своем дневнике Иден записывает впечатления Черчилля об американском президенте и методах его руководства: «ФДР является очаровательным джентльменом из провинции, но методы бизнеса, деловые методы у него почти отсутствуют. Так что Уинстон обязан постоянно перехватывать инициативу там, где возникает необходимость. Я был поражен исключительным терпением, с которым он это делал».
Рузвельт тоже чувствовал этот новый элемент британской дипломатии. В определенном смысле англичане уже были у Рузвельта в кармане и он очень хотел связывать себя с имперскими планами Лондона. Сэр Кадоган записывает в своем дневнике: «Наша страна была нужна Рузвельту для реализации его главной мировой дипломатической игры, для использования ее как против нынешних противников, так и против противников потенциальных».
Одновременно он полагается и на китайский фактор, подстраховывающий его на «русском фронте». «Во время и после войны, – пишет американский историк Р.Даллек, – Рузвельт рассчитывал на поддержку со стороны Китая в потенциальных политических спорах в Англией и Россией». Его веру в Китай не мог поколебать скептицизм Черчилля. «Посмотрите-ка, Уинстон, – говорил Рузвельт Черчиллю по поводу Индокитая. – Вы в меньшинстве, трое против одного». Рузвельт надеялся и на помощь Китая в нажиме на старые европейские метрополии, в создании после войны новой системы мандатов на колонии. Он надеялся, что система опеки позволит Соединенным Штатам создать на долгий период военно-морские и военно-воздушные базы в стратегически важных точках Тихого океана. При этом у Рузвельта не было иллюзий относительно сопротивления главных западноевропейских стран. Своему помощнику Ч.Тауссигу он говорил еще летом 1943 года: «После войны у нас будет больше трудностей с Великобританией, чем с Германией сейчас». Тот же Тауссиг мог убедиться в твердости империалистического курса Черчилля, когда, беседуя с ним, премьер-министр сказал: «Нации либо следуют своим традициям, либо умирают… До тех пор, пока я являюсь премьер-министром, мы будем держаться за эти традиции и за империю. Мы не позволим готтентотам при помощи всеобщих выборов выбросить белых в море».
Совещаясь 22-26 ноября в Каире с Черчиллем и Чан Кайши, Рузвельт выдвинул идею военной оккупации Франции. Эти планы отчетливо видны в письме президента Хэллу: «Я убежден, что окончательные решения и планы будущего гражданского устройства должны быть приняты сейчас… Я все более склоняюсь к мысли, что оккупация Франции должна быть чисто военной оккупацией». В Каире Рузвельт снова повторил Черчиллю, что, по его мнению, Франция не сможет восстановить прежних сил, что Индокитай не будет возвращен под ее контроль, что Дакар – порт в Западной Африке должен перейти под американскую опеку. Президент заявил, что в его планы входит лишение Франции прав на Марокко.
Тогда же, в ноябре 1943 года, Рузвельт выдвинул перед объединенным комитетом начальников штабов идею (еще ранее, в марте этого года, высказанную Идену) создания после окончания войны буферного государства между Францией и Германией, называемого «Валлонией», это государство должно было простираться от «Северной Франции, скажем, Кале, Лилля и Арденн по Эльзасу и Лотарингии – другими словами, от Швейцарии до морского побережья».
Прибывшему поездом в Баку Сталину докладывали командующий военно-воздушными силами Новиков и командующей дальней бомбардировочной авиацией Голованов. К отлету готовы два самолета, за руль первого сел Голованов, за руль второго – полковник авиации. Со словами, что «генерал-полковники не часто летают» Сталин выбрал полковника Грачева, и самолет взял курс на иранскую столицу. Авиационная группа прикрытия последовала за Верховным Главнокомандующим. Египет, Кипр и Судан были отвергнуты Сталиным, он выбрал более знакомый Тегеран, «где дипломатически представлены все три страны». Собрались военачальники, под началом которых было более двадцати миллионов солдат, матросов и летчиков.
Сталин поселился в небольшом доме. Черчилль жил в английской легации по соседству. Сталин, умевший, когда он этого хотел, произвести впечатление, приложил в случае с Рузвельтом немалые усилия. Окружавшие президента вспоминают о невысоком человеке, широкие плечи которого забывали забыть о его росте. Сталин в общении с Рузвельтом был весь внимание, но его безусловный такт ничем не напоминал подобострастие Чан Кайши. Встреча Рузвельта со Сталиным произошла довольно неожиданно для президента. Он был в спальне, когда Сталин направился к центральному зданию посольства. Президента выкатили в большую гостиную, а в двери медленно входил невысокого роста человек в наглухо застегнутом кителе. По воспоминаниям телохранителя Майкла Рейли “первая встреча с ним производила шокирующее впечатление. Хотя он был низкого роста, но производил впечатление крупного человека”. Горчичного цвета военная форма блистала благодаря только что введенным в Советской Армии погонам.
В ходе полуторачасовой беседы Рузвельт постарался очертить контуры той политики, которая ему казалась оптимальной. Во-первых, он постарался довести до Сталина свое мнение, что европейские метрополии потеряли мандат истории на владычество над половиной мира. Он говорил конкретно о необходимости вывести Индокитай из-под французского владения, осуществить в Индии реформы «сверху донизу» («нечто вроде советской системы» – на что Сталин ответил, что это означало бы революцию). Во-вторых, Рузвельт указал, что хотел бы видеть Китай сильным. Эти два обстоятельства уже круто меняли предвоенный мир. Рузвельт воспринял реакцию Сталина как понимание своей линии.
Черчилль предлагал Рузвельту остановиться в британском посольстве, это предложение не было принято. Едва ли случайным обстоятельством было то, что американская делегация в Тегеране была размещена в здании на территории советского посольства. (Сталин предложил Рузвельту остановиться на территории советского посольства ради избежания опасных разъездов по ночному Тегерану).
Зал заседаний представлял собой большую комнату советского посольства, по стенам которой висели темного тона ковры. Посредине – специально сделанный круглый стол, вокруг которого стояли тяжелые кресла. Рузвельт (разумеется, по предложению Сталина) стал председательствовать, и он настоял на том, что на встрече не будет жесткой повестки дня, будет господствовать свободная дискуссия. На первой пленарной встрече Рузвельт сообщил о принятом западными союзниками в Квебеке решении помочь советскому фронту посредством высадки во Франции не позднее мая 1944 года. Обещание открыть «второй фронт» Черчилль все же считал нужным обусловить успехом операций в Италии и в Восточном Средиземноморье. Неудачи здесь могут заставить отложить операцию «Оверлорд» на срок от одного до двух месяцев.
Черчилль, самый красноречивый среди присутствующих, заметил, что за круглым столом заседания сосредоточена невиданная в мире мощь и история находится в руках присутствующих. Черчилль был прав по существу, но эта мощь уже распределялась между тремя участниками неравномерно. По мере того, как Советская Армия в жестоких боях сдвигала линию фронта на запад, Советский Союз становился одной из двух величайших мировых сил. Исторически относительное падение мощи Британии продолжалось, СССР и США выходили на позиции двух лидирующих членов мирового сообщества.
На конференции сложилась такая ситуация, когда американская и советская делегации, выразив желание окружить Германию с двух сторон и найдя (уже утром первого дня) понимание во вопросе о судьбе колониальных владений, выступили против тенденций, олицетворявшихся Черчиллем. Премьер-министр, при его исключительном чувстве истории, понимал, что ведет арьергардные бои от лица всего западноевропейского центра, и он постарался использовать все дипломатические возможности. Черчилль решил не идти напролом, он кротко согласился с тем, что высадка во Франции начнется в условленный срок. Но до означенной даты еще полгода. Следовало подумать о находящихся в руках возможностях. Месяц-два в случае с «Оверлордом» (высадкой во Франции) не меняли общего стратегического положения, но за эти недели можно было многого добиться на Юге Европы: нажим на Турцию с целью вступления ее в войну против Германии, укрепление югославского плацдарма на Балканах.
При всем стремлении Рузвельта на данном этапе найти взаимопонимание с СССР, он еще не совсем оставил идею решения «русской задачи» посредством выхода американо-английских войск навстречу Советской Армии в Восточной Европе. Поэтому он (довольно неожиданно) предложил рассмотреть возможность поддержать югославов крупными силами и выйти на центрально-европейские равнины с юга.
Сталин бережно относился к достигнутому, как ему казалось, пониманию с американцами. Поэтому он, как бы не замечая «югославских авантюр» Рузвельта, резко выступил против Черчилля и его идей удара по «мягкому подбрюшью». Совместными усилиями американская и советская делегации преодолели «балканский уклон» Черчилля. (Нужно сказать, что и у англичан, столь подозрительных в этом отношении, не возникло опасений по поводу советской политики в отношении Балкан. По возвращении из Тегерана командующий генеральным штабом Брук сообщил военному кабинету об «очевидном отсутствии интереса» у СССР к Балканам).
Оставленный американцами, Черчилль был прижат к стене вопросом Сталина: «Верит ли премьер в «Оверлорд» или «говорит это лишь для успокоения русских?» Англичане не имели выбора. 30 ноября Черчилль официально поддержал высадку в Северной Франции в мае 1944 года.
Лидеры трех величайших стран, решив главный насущный вопрос, могли немного заглянуть в будущее. Рузвельт высказал заинтересованность в послевоенной оккупации части Европы американскими войсками. Географически его интересы простирались на северо-западную Германию, Норвегию и Данию. Рузвельт рассчитывал иметь в Европе оккупационные силы размером около миллиона человек. Сколько времени они будут стоять в Европе, было неизвестно. Пока Рузвельт говорил об одном – двух годах.