Эти аргументы произвели впечатление на Черчилля и он вновь встретился с Жаботинским в палате общин. Эта встреча продолжалась один час. Замечания Жаботинского были учтены. Когда палата 23 июля обсуждала отчет комиссии Пиля, Черчилль возражал против любых окончательных рекомендаций по разделу Палестины. Сначала он говорил о Декларации Бальфура, подчеркивая, как он это многократно делал за последние шестнадцать лет, что было бы «заблуждением полагать, что Декларация представляла собой всего лишь акт благотворительности или проявление идеалистической филантропии». Напротив, настаивал он, «это была мера, предпринятая во время войны, в момент острой необходимости, целью которой было способствовать достижению общей победы союзников в войне. Благодаря ей мы рассчитывали получить ценную и очень важную помощь, и действительно получили ее. Мы не можем отбросить это обещание в сторону и вести себя так, как будто оно никогда не было дано, и действовать, словно у нас в этом вопросе нет ни обязательств, ни ответственности».
Черчилль объяснил, что он не сможет голосовать за резолюцию, одобряющую принципы раздела. «Возьмем только военную сторону вопроса, – сказал он. – Она вызывает серьезное беспокойство. Мы получаем два суверенных государства, одно маленькое и богатое, более густо населенное, чем Германия, с плотностью населения в два раза выше, чем во Франции, в то время как горные местности окружающих районов, простирающихся от Багдада, населены сирийцами и южными пустынными племенами. Вся эта огромная арабская территория будет противостоять новому еврейскому государству, а между ними будем находиться мы, британцы. Мы будем занимать ряд ключевых позиций, но при этом еще нет никакой ясности насчет того, какую ответственность мы будем в этом случае нести».
– Как может палата общин сейчас решить, – спрашивал Черчилль, – что мы должны встать между этими двумя суверенными государствами и гарантировать мир между ними, не зная, что именно это будет означать для нас и какие обязательства мы при этом на себя берем?
Это станет проблемой международного значения, добавил он, и весь мир будет при этом пристально следить, насколько честно, храбро и мудро поведет себя Великобритания.
По окончании дебатов, в результате возражений, прозвучавших со стороны представителей либеральной и лейбористской партий, британское правительство согласилось не принимать решения о разделе Палестины, оставив его лишь как одну из возможностей на будущее. Черчилль постарался сделать так, чтобы его позиция оказалась широко озвученной и замеченной общественностью. Через два дня после состоявшихся в парламенте дебатов в своей статье в газете «Ивнинг стандарт» он охарактеризовал «план разрезания Палестины на три части» как «план, продиктованный отчаянием». Он задавал прямой вопрос: «Так ли уж велики трудности осуществления сионистского плана в Палестине, как их изображают, и разве на самом деле не достигнут весьма значительный прогресс?» Черчилль отмечал, что «за шестнадцать лет с начала действия британского мандата было преодолено много трудностей и в Палестине наблюдается значительное развитие». Когда он нанес свой предыдущий визит туда три года назад, он был «восхищен ландшафтом. Прекрасные дороги, новые здания и плантации – свидетельства процветания среди как евреев, так и арабов, были видны со всех сторон и порождали чувство удовлетворения».
Негативные изменения в Палестине, произошедшие после его предыдущего визита в 1934 году, были вызваны, как объяснял Черчилль, внешними событиями, за которые Великобритания не могла нести ответственность, – «преследования евреев в Германии, использование антисемитизма как средства, с помощью которого жестокие и реакционные силы захватывают или пытаются захватить деспотическую власть, сталкивают цивилизованный мир с проблемой беженцев, подобной проблеме гугенотов в XVII столетии. Главная тяжесть этой проблемы выпала на долю очень маленькой страны – Палестины. Еврейская иммиграция, неожиданно выросшая до 30000 или 40000 человек в год, может быть, и не превосходила «экономическую абсорбционную способность» страны, но, естественно, встретила сопротивление со стороны арабов, которые столкнулись с перспективой отнюдь не эволюционного, а лавинообразного роста еврейского населения, что резко приближало время наступления еврейского численного доминирования в Палестине».
Черчилль описал иммиграционный конфликт в образных выражениях: «По проводам был пущен слишком сильный ток, и провода расплавились. Это может быть поводом для починки проводов и уменьшения тока. Но, конечно, это не причина объявить использование электричества опасным для цивилизации».
«У меня твердое впечатление, – заключал Черчилль, – что самое главное в этом деле – проявлять выдержку и стойкость».
28 июля у Черчилля состоялся двухчасовой разговор с Генри Мондом, вторым бароном Мелчеттом. Бывший член парламента и директор «Импириал кемикл индастриз», Мелчетт был близким другом и Вейцмана, и Черчилля. При разговоре присутствовал Рэндольф Черчилль.
Рассказывая впоследствии об этой беседе Х. Вейцману, Мелчетт выразил беспокойство по поводу того, что Черчилль настаивал на аресте иерусалимского муфтия Хадж-Амина аль-Хусейни, главного зачинщика арабских волнений, и на том, чтобы при его аресте при необходимости были использованы «насильственные методы».
Основная же часть беседы была посвящена проекту раздела Палестины, который, по мнению Черчилля, означал бы войну, потому что «еще до того, как еврейское государство сумело бы по-настоящему сформироваться и получить необходимых людей для защиты своей территории и необходимое вооружение, оно было бы атаковано арабами и стерто с лица земли». Это совпадало с точкой зрения Жаботинского.
Черчилль предупредил Мелчетта, что британские чиновники в Палестине и в Министерстве по делам колоний «настроены против вас и не позволят вам создать в Палестине суверенное государство». Предложение Черчилля заключалось в том, чтобы евреи «настаивали на строгом выполнении условий британского мандата, пусть даже для них это означало бы сокращение иммиграции и, возможно, ограничение продажи им земли. Такое положение может продлиться пять, десять или даже двадцать лет. Но это неважно – самое главное то, что принцип создания на территории Палестины еврейского национального очага останется неизменным. Ваши требования, основанные на моральных обязательствах, останутся незыблемыми. Миру предстоит пройти через бурные и тяжелые времена. Возможно, произойдут войны; никто не знает, каковы будут их результаты. Великие задачи и дела смогут пережить этот период, а вот маленькие территории – вряд ли. Я уверен, что великое дело сионизма способно пережить две или три войны».
Черчилль с оптимизмом смотрел на будущее сионизма. Пока Великобритания обладает властью над подмандатной территорией, она будет «в большей или меньшей степени» защищать интересы сионистов. После нынешнего периода, когда было осуществлено сознательное сокращение иммиграции, а продажа земли ограничена, дела снова пойдут лучше: будет разрешена более значительная иммиграция и более широкая продажа земли. Дела будут развиваться или тормозиться в соответствии с обстоятельствами и силой давления, которое сионисты смогут оказать на британскую общественность». Черчилль добавил: «Сионизм – великое дело, он пережил много столетий и будет продолжать жить. Временные ограничения любого рода не смогут противостоять великим принципам сионизма».
Черчилль настаивал на том, что раздел Палестины был бы ошибкой. Маленькое еврейское государство, предусмотренное планом раздела, доказывал он, «будет поглощено врагами, потерпит поражение в войне, будет аннексировано другими странами или пострадает от тех случайностей, которым подвергаются маленькие государства в ходе превратностей войны. Если вы создадите ваше государство, а затем оно исчезнет или будет разрушено, вместе с ним исчезнут и ваши великие моральные притязания». Затем Черчилль употребил выражение, которым раньше не пользовался и которое глубоко поразило Мелчетта: «Единственная причина, почему был поврежден провод, состоит в том, что вы пустили по нему слишком сильный ток и он расплавился. Его нужно исправить, и это снова будет хороший провод. Причина, по которой вы пустили слишком сильный ток, была связана с преследованиями в Германии, и никоим образом не зависела от вас. Но провод все-таки расплавился. И вам следует обратить на это внимание и принять это в расчет и в будущем применять более умеренные темпы иммиграции».
Черчилль знал, что его совет глубоко разочарует сионистов, надеявшихся на ускорение темпов иммиграции. Но враждебность арабов была столь велика, что Великобритания была вынуждена посылать в Палестину все большие контингенты войск для того, чтобы поддерживать там порядок. Поэтому Черчилль хотел замедлить темпы иммиграции. При этом он считал, что это не сможет повлиять на конечную цель сионизма – создание еврейского государства. Если британский мандат «будет работать немного медленнее, но в намеченном направлении, то постепенно «вы с неизбежностью получите суверенитет над всей Палестиной, хотя это может занять столетие или два». Еврейская цивилизация, сказал Черчилль Мелчетту, сильнее и со временем должна достичь доминирования, но при этом евреи «должны двигаться медленнее и пока не спешить с этим». Он – друг сионизма и «сделал бы все возможное, чтобы помочь им; но он не собирается быть бόльшим сионистом, чем сами сионисты». При этом Черчилль заметил: «Конечно, если вы сами придете к удовлетворяющему вас соглашению, я буду последним, кто станет ему противиться».
Что касается того, как следует сионистам вести себя во время дискуссии по вопросу раздела, Черчилль сказал Мелчетту, что он целиком за «жесткие споры и за то, чтобы твердо держаться Декларации Бальфура». «Сионисты должны держаться боевой позиции», – подчеркнул Черчилль.
3 сентября 1937 года, когда еврейские лидеры обсуждали достоинства и недостатки плана раздела Палестины, Черчилль написал статью в «Джуиш кроникл», где твердо заявил о себе как о противнике идеи раздела.