В те самые месяцы, когда специалисты и оборудование были так нужны на фронтах, американцы построили в Саудовской Аравии огромный аэропорт Дахран. Активность американской дипломатии на этом направлении была так велика, что в исследовании государственного департамента Ближний Восток назывался «новой американской границей». Прежние владельцы региона – англичане забеспокоились, прежде всего, за свое влияние в Иране и Ираке (Саудовская Аравия уже частично была «списана» в свете американского финансово-политического вторжения в нее). Президенту Рузвельту пришлось успокаивать в этом отношении англичан и пойти на ряд уступок. Благодарный Черчилль, который всегда предпочитал раздел сфер влияния, выразил признательность Рузвельту: «Большое вам спасибо за уверения в том, что вы не имеете виды на наши нефтяные поля в Иране и Ираке. Позвольте мне отблагодарить вас самыми надежными уверениями в том, что мы не будем пытаться зариться на ваши интересы и собственность в Саудовской Аравии».
С точки зрения Черчилля война уже прошла свой пик и следовало готовиться к последующему миру. Обозначить его контуры он желал прежде всего со своим американским союзником. 5 сентября 1944 г. Черчилль в очередной раз отправился за океан на огромном корабле «Куин Мэри». На нижних палубах было размещено много раненых американских солдат. Черчилль ехал с большой свитой. Главная задача и главная проблема, которую он хотел обсудить с президентом Рузвельтом – совместное создание атомной бомбы. Во время одной из вечерних бесед на корабле Черчилль обратился к будущему (его слова были записаны одним из присутствовавших – Колвелом): «Премьер-министр сделал много мрачных предсказаний относительно будущего, говор, что старой Англии предстоит в будущем немало темных дней, и ему нечего больше сказать английскому народу. Все, что он должен сделать сейчас – это окончить войну и вернуть солдат домой. В материальном и финансовом плане перспективы очень мрачные». Разговоры о мрачном будущем Англии велись в время обеда, о котором тот же Колвелл написал: «В меню предлагались омары, консомэ, жареная индейка, дыня, несколько сортов сыра, множество фруктов и прочие; ко всему этому подавалось шампанское 1929 года и бренди 1870 г. Все это делало беседу о грядущих сложностях несколько нереальной».
Посреди океана в ходе дискуссий со своим генеральным штабом Черчилль настаивал на необходимости для британских войск выйти в Центральную Европу до прихода советских войск. Он перечислял факторы, благоприятствовавшие этому. Венгры готовы сражаться до последнего против русских, но они сдадутся «английским войскам, если мы придем вовремя». По политическим причинам «чрезвычайно желательно, чтобы британские войска вошли в Югославию и продвинулись севернее и северо-восточное в Центральную Европу». Однако у англичан не хватало сил для реализации такой стратегии. Генерал Уилсон с цифрами в руках доказал, что все английские силы на Балканах завязаны в Греции, где они борются с левыми. Незначительные резервы не позволят им двигаться к Северной Адриатике, не позволят высадиться в северной части Югославии для продвижения в сторону Венгрии.
Черчилль и Рузвельт встретились 11 сентября 1944 года во второй раз в Канаде. Эта встреча в Квебеке была восьмой встречей Черчилля и Рузвельта за годы войны. Во весь рост вставал вопрос послевоенного устройства. Союзные войска уже практически вытеснили немцев из Франции и Бельгии, они стояли перед «линией Зигфрида», перед ними лежала Германия. Обретало черты реальности мнение некоторых военных, что война может окончиться к концу года. Черчилль начал встречу патетическим введением: «Будущие историки будут самым внимательным образом изучать послетегеранский период… Все, чего мы касаемся, превращается в золото». Данная конференция была целиком посвящена послевоенным вопросам.
Внимание присутствующих на конференции в Квебеке было направлено на европейский театр военных действий. Утром 12 сентября войска первой армии Соединенных Штатов пересекли германскую границу к западу от Аахена. Все глаза смотрели сюда, кроме Черчилля, который интересовался более всего Балканами. Перед ним были «донесения Бонифаса» – прочитанные германские секретные радиопереговоры, из которых значилось, что на Балканах появляются дополнительные возможности – немцы начали отводить войска. Английские военные авторитеты говорили, что «в этой ситуации можно выйти в район Любляны и попытаться пройти севернее». Однако сделать это лишь своими силами англичане уже не могли. Черчилль прямо сказал Рузвельту 13 сентября 1944 года на первом пленарном заседании «Октагона» (так он назвал вторую конференцию в Квебеке): «Усилия Британской империи достигли пика в то время, как усилия ее великого союзника все более увеличиваются».
На этой встрече Черчилль поставил вопрос о «сдерживании» СССР в Европе в практическую плоскость. Он указал Рузвельту на «опасное распространение русского влияния» на Балканах. Обстоятельства капитуляция Румынии и Болгарии делали постановку этого вопроса безотлагательной. Следовало усилить давление на немцев в Италии, выйти к Триесту и Фиуме с дальним прицелом в Вену. Рузвельт с пониманием слушал Черчилля. Принимая австрийского эрцгерцога Отто, он сказал: «Нашей главной задачей становится не допустить коммунистов в Венгрию и Австрию». Рузвельт одобрил план Черчилля дислоцировать английские войска в Греции. Официальная стенограмма конференции зафиксировала его аргументы в пользу того, чтобы «достичь Вены как можно быстрее и самым легким путем. Если это окажется невозможным, нам все же следует укрепиться в Истрии и мы должны оккупировать Триест и Фиуме. Движение правого фланга союзнических войск в Европе могло бы хотя бы в некоторой мере блокировать расширение зоны влияния русских на Балканах». Рузвельт подписал инструкцию, предписывающую генералу Г.Вильсону, в случае неожиданного краха Германии, оккупировать четырьмя дивизиями Австрию. Рузвельт и Черчилль не скрывали, что их действия несут политическую нагрузку. В Лондон Черчилль направляет телеграмму, что с радостью воспринял реакцию американцев, которые, как оказалось, также готовы начать движение в направлении Вены, если война будет продолжаться достаточно долго. «Я испытал облегчение, встретив со стороны американцев понимание наших идей».
Черчилля беспокоило будущее Германии. В конце первого совместного заседания американской и британской делегаций он указал, что «мысли о мягком обхождении с Германией нетерпимы для англичан». Английский народ потребует жесткой политики в отношении немцев. Германскому рабочему будет позволено получать лишь небольшое вознаграждение за свою работу. Самые злостные элементы нацистской системы, такие гестапо, а также «молодые фанатики должны быть депортированы для работы по восстановлению разрушенных областей Европы». Эти идеи совпадали с воззрениями министра финансов в правительстве Рузвельта Моргентау, который выдвинул план расчленения Германии и ликвидации некоторых областей германской промышленности. Желая привлечь на свою сторону англичан, Моргентау говорил, что нейтрализация немецкой промышленности в Руре должна помочь экспорту британских товаров. По мысли Моргентау, демонтаж германской индустрии должен был гарантировать, по меньшей мере, двадцатилетнюю гегемонию в Западной Европе Англии. Этот демонтаж должен был развеять страхи Советского союза перед германской мощью и перед Западом в целом (а также перед тем, что США или Англия готовы восстановить германское могущество в своих целях). На этом этапе Рузвельт также хотел жесткой политики в отношении Германии. «Мы должны быть твердыми в отношении Германии, я имею в виду немецкий народ, а не только нацистов. Мы должны либо кастрировать немцев, либо обращаться с ними таким образом, чтобы они не могли воспроизводить население, которое хотело бы продолжать свой прежний путь». Рузвельт отверг как неудовлетворительный план обращения с Германией, предложенный американскими военными. «У меня складывается впечатление, что Германия не должна быть восстановлена как Нидерланды и Бельгия… Каждый в Германии должен понять, что на этот раз Германия является поверженной нацией».
Размышляя о балансе сил в Европе, Рузвельт начал приходить к мысли, что Англию следует сделать главным поставщиком стали для Европы в следующие двадцать-тридцать лет. Черчилль в том же ключе говорил, что Германия могла бы существовать будучи сельскохозяйственной страной – как это было до ее индустриализации. Индустрия Рура и Саара должна быть «закрыта», а специальному международному наблюдательному совету следует поручить контроль над реализацией этого плана. Черчилль заключил свое размышление следующим образом: «В конце концов, на кону стоит будущее моего народа, и если мне приходится выбирать между моим народом и немецким народом, я выберу свой народ».
В Квебеке события развивались в пользу плана Моргентау. С одной стороны, Черчилль выразил крайнюю озабоченность экономическим положением Англии после войны, местом его страны в Европе. С другой стороны, посол Гарриман сообщал из Москвы, что русские крайне озабочены гарантиями своей безопасности в Европе. Моргентау сказал в эти дни Рузвельту: «Россия боится того, что мы и англичане собираемся заключить «мягкий» мир с Германией и восстановить ее как будущий противовес России». В свете этого, демонтаж германской мощи виделся логическим ответом, удовлетворяющим и англичан и русских.
Присоединение Черчилля к «плану Моргентау» повлияло на решение Рузвельта выбрать для оккупации юго-западную часть Германии. (Прежде он настаивал на северо-западе, где имелся более открытый доступ к портам). Во-первых, он пришел к заключению, что получение Англией (привилегированным, но ослабевшим союзником) зоны оккупации в непосредственной от себя близости укрепит ее общие европейские позиции. Во-вторых, и это, видимо, самое главное, он утвердился в мысли, что размещение американских войск в южной Германии, граничащей с Чехословакией, Австрией, Францией и Швейцарией даст Соединенным Штатам несравненно более мощный европейский рычаг. Присутствие США станет не маргинальным, а ключевым фактором европейской ситуации. Черчилль рад был этой перемене – он желал иметь германский северо-восток в качестве гарантии от восстановления германского флота. Он также думал о тесном союзе с Голландией. Он размышлял и о более широком союзе. Премьер-министр говорил Элеоноре Рузвельт и адмиралу Леги 19 сентября, что «единственной надеждой на длительный мир является соглашение между Великобританией и Соединенными Штатами по предотвращению международной войны посредством использования объединенных вооруженных сил».