На этой конференции в Вашингтоне (Черчилль дал ей обозначение «Трайдент») Рузвельт впервые, пожалуй, обращался с англичанами как с «менее равными» союзниками. Он вел довольно жесткую линию. Решение задач британского империализма не входило в его планы. Возможно, что мысленно он уже обсуждал мировые проблемы с восточным союзником. Черчилль чувствовал эту новую отстраненность президента и довольно остро ее переживал. В свете всего этого понятно отсутствие энтузиазма у обоих лидеров, когда, по окончании конференции они приступили к составлению подробного письма Сталину. Рузвельт не хотел, чтобы у Сталина постоянно складывалось впечатление, что англосаксы прежде совещаются между собой, а потом уже обращаются к нему. Рузвельту хотелось уже показать степень самостоятельности Вашингтона в гигантских текущих и будущих проблемах. Но начинать этот сепаратный диалог приходилось с жалких позиций: следовало написать в Москву, что открытие второго фронта снова откладывается, что западные союзники решают свои задачи в Средиземноморье. Много вариантов пошло в корзину, прежде чем далекие от прежней взаимной любезности Рузвельт и Черчилль составили взаимно приемлемый текст. Два самых легких пера своего времени не могли породить простого письма, разочаровывающего Москву содержания: в решающие месяцы лета 1943 года, когда немцы поставят на кон все, что имеют, Советский Союз будет сражаться в одиночку.
Нужно сказать, что англичане своим упорством и неприятием сыграли сдерживающую роль и в американо-китайском сближении. Премьер сумел убедить Рузвельта в опасности распылять ресурсы ради поддержания китайского политического организма, неэффективного и коррумпированного. Черчилль выложил самый убедительный, с его точки зрения, аргумент: «Россия, а не Китай дает ответ на вопрос, как нанести решающий удар по Японии». Американский представитель в Китае генерал Стилуэл объяснял Черчиллю, что «китайцы и без того полны подозрений в отношении англичан», а если те откажутся проводить в Бирме операцию «Анаким», их престиж падет до нуля. Черчилль ответил, что «не готов делать глупости исключительно ради ублажения китайцев. Так я не воюю. Нет никакого смысла проводить дорогостоящую операцию, не имея достойной цели».
Черчилль выступал за то, чтобы высадиться в голландской Ист-Индии. По мнению китайцев, англичане стремились лишь укрепить свои колониальные позиции в Азии. Американцы хотели открыть дорогу, по которой ленд-лиз, военные товары, пошли бы прямо в Китай, усилив сопротивление китайцев японцам на центральном китайском фронте.
Рузвельт умел показать жесткость, когда дело касалось его планов. Он послал близкого ему У.Филипса в Индию в качестве своего личного представителя в Нью-Дели (январь 1943 г.). В письмах Филипса Рузвельту есть немало критических описаний правления вице-короля маркиза Литлгоу в этой британской колонии. Этот канал связи был строго конфиденциальным, и Рузвельт без обиняков, сообщаясь по нему, выражал свои идеи переустройства послевоенного мира. Он начинал готовить почву для того, чтобы сменить Англию в качестве главного представителя Запада в Азии. Двусмысленная позиция Филипса привели к тому, что англичане стали блокировать его деятельность и контакты. Личный представитель президента был вынужден покинуть Индию в конце апреля 1943 года. Индия была потенциальным камнем преткновения англо-американского союза, но пока ее значимость перекрывалась мировой войной, в которой Лондон и Вашингтон были союзниками. Черчилль надеялся на модерирующий эффект ответственности, которая неизбежно придет к новой столице Запада.
Выступая перед конгрессом Соединенных Штатов, Черчилль постарался создать у слушателей ощущение грандиозности стоящих впереди задач. Успокоению не должно быть места: «Никто не может определить, какие осложнения и опасности возникнут, если война будет продолжаться еще 4 или 5 лет. И это продолжение войны потребует гигантских расходов до тех пор, пока демократии не почувствуют себя уставшими и не начнется их разобщение – в этом заключается главная надежда Германии и Японии». Черчилль говорил, что «враг еще горд и могуществен. И до него трудно добраться. Он еще обладает огромными армиями, колоссальными ресурсами, бесценными в стратегическом отношении территориями. Война полна тайн и неожиданностей. Ошибочный шаг, неверное направление, просчет в стратегии, разочарование или разногласие среди союзников могли бы дать нашему общему врагу возможность выступить против нас с новой силой». Клементина писала мужу: «Твое обращение к конгрессу великолепно, это шедевр «деликатной дипломатии». Я была рада слышать твой голос твердым и решительным».
В английском посольстве Черчилль с послом Галифаксом обсуждал еще один аспект будущего, проблему долга Великобритании – стране придется платить большие суммы по ленд-лизу. Черчилль успокаивал себя воспоминаниями о прежней заслуге Британии: « Я позже предъявлю свой счет и в моем счете будет отражено то обстоятельство, что наша страна держалась в одиночестве в течение 18 месяцев и это было очень тяжелое время, и я не знаю точно, что я должен получить за эти 18 месяцев». Галифакс был заинтригован этим новым настроением Черчилля. Он записал в дневнике: «Я никогда не видел его в лучшей форме».
Самым важным решением, принятым на конференции «Трайдент», было то, о котором в то время никто не знал: решение производить атомное оружие совместно. Добиться пересмотра американского решения идти в реализации атомного проекта своим путем было достаточно сложно. Накануне поездки Черчилль еще раз попытался оценить, может ли Британия осуществить атомное вооружение собственными усилиями. Он попросил Андерсона подготовить доклад, что можно сделать собственно в Великобритании, чтобы пойти «на полной скорости вперед». Черчилль писал: «Я хотел бы знать примерную оценку финансовой стоимости самостоятельных усилий и какое число рабочей силы потребуется по мере того, как будет осуществляться этот проект. Сообщите, как это затронет другие проекты». Из представленного доклада Черчилль понял, что пройдет не менее 6 или даже 9 месяцев, прежде чем Англия сможет приступить к реальному созданию собственной атомной бомбы, даже если этому проекту будет придан высший приоритет. Такая скорость не устраивала его. «По моему мнению, – писал Черчилль, – мы не можем позволить себе ждать».
Одно обстоятельство окончательно подрубило надежды Черчилля на самостоятельные усилия. Для создания независимой от американцев атомной бомбы требовалось найти независимый источник урана и тяжелой воды. С этой точки зрения критически важным становился союз с Канадой. Однако к маю 1943 г. стало ясно, что американское правительство полностью контролирует месторождение урана в Канаде. Это низводило вероятие создания собственной английской атомной бомбы до нуля.
Черчилль обсуждал проблемы создания атомной бомбы с лордом Червелом: «Может ли Англия позволить себе отказаться от создания столь мощного оружия в то время, как Россия создает его? И несомненно, что Америка и Англия могли бы совместно реализовать этот проект быстрее, чем если бы работали по отдельности». Находясь в положении, когда канадские источники были закрыты для Англии, когда еще казалась реальной опасность того, что немцы первыми придут к ядерному финишу, и когда у англичан иссякали ресурсы, необходимые для производства атомного оружия, Черчилль решил приложить все силы для того, чтобы сделать создание бомбы совместным англо-американским предприятием.
Переговоры с американцами были очень непростыми. Лишь 26 мая 1943 г. Черчилль телеграфировал Андерсону из Вашингтона: «Атомный проект. Беседа с президентом привела к абсолютно устраивающему нас результату. Президент согласился, что обмен информацией по атомному проекту должен возобновиться».
Из Америки Черчилль, отсутствовавший дома уже три недели, отправился 26 мая в Африку на предоставленной ему американцами летающей лодке. После Ньюфаундленда стало темно, и премьер пошел спать. «Двойная кровать в спальном отделении «Боинга» была очень комфортабельной и я спал несколько часов. Внезапно раздался удар и явственное сотрясение. Я проснулся. Что-то произошло. Но ничего не последовало, а это ведь самое важное в воздушных путешествиях. Тем не менее, проснувшись, я одел свой костюм на молнии и прошел вперед по длинной галерее нашего вместительного воздушного корабля, взобрался по ступенькам в навигационную рубку. Я сел на место второго пилота. Была прекрасная лунная ночь. Подождав немного, я спросил пилота, чем было вызвано сотрясение. «В нас попала молния, – сказал он, – но не нанесла ущерба». Это была хорошая новость. Мы не загорелись и не развалились в воздухе; не было необходимости делать вынужденную посадку за тысячу миль от любых жилых мест».
Между тем в войне умов серьезный шаг к получению германского шифра «Энигма» делают, помимо англичан, и советские специалисты. Они воспользовались захваченным в ходе июньских боев кодом люфтваффе. Чувство союзнической солидарности с советской стороны было проявлено немедленно и в Мурманске состоялось специальное заседание совместно с англичанами по использованию германского секретного кода. В конечном счете честность, лояльность и добросердечие действуют на всех в этом мире (национальная российская вера). Готовность и эффективность советской стороны в усилиях по дешифровке дали свои результаты – они подействовали на Лондон и советской стороне была вручена захваченная германская шифровальная машина «Энигма».
8 июня Черчилль выступил в палате общин с обзором мировой обстановки. Он отметил, что баланс сил склоняется не в пользу агрессоров. «Возможно, случится так, что те расы, которые воспевали славу войне в ее начале, будут высоко ценить достоинства мира в ее окончании. Кажется определенным, что те из них, которые сами выбрали момент начала войны, вовсе не будут теми, кто определит момент ее окончания». Гарольд Никольсон отметил, что палате общин такая отвлеченная оценка будущей победы понравилась больше, чем «самое триумфальное ораторство». Речь Черчилля была «сильной, искренней и уверенной». Завершив свою речь, Черчилль был в превосходной форме – отметили парламентарии в курительной комнате. Его позабавил анекдот об американском капеллане, который, когда заключенные немцы пожаловались на отсутствие организации в камерах заключения, ответил: «Это не ко мне. Я пришел похоронить вас, ребята».