивизии должны немедленно вернуться в Британию, равно как еще две британские и четыре американские дивизии.
Черчилль и Рузвельт пришли к выводу, что им следует обсудить ситуацию один на один до встречи со Сталиным. 11 ноября, простуженный, с больным горлом и ослабленный после прививок от холеры и тифа, Черчилль уехал из Лондона в Плимут. Там он снова поднялся на борт того же линкора, на котором два месяца назад уже пересекал Атлантику. Капитан Пит подсчитал, что начиная с сентября 1939 г. и до этого момента Черчилль преодолел 111 000 миль по воздуху и по морю, проведя 792 часа на кораблях и 339 часов в самолетах.
В Гибралтаре, не сходя на берег, Черчилль имел продолжительную беседу с министром-резидентом в Северо-Западной Африке, членом парламента от Консервативной партии Гарольдом Макмилланом. Он выразил ему свою озабоченность тем, что выгодная позиция в Средиземноморье используется недостаточно энергично и гибко. Вечером Макмиллан записал: «Разумеется, все это приводит Уинстона в ярость. Он чувствует, что всю войну борется как человек со связанными за спиной руками, и тем не менее никто, кроме него, с его невероятной выдержкой и тактом, вообще был бы не в состоянии вовлечь американцев в европейскую войну».
16 ноября линкор вошел в порт Алжира. Черчилль опять не стал сходить на берег, проведя ряд бесед с высокопоставленными чиновниками на борту. Когда кто-то положительно отозвался о системе начальников штабов, он язвительно заметил: «Возьмите самого доблестного моряка, самого бесстрашного летчика, самого отважного пехотинца, посадите их вместе за стол – и что вы получите? Общую сумму их страхов».
17 марта Черчилль добрался до Мальты, но чувствовал он себя настолько плохо, что двое суток провел в постели. На Мальте выяснилось, что немцы захватили остров Лерос и взяли в плен 5000 британских солдат. Он сказал по этому поводу, что это – «первый успех» немцев после Аламейна. Его усилия активизировать действия союзников и направить более существенные силы в Эгейское море были сведены на нет американцами. Британскому командующему войсками в Восточном Средиземноморье генералу сэру Уилсону он сказал: «Как и вы, я ощущаю это как серьезную потерю и отступление, и, как вы, я сражался с руками, связанными за спиной». От Клементины пришло письмо сочувствия и поддержки. «Никогда не забывай, – писала она, – что История будет выносить оценку, твоя проницательность и пробивная энергия вместе с твоей терпеливостью и великодушием станут частью твоего величия. Так что не позволяй себе сердиться. Я часто вспоминаю твои слова: хуже, чем иметь дело с союзниками, может быть только одно: не иметь союзников!»
21 ноября линкор вошел в порт Александрии. Черчилль самолетом вылетел в Каир, где на следующий день в аэропорту встречал Рузвельта. Каирская конференция открывалась 23 ноября. Узнав, что Рузвельт никогда не видел Сфинксов и пирамид, Черчилль с Сарой повез его к ним, чтобы президент смог увидеть все из машины. «Это была замечательная поездка, – написала Сара матери. – Президент очарователен, был очень прост и всем восторгался. Похоже, он получал удовольствие помимо всего прочего и от того, что папа взял на себя такой труд».
На конференции Черчилль продолжал настаивать на приоритете итальянской кампании, не отвлекая от нее никаких сил до января, когда планировалось взять Рим. В феврале планировался захват Родоса. Необходимо было также направить подкрепление югославским партизанам. Затем все усилия следовало направить на десантную операцию в Ла-Манше, начало которой следовало перенести с мая на июль. Эйзенхауэр поддержал мысль Черчилля о приоритетности Итальянского театра военных действий, но считал, что необходимо продвинуться севернее Рима. Эйзенхауэр сказал на конференции, что, на его взгляд, Италия – «правильное место для использования наших главных сил. Целью должна стать долина реки По. Ни в какой иной области мы не сможем эффективнее угрожать всей немецкой структуре, включая Францию, Балканы и сам рейх. Кроме того, здесь наши воздушные силы будут ближе к жизненно важным объектам в Германии».