21 марта Черчилль из Чекерса обратился к стране. Он говорил о послевоенном мире, о планах построения более справедливого общества после победы. «Но эти мысли не должны отвлекать нас от сцены текущей борьбы». Гитлер должен быть разбит, «я имею в виду, что его силы зла должны превратиться в пыль и прах». Тогда придет время великих социальных перемен. Черчилль имел в виду, в частности, обязательное пожизненное страхование «всех классов», создание национальной службы здоровья, расширение возможностей получения образования, выделение лидеров «изо всех типов школ». Традиции нужно уважать, но «должна быть создана более широкая система». Государственные и частные предприятия должны служить национальным интересам. Следует избежать «ужасного, несущего нищету падения производства, наступления жалкой эпохи внутреннего раздора и замешательства, которые отравили нам с таким трудом добытую победу четверть века назад». В конце своей речи Черчилль пожелал удачи Монтгомери, начинающему наступление в Ливии.
27 марта 1943 года британская авиация сбросила в течение часа на Берлин тысячу тонн бомб, в налете участвовали 395 тяжелых бомбардировщиков. Перехватывая и декодируя немецкие сообщения, англичане выигрывали в битве умов, они точно знали положение дел у немцев и итальянцев в Северной Африке. Черчилль старался «не поссорить» английских и американских генералов в Африке. Искусство человеческого общения ему требовалось и в непосредственном окружении. Новая секретарша явилась к премьер-министру в конце марта. «Мое боевое крещение началось в 11.30. Мистер Роуэн представил меня четким голосом дважды. «Это мисс Холмс». Премьер-министр был углублен в чтение документов и едва ли слышал это, он не поднял головы. Он сразу же принялся диктовать, и я села за молчавшую машинку. «Мы кончили», – он все еще не смотрел на меня. Я взяла бумаги, он нагнулся за новыми документами из ящика почти, а я направилась к двери. Громкий голос: «Черт возьми, не уходите. Я только начал». Затем он взглянул на меня. «Простите меня. Я думал, что это мисс Лейтон. Как вас зовут?» «Мисс Холмс». «Мисс Хоун?» «Мисс Холмс». «О». Он продолжал диктовку директив и комментариев по поводу различных документов из его ящика, каждый раз глядя на меня поверх очков. «Пока это все. Пожалуйста, не пугайтесь, если я буду резок. Я не хочу вас обидеть, я в это время думаю о работе». Это было сказано с улыбкой. Я передала ему работу, и он сказал, что пока не нуждается во мне, но я должна быть неподалеку. Это была моя первая встреча с ним, и я думала, что меня приняли». Мариан Холмс работала с Черчиллем до конца войны.
В конце марта Черчилль наконец оправился от болезни. Издатель «Таймс» Баррингтон-Уорд нашел его «с хорошим цветом лица, почти без морщин, голос твердый, обычное воодушевление и динамика». В разговоре Черчилль коснулся и личного момента: «Когда мы окончим войну, мне будет семьдесят лет, старый человек. Мне не о чем больше просить». Черчилль задумчиво добавил: «Мне не хотелось бы остаться в Европе один на один с медведем». Та же мысль владела и Антони Иденом, направлявшимся в Вашингтон.
Выздоравливая от пневмонии в своей загородной резиденции Чекерс, Черчилль прежде всего читал телеграммы от Сталина. В эти дни он размышляет, что существуют два Сталина. Первый – «лично ко мне относится сердечно, но второй Сталин – это мрачная фигура, с которой мы должны считаться». Вечером 18 марта 1943 г. Черчилль пишет в телеграмме Рузвельту, что отказ от посылки морского конвоя в марте в Россию будет «тяжелым ударом по Сталину и его правительству, и конечно же вызовет их самое жестокое озлобление». Сейчас мы можем сделать вывод, что в Москве уже почти что привыкли к поворотам в английской политике, здесь осознали основную линию Черчилля, направленную на то, чтобы сохранить максимум сил в этой устрашающей по потерям войне. При этом СССР весной 1943 г. ощутили собственную силу. Стало более или менее ясно, что недалек тот час, когда территория, оккупированная немцами, будет освобождена. Создавалась новая обстановка, выживание страны, по-видимому, было уже обеспечено. Поэтому советское руководство в дальнейшем реагировало уже иначе на такие действия англичан, как отказ от посылки конвоев. Но и для Лондона наступило время, когда нужно было не только подсчитывать, сколько английских судно будет потоплено в северных водах, но и воздействие на послевоенный мир того факта, что восточный союзник оставался один на один с германской военной машиной два решающих года. Черчилль говорил издателю газеты «Таймс» 29 марта 1943 года: «Я ухаживал за Джо Сталиным как ухаживают за девушкой», но уже выражал возникающие у него опасения относительно положения Британии в Европе после поражения Германии. Он заявил, что предпочел бы создание в Центральной и Восточной Европе конфедерации небольших государств сразу по окончании войны.
Черчилля в феврале и марте заботили отношения не только с восточным союзником, но и с западным – Соединенными Штатами. Дело в том, что американцы стали все более активно выражать симпатии движению за независимость Индии. Голодовка, объявленная 9 февраля Махатмой Ганди, получила в США значительный отклик. В этом вопросе Черчилль занял жесткую линию. Он приказал английскому послу в Вашингтоне объяснить заинтересованным лицам в Вашингтоне, что британское правительство «ни при каких обстоятельствах не изменит свой курс в отношении Ганди», и что любое американское вторжение может привести к «величайшему напряжению в отношениях между двумя правительствами». Что еще чрезвычайно заботило Черчилля в эти дни, стало известным только много лет позже. Дело в том, что к весне 1943 года американцы дали понять, что создание атомного оружия становится их национальной программой, и сотрудничество с англичанами в этом деле исчерпано.
Напомним, что годом раньше – в июне 1943 г. Черчилль и Рузвельт обсуждали проблему атомного оружия в Гайд-парке и решили осуществлять его совместное производство. В Британии началось строительство полномасштабного завода по производству атомных бомб (с американской помощью и экспертизой) при общем руководстве сэра Джона Андерсона. Однако уже к осени 1942 г. стало ясно, что англичанам не хватает ресурсов. Андерсон напрямую информировал Черчилля, что создание завода по производству атомной бомбы «должно производиться в таких огромных масштабах, что его строительство в нашей стране практически невозможно в течение данной войны. Даже само возведение здания и одни лишь работы по созданию головного предприятия создадут полный хаос в военном производстве». В то же время Андерсон напомнил, что «американцы приступили к этому делу с энтузиазмом и щедрыми капиталовложениями, с которыми мы не можем соревноваться. Они разрабатывают одновременно четыре альтернативных метода и добиваются быстрых результатов. Возможно, наш метод лучше, но у нас мало шансов разработать его до конца, поскольку наши ограниченные ресурсы не позволяют нам этого». В этих условиях Андерсон пришел к заключению, что завод по производству атомного оружия может быть создан только в Соединенных Штатах. Андерсон подчеркивал, что в настоящий момент Англии есть что дать американцам, в области фундаментальных исследований английская наука шагнула далеко вперед и на данном этапе американцы нуждаются в этих результатах. Но «время лет быстро, и английское превосходство в теоретических исследованиях может быть потеряно, тогда нам нечего будет предложить для совместной работы». В течение суток Черчилль воспринял эти аргументы и обратился к президенту Рузвельту.
Американцы согласились с идеей совместного предприятия, но через 6 месяцев Андерсон сообщил Черчиллю, что, по его сведениям, американские ученые получили приказ, запрещающий делиться информацией о создании нового оружия с кем бы то ни было. Складывалось впечатление, что на пути к невиданному военному могуществу английский партнер представляется американцам лишним. Англичане были нужны на начальной стадии, теперь они стали помехой, лишними свидетелями, лишними потенциальными обладателями сверхоружия. Теперь научный руководитель американского проекта Конант пишет административному руководителю проекта Бушу, что «не видит смысла в совместных усилиях, когда речь начинает заходить о развертывании производства». Причины таковы: 1) проект переводится в сугубо военную сферу; 2) именно в США производится почти вся работы по испытанию и развертыванию нового оружия; 3) соображения сохранения секрета.
Главные американские совещательные органы – Группа выработки политики и Комитет по военной политике высказались достаточно ясно: даже рискуя (не зная степени прогресса немцев), нужно уходить от многостороннего сотрудничества (с Англией и Канадой) к односторонним усилиям. Специалисты полагали, что обрыв сотрудничества с союзниками замедлит «проект Манхеттен» на 6 месяцев. Но это считалось приемлемой платой за атомную монополию.
Главное же обстоятельство пока не обсуждается: Англия теряет силы, солнце Британской империи закатывается, нужно ли вооружать партера оружием, дающим такое могущество? 15 декабря 1942 года Рузвельт одобрил ограничение сотрудничества с англичанами в атомной сфере. Неприятная работа была поручена Конанту. 13 января 1943 года он уведомляет своих английских коллег, что правила двустороннего сотрудничества меняются. Англичане и канадцы будут в дальнейшем получать секретную информацию только в том случае, если «они смогут использовать ее в течение данной войны». Отныне английские исследователи не будут получать от американцев новых сведений по следующим вопросам: электромагнетизм, производство тяжелой воды, производство уранового газа, реакция быстрых нейтронов и все сведения о расщепляющихся материалах. Черчилль буквально взорвался: новая американская политика (пишет он Рузвельту) ведет к краху англо-американского сотрудничества в области исследования атомной энергии. Черчилль напоминает Рузвельту об обещании, данном 11 октября 1941 года относительно «координированной или даже совместно проводимой работы двух стран… Решение производить работы раздельно бросает мрачную тень».